Радости поубавилось. Все выстроились в два ряда посреди бального зала: мужчины сзади, барышни впереди. «Что за редкостные бараны», — гневно подумала Джорджи.

Они ждали. И ждали. Спустя целых пятнадцать минут донеслись звуки приближавшихся шагов. Дверь распахнулась, и вошли уверенные модные аристократы, щебетавшие между собой. «Пришли поглазеть на подчиненных», — угрюмо подумала Джорджи.

Первой шагала величавая леди Дансмор, одетая в темно-синее платье, на голове покачивались длинные серебристые перья. Дансмор, высокий, бледный, худой, с ярко выраженным вдовьим пиком, вошел следом за ней. Облаченный во все черное, по мрачности он ничем не уступал священнику.

Гости лепетали, кидали любопытные взоры на неподвижных гуляк. Среди них был и Харланд, выглядевший роскошно и недосягаемо в прекрасных одеждах, рубиновая брошь в складках платка напоминала густую каплю крови.

Джорджи мельком глянула на Тилли Браун. Глаза у нее уже не искрились. Несмотря на прекрасное настроение в самом начале, при виде дам в превосходных платьях и с длинными перьями она вновь ощутила себя неказистой и заурядной. Хотелось развернуться и убежать, закричать: «Идите к дьяволу со своим приемом!», бросить мясной пирог в голову лорду Харланду, что крутил черную шелковую ленту монокля и весело оглядывался.

Красивый привилегированный павлин.

В этот самый миг Джорджи уже не хотела у него служить. Как и влиться в их ряды. Она хотела отрешиться от сей иерархии, затосковала по равноправному обществу. Сие изумило, ибо, несмотря на то что ее растили в театре, иногда она чувствовала себя там не в своей тарелке.

Актеры всем сердцем любили театр. Джорджи не любила. Ей там нравилось, но порой она мечтала о другой жизни. В порыве откровенности она сознавалась себе, что отчасти притязания на права по рождению — это шанс изведать, что можно жить по-другому.

— Добрый вечер, — изрек Дансмор, после чего гости смолкли. — Надеюсь, вы не против, что мы заявились. Мы с матушкой хотели лично пожелать вам веселого Рождества и поблагодарить за усердный труд в минувшем году.

Он улыбнулся, но, судя по виду, смущался. Джорджи позабавило, что Дансмор — ее кровь, а стоявшая рядом с ним женщина — ее тетя.

— Если не возражаете, — продолжил Дансмор, — мы присоединимся к вам на несколько танцев, а потом оставим вас праздновать. — Он шагнул вперед. — Миссис Уатт, окажете мне честь?

Миссис Уатт склонила голову и сделала шаг вперед.

Леди Дансмор приглашения на танец ждать не стала. Она перевела властный взор на мистера Дженкинса, который послушно протянул руку.

Вслед за тем гости вместе со слугами выстроились рядами. Оставшиеся мужчины первым делом обратили взгляды на камеристок, а Харланд подошел к простоватой посудомойке, коей не больше шестнадцати, и одарил великолепной улыбкой, приглашая на танец. Сие типично для Харланда — нарушать традиции и делать по-своему. Однако Джорджи улыбнулась уголком губ, ибо это любезно с его стороны. Посудомойку переполнила радость.

Джорджи хотела отыскать Тилли, но наткнулась на привлекательную женщину лет тридцати пяти с рыжеватыми волосами, в довольно смелом платье из золотистого шелка и сетчатой ткани. Она надменно вскинула бровь и ждала.

— Позволите пригласить вас на танец, мэм? — решительно поинтересовалась Джорджи.

Поверх плеча женщины Джорджи увидела, что Тилли встала в ряд вместе с гостем и устремила на нее печальный взор.

— Я уж думала, вы никогда не предложите, — иронично отозвалась женщина, оглядывая Джорджи с головы до ног. Джорджи подставила локоть, а женщина взяла ее под руку. — Я миссис Марш. А вы?

— Мистер Феллоуз, мэм. Камердинер лорда Харланда.

— Счастлива познакомиться, мистер Феллоуз. Ни за что бы не подумала, что вы служите у Харланда. Вы бы больше подошли Осборну.

