Эмили мечтала стать доктором, она рассказывала, что с одиннадцати лет каждые каникулы обучалась медицинскому делу у талантливого целителя, знакомого ее отца.

Я потеряла Эмили шесть лет назад. Нам было тогда по 18, и я решила сбежать. Я просила ее бежать со мной, но Эмили не смогла бросить Анну, хоть я и говорила, что заберем ее позже. Тогда мы сильно поругались, и я ушла одна. Но, за те дни, пока я была в изоляции, Эмили исчезла. «Сестры» сказали, что она неожиданно заболела и ее отправили в городскую больницу, но потом, она не вернулась, даже спустя месяц. На все вопросы о ней «сестры» огрызались, что это не мое дело.

Эмили, как я надеюсь, что у тебя все хорошо… Хотя, ты сообщила бы мне о себе, нашла бы способ. Значит ты тогда попала в беду…

Но может, тебе удалось сбежать …

Вопросы…

Эмили и Анна — были моими лучиками света в темном царстве тюрьмы-приюта.

Ладно, хватит. Надо брать себя в руки, Анну я просто обязано спасти. О ее побеге не было и речи, я готовила девочек к жизни как могла, я обучала их математике, биологии, физике, литературе, вспоминая писателей и поэтов своего мира, не уточняя, что ти произведения и знания я получила "дома". А еще, меня радовало, что в этом мире законы физики в приоритете и работают, как и в моем прежнем мире. Обнадеживало и то, что магия присутствует незначительно, только в зачарованных предметах — артефактах.

Воспитанниц было немного, и за всех, особенно старших, среди которых была Анна, я могла поручиться.

Они доверяли мне. И да, я говорила, наученная горьким опытом, что побег — это последнее дело, а еще гиблое и лишенное смысла…

Конечно же, я отдаю себе отчет, что Джон был прав, вернув тогда меня обратно. Но после того случая на него залегла горькая обида.

Он вернул меня, с видом важного и порядочного стража закона, читал морали о том, что мой поступок был глупым и опасным. И это в 23 года-то. Закончил академию понимаешь-ли, отличник, и весь такой беспринципный.

Ну и как он должен был поступить? Отпустить? Не найти меня?

Выслушать! Понять!

Я понимаю — он не мог поступить иначе, так за что я на него обиделась? И ведь не простила… Сколько еще наши дороги пересекались. Да, я изрядно обила порог управления, и мэрии, пытаясь улучшить жизнь воспитанниц, обратить внимание на плохие условия содержания приюта и найти Эмили. «Активистка, выскочка» — как сказали бы мне в моей Земной школе, так называли и здесь.

Мне было очень стыдно, когда Джона вызывали задержать «буйную гимназистку-активистку», которая не давала прохода мэру, терроризируя его. Джон был тогда таким уставшим, с разбитым глазом, после очередного задания, взял с меня объяснительную и обещание, что больше я сама не пойду к мэру, и он поможет мне сам. Только обещать и может. Зачем ты тогда вернул меня, почему… почему что? — интересный вопрос, который я задавала себе. Неужели мне хотелось, чтобы он тогда меня спас, и… не отдал. Но почему такие мысли вызывает именно он?

Я признаю, что той наивной девочке, которая верила в сказки и существование прекрасных принцев, очень хотелось, чтобы такой красивый, высокий и загадочный «принц» спас ее, защитил, а не вернул в лапы сотрудников приюта. И долгое время после, я все ждала, что он раскается в своем «жестоком» поступке и «спасет» меня. Это были какие-то «розовые» мечты маленькой девочки, которая верила в прекрасные истории.

Как же это все печально-смешно, ведь «принц» об этом даже не догадывался… он не знал, что его романтизируют, приписывают ему несуществующие черты и обижаются на него за то, что он это не почувствовал… Что его ждут. Что его жду я… В то время он работал, и день, и ночь, и до сих пор остался загадкой, что скрывается в сердце этого бесчувственного трудоголика. Нет все не так. Это слова обиженной девочки, той 18-летней, а сейчас прошло гбольше шести лет с того дня. И Джон очень много трудится… мне так стыдно сейчас перед ним, за свои мысли, стыдно за те моменты, когда его вызывали, и замученный, и уставший, он приезжал «спасать мэра» от назойливой девчонки… Но на самом деле, получается, спасал меня, не давая в обиду своим коллегам. И каждый раз я обещала ему не влезать больше никуда. Но вот, я опять берусь за старое.

