— Ты останешься здесь до полуночи, — спокойно проговорил Теодор, когда дверь за Поллуксом закрылась. — При любом малейшем движении или попытке проникнуть в палату убей её.

На этих словах Селвин излишне громко выдохнул.

— Если ты не получишь никаких вестей до полуночи, то убей её, — так же хладнокровно продолжил Нотт, разворачиваясь к своему врагу лицом. — Я разберу ваш клан на кирпичи и найду вторую… — он проглотил слово, ощутив, как по трахее прокатились короткие спазмы. — Я готов положить на это всю оставшуюся жизнь, если потребуется. Мне больше нечего терять.

В глубине глаз напротив Теодор прочитал жгучую ненависть, но заботиться о чужих чувствах не входило в его компетенции. Он убийца и преступник. Его можно презирать, бояться или недолюбливать, но не игнорировать. Вероятнее всего, он не сможет выиграть эту войну, но заберет с собой всё, что было дорого Поллуксу, переломав костыли хрупкого мира и обнажив теневую сторону.

— Жди новостей, — сквозь зубы выдавил Селвин.

Кривая ухмылка коснулась губ Нотта, когда он вдохнул крупицы отчаяния вместе с враждебностью. Чужая боль тонкой прозрачной пеленой покрывала собственную, ненадолго унимая вязкую пустоту, поглощающую разум. Спасать себя от удушья в чьих-то страданиях — не самая большая прихоть Теодора. Кто-то назовет это эгоизмом, а кто-то — извращением, а Нотт отчётливо видел в этом выход, чтобы испытывать хоть что-то. Любая другая жизнь больше не равнялась собственной. Гуманизм полностью исчез из системы ценностей, сменяясь голодом. Эмоциональным неутолимым голодом.

Как только Нотт вышел из палаты, то без лишних прощаний трансгрессировал в ресторан. Помимо заботливого папочки Поллукса, его ожидала другая сторона семейства Селвин — проделки незаконнорожденной дочери. Кабинет Гермионы, как и прежде, казался пустым. Даже стены здесь давили на сознание, напоминая о её присутствии. В воздухе невидимыми лентами протянулся аромат чёрной смородины. От этого не отмахнуться и не спрятаться. Она была где-то внутри клеток: вкус и запах, которые отмечались в ДНКа.

Может ли сознание вопить настолько громко, чтобы заглушать звуки вокруг? Это снедающее ощущение внутри было почти физическим. Теодор мотнул головой, чтобы хоть как-то ощутить реальность. Гадкий ядовитый туман истощающего одиночества начал разъедать кости, но каменное выражение лица осталось прежним. Он направился в общий зал, чтобы оценить обстановку. Работа кипела, как и всегда. Кем бы ни являлась Анжелика, но свои обязанности она выполняла прекрасно. Хозяин ресторана подозвал официанта, уточнив, что до конца дня тот назначается ответственным за зал, а затем вернулся в свой кабинет.

Открыв дверь, Нотт выпустил наружу сдавленные женские стоны. Он устало вздохнул, когда барьер полностью восстановился, изолируя звуки внутри. Хозяин «Красного стула» не мог представлять, что его кабинет будут использовать в