Целью кружка было возможно большее ознакомление широких слоев московской публики с творчеством классиков русской музыки, а также с произведениями современных композиторов, поэтому часто исполняли малоизвестные, а иногда и совсем раньше не исполнявшиеся вещи.

Программы преследовали широкую музыкально-просветительную цель. Ввиду этого участвующие в концертах отошли от некоторых укоренившихся концертных традиций: так, например, в одном и том же концерте участвовали два или даже три певца с однородным голосом, что в любом другом концерте сочли бы невозможным; кумир публики Собинов многократно выступал первым номером программы.

Не мог Сергей Васильевич не знать об эстетических принципах, положенных в основу деятельности кружка, и отклонения от установившихся традиций не могли не привлечь его симпатий.

Однако по свойству своего несколько замкнутого характера он скорее был способен уклониться от новых знакомых, чем их искать самому. Это, вероятно, и было причиной того, что он лично познакомился с Керзиными только в 1903 году по инициативе Марии Семеновны, пригласившей Сергея Васильевича 14 февраля на концерт. В этом концерте товарищ Рахманинова Максимов играл его Прелюдию. Знакомство Рахманинова с Керзиным в скором времени приняло характер дружеских отношений. Аркадий Михайлович привлекал Сергея Васильевича своей беззаветной любовью к русской музыке и своим бескорыстным стремлением к ее популяризации.

После личного знакомства с Керзиными Рахманинов впервые выступил 18 января 1904 года в концерте кружка, исполнив вместе с А.А. Брандуковым свою Сонату для фортепиано и виолончели ор. 19.

Керзины давно мечтали включить в программы концертов симфоническую музыку, но осуществить эту мечту им удалось только с помощью Рахманинова, очень горячо откликнувшегося на их призыв.

Организовать симфонический концерт – дело не простое, а требующее расходов по оплате оркестра за репетиции и концерт, за помещение и многое другое. Чтобы получить необходимые средства, решено было выпустить отдельный абонемент на симфонические концерты. И вот в марте 1904 года, одновременно с объявлением абонемента на вокальные концерты сезона 1904/05 года, был объявлен абонемент и на симфонические концерты под управлением Рахманинова.

Абонентам было предоставлено право приобретать билеты на оба цикла концертов или, по желанию, на какой-нибудь один. Керзины волновались, не зная, сколько же человек подпишется на симфонические концерты, но результаты превзошли самые смелые ожидания. Из двух тысяч абонентов один подписался только на симфонические и один – только на вокальные концерты. Остальные 1998 абонентов подписались на оба цикла. Все абонементы разошлись в первые же два дня после их объявления.

Симфонические концерты прошли с исключительным, небывалым успехом; это был настоящий триумф Рахманинова-дирижера.

В это время Сергея Васильевича сильно тянуло к творчеству, но работа в Большом театре, концертные выступления, весь уклад московской жизни с постоянными посещениями родственников, друзей и знакомых, служил тому непреодолимым препятствием. И вот он решился на крутой переворот в своей жизни: временно порвал со всем, что связывало его с Москвой, – Большим театром, концертами, институтами и прочими делами – и уехал весной в Италию (сперва во Флоренцию, затем в Марина-ди-Пиза). После лета, проведенного в Ивановке, Рахманиновы обосновались в Дрездене, где они прожили три года, приезжая только на лето в Ивановку, а Сергей Васильевич еще и зимой для гастрольных концертов в Москве и других городах России.

С большим сожалением прерывает он на некоторое время дирижирование симфоническими концертами Кружка любителей русской музыки, в особенности зная, какое огорчение он причиняет Керзиным. Однако связь как с кружком, так и с его основателями у него не порвалась. Сочиненные им в августе – сентябре 1906 года Пятнадцать романсов ор. 26 он посвящает Марии Семеновне и Аркадию Михайловичу Керзиным. Романсы эти предполагалось исполнить в одном из концертов будущего сезона.