Она улыбнулась, привлекая внимание к губам, накрашенным красной помадой, что размазалась тонкими полосками. Следовало нанести пудру над верхней губой, чтобы помада не растекалась. Зато у нее красивое платье, хоть и довольно смелое для сего приема. Джорджи пришлась по вкусу жесткая сетчатая ткань; хотелось потрогать, дабы проверить качество. Судя по виду, ткань дорогая. Леди Дансмор, стоявшая напротив, бегло посмотрела на платье миссис Марш и нахмурилась. Джорджи решила, что, если получится, она выкажет миссис Марш приязнь.

Это оказалось не слишком сложно. Поговорить толком не удавалось, тем не менее при каждом повороте миссис Марш бормотала ироничные и потешные замечания Джорджи на ухо.

— Уверена, вы счастливы, что мы испортили вам вечер, — при первом повороте сказала она, засим добавила: — Не переживайте, сильно увлекаться мы не станем. Скоро вы повеселитесь. — Чуть позднее она продолжила: — Хотя так и тянет остаться. — Она смерила Джорджи оценивающим взглядом. — Вам нравятся женщины, мистер Феллоуз?

— Мне нравятся и мужчины, и женщины, — невозмутимо отозвалась Джорджи при следующем повороте. — У всех есть достоинства.

— Согласна, — сверкнула глазами миссис Марш. — Пороки тоже есть. Я предпочитаю пороки. А вы?

Джорджи не сумела сдержать смешок. Всему виной лукавая улыбка и то, сколь издевательски и язвительно она произнесла слово «пороки». Она напоминала Лили. Миссис Марш тоже залилась смехом. Несмотря ни на что, Джорджи расслабилась.

Натан не мог оторвать от нее глаз. Нерешительность, сдержанность, к коим он привык, сегодня испарились. Волосы ярко и пленительно блестели в свете свечей, бледная кожа сияла. Завораживали каждое движение, изящная сила, на удивление выразительное лицо. Он беспрерывно представлял, каково это — обнажить женственные изгибы, скрывавшиеся под одеждой.

С ней заигрывала Лидия Марш, улыбаясь уголками накрашенных губ. Ее ни капли не смущало внимание хищной дамы. Феллоуз отвечала на бесстыдное кокетство, смеялась вместе с Лидией. Может, она все-таки сапфистка?

Натан с трудом перевел взор на простушку Полли, смотревшую на него лучистыми глазами.

— Ты очень хорошо танцуешь, Полли, — улыбаясь, солгал он.

— Спасибо, милорд, — прошептала она и в очередной раз запнулась о его ноги.

Жаль, танцевал он не с ней. Вышло бы то еще зрелище, учитывая, что они оба в бриджах. Может, Феллоуз захотела бы вести? Судя по всему, получалось у нее недурно.

Когда танец закончился, он склонился над рукой Полли, проводил ее до стола с закусками, где ждали друзья, и перед уходом принес бокал пунша.

Танцевал он больше часа, постоянно возвращаясь к ней взором. Феллоуз же не взглянула на него ни разу. Казалось, партнерши ее увлекали. Она светилась счастьем. Как только они очутились в одном ряду, Натан уловил удивленный хохот. Чудесный и заразительный. Улыбалась она не только губами, но и глазами, взор устремила на партнершу, призывая посмеяться вместе с ней. При одном лишь взгляде на нее Натан улыбнулся уголками губ.

Чем больше спрятанного он видел, тем более привлекательной ее считал. Хотелось не только раздеть, но и обличить яркую, обаятельную женщину, обнажить каждую часть тела и жадно осмотреть.

Натан мог бы на всю ночь остаться на балу — наверху все равно ждали унылые увеселения, — но все же настало время уходить. Дансмор вышел в центр бального зала и произнес скучную речь, ничем не отличавшуюся от первой. Всем пришлось вернуться наверх, позабыв про музыку, болтовню и смех. Вернуться в холодную гостиную, к остывшему чаю, скверному бренди и игре в шарады.

Покидая зал, Натан бросил взгляд через плечо. Феллоуз стояла рядом с миловидной барышней в желто-зеленом платье, склонившись над ее рукой. На миг он изумился. Неужели девушка не видела, кто перед ней стоял?

Почему он сам не видел?

Глава 12

Ранним рождественским утром Натана разбудил скрип двери.

Феллоуз вернулась с бала, держа в одной руке свечной огарок, а во второй — туфли. Он лежал неподвижно, наблюдая, как она тихо кралась мимо него.