— Мисс Эверинд! — окликнуло меня его директорское высочество, — Только не говорите, что вы опять были у законников, чего вы добиваетесь, чтобы приют закрыли, аваших горяче-любимыхгимназисток вышвырнули на улицу?

Надо же, я надеялась в свой выходной его не встретить. Теперь слушать его «переживания», которые, определенно, не касаются воспитанниц.

— Если вернуть время назад, я бы ни за что не купился на ваши жалкие просьбы и не дал бы вам место преподавателя, а в тот же день отдал бы вас замуж за ревизора Макзакграуфа, как и собирался, и была бы у меня сейчас безмятежная жизнь, — ну-ну, он хотел сказать «продал бы» и получил бы «блат», деньги и мои проклятья.

Слаг достал смятый носовой платок и протер им свое запотевшее раскрасневшееся лицо. Он подошел ближе, стараясь заглянуть мне в глаза, что на самом деле делал с трудом, ведь был ниже, а я, к слову, считалась в своем мире девушкой высокой. Слаг рядом со мной напоминал персонажа Весельчака из советского мультика. Это сравнение заставило меня предательски растянуть улыбку.

— Ухмыляетесь, — Слаг прищурил свои хитрые маленькие глазки, — вы тогда убедили меня, что я не пожалею, взяв вас в сотрудники, что вы наделены «талантами преподавания». Да я признаю, вас слушаются воспитанницы, — с некой завистью и долей презрения заявил директор. А я вспоминаю, что он взял меня на работу после того, как уволились две преподавательницы после его приставаний. И он, скрипя мелочным сердцем, дал мне несколько дисциплин и не платил ни гроша.

— Мисс Эверинд, то, что вы так рьяно разбазариваете секреты «Глемта» не делает вам чести. И, мне кажется, вы скоро добегаетесь. Что, этот ваш, как его, ищейка, вам не поможет!

Чести? Кто бы говорил. Я мысленно закатила глаза, улыбнулась или даже оскалилась:

— Не беспокойтесь… за честь! — я быстро отошла в сторону к своему кабинету, да и Слагу не было дела до гимназии.

Я заглянула в свой блокнот прочла: «12 воспитанниц»

Болью отозвалось «одиннадцать».

Нина Эверинд

— Мисс Эверинд, — окликнули меня две воспитанницы из средних классов. Я остановилась перед своим кабинетом.

— На следующей неделе, на уроке литературы, расскажите нам снова "Ромео и Джульетта". Пожа-а-алуйста, — протянула Полли, сделав большие щенячьи глаза.

— Нет, лучше "Евгений Онегин" — перебила ее Томми, — это наши самые любимые романы, такие нигде не найти, только в вашей памяти! Девочки из класса тоже очень хотят услышать.

Ох, что они со мной делают. Маленькие романтичные принцессы. Улыбнулась им, хоть внутри было очень тревожно и больно в свете последних произошедших событий. Мои воспитанницы уже вступили в возраст, когда сердце уже хочет любви, чувств и эмоций, но рядом нет "того самого прекрасного принца". Да и вообще, нет родных, которые дарят любовь. Мы только есть друг у друга. Глядя на их много раз перештопанные платья, пообещала, что добьюсь хороших условий для приюта. И воспитанницы гимназии для сироток состоятся в жизни. Найду только Анну…

— Хорошо, девочки, я обязательно вам расскажу еще раз эти произведения, — обнадежила их я, — но вы мне поможете, и мы сделаем разбор личностей всех героев и обсудим, почему Евгений Онегин — весьма поверхностный человек, и уж точно не будем его романтизировать.

— Обещаем, Нина! — хором ответили девочки, убегая со всех ног, рассказывать радостную весть своим одноклассницам.

Что поделать, любят юные сердца произведения про любовь, пусть даже, несчастную.

Пообещав себе с начала недели заняться обучением воспитанниц (а значит, у меня будет стимул найти Анну), собиралась было отправиться оглядеть прилежащие территории приюта, но прежде, выпросить Слага подать заявление о пропаже воспитанницы, как…