Концерт несколько раз откладывали из-за болезни Аркадия Михайловича, а затем Гольденвейзера, который аккомпанировал всем певцам, и состоялся только 12 февраля 1907 года. Романсы успеха не имели, и отзыв об этом прочел Сергей Васильевич в «Русских ведомостях» еще до получения письма Марии Семеновны и других писем от родных и знакомых.

Во время этого концерта меня в Москве не было, и я исполнения романсов не слышала, но мне кажется, что если публика проскучала весь вечер и осталась равнодушной, слушая такие романсы, как «Пощады я молю», «Я опять одинок», «Ночь печальна», «Проходит все» и «У моего окна», то вину следует возложить не на автора, а на исполнителей.

Я уже раньше говорила, что Сергей Васильевич всегда знакомил нас, то есть Наташу, Соню, Володю, моего брата и меня, со своими новыми сочинениями. Если все были вместе, то он играл для всех сразу, но если кого-нибудь не было, то он играл для того отдельно. Так, романсы ор. 26 Сергей Васильевич играл лично для меня. Помню, что он меня спрашивал о впечатлении, которое произвели на меня некоторые романсы, об их доходчивости до слушателя. Помню также потрясяющее впечатление от исполнения романса «Кольцо». Когда Сергей Васильевич показывал свои романсы, он всегда их напевал. Романс «Кольцо» я слышала в его исполнении всего один раз, так что через полстолетия, конечно, не могу рассказать никаких подробностей. Осталось в памяти только ощущение огромного впечатления. От фортепианного сопровождения Сергея Васильевича буквально дух захватывало. Очень жалко, что этот романс, из-за его исключительных вокальных и пианистических трудностей, предан полному забвению.

В сентябре 1910 года, в связи с работой моего мужа в Саратовском университете, мы переехали в Саратов. Я очень скучала по Москве и по семье Рахманиновых, и уже в конце октября поехала навестить моих друзей, а в конце декабря 1910 года Сергей Васильевич, к моей большой радости, приехал в Саратов. Приезд его был связан с порученным ему главной дирекцией Русского музыкального общества обследованием Саратовского музыкального училища, которое возбудило ходатайство о реорганизации его в консерваторию. Остановился он, конечно, у нас. Жили мы в отдельном флигельке в пять комнат на Угодниковской улице.

Роль инспектора совсем не подходила Сергею Васильевичу и была ему на сей раз особенно неприятна, потому что музыкальный уровень училища произвел на него неблагоприятное впечатление и ничего хорошего он о нем сказать не мог. К своей миссии он относился со свойственной ему щепетильностью, виделся с директором и преподавательским персоналом училища только на официальных показах и совещаниях, никаких приглашений ни от кого не принимал и все свободное время проводил дома у нас. Сомневаюсь, сообщал ли он кому-нибудь в Саратове, где он остановился.

Пребывание наше в Саратове продлилось всего девять месяцев. В мае мы уже возвратились в Москву. В связи с переменой квартиры мы все лето прожили в городе. Проезжая по каким-то делам из Ивановки через Москву, Сергей Васильевич несколько дней провел у нас.

Приблизительно в 1910 году Александр Александрович Сатин передал Ивановку Сергею Васильевичу и своему сыну Владимиру, с тем чтобы они ежегодно выплачивали ему известную сумму на жизнь.

Александр Александрович был довольно неудачным сельским хозяином, и дела Ивановки находились в очень расстроенном состоянии. Сергей же Васильевич, раз взявшись за какое-нибудь дело, всегда отдавался ему с увлечением, интересом и чувством ответственности. Так случилось и в отношении управления Ивановкой. Он решил коренным образом перестроить все хозяйство, внести разные улучшения, чтобы все у него было «по последнему слову науки и техники». В этих планах многое, вероятно, было нереально, неисполнимо и относилось больше к области мечтаний.

Приведу два письма Сергея Васильевича к моему брату, которые отражают его увлечение сельским хозяйством.

Брат мой после окончания Петровской сельскохозяйственной академии заведовал в Пензенской губернии большим имением Чернышево, принадлежавшим семье Уваровых. Сюда Рахманинов и пишет ему 1 апреля 1911 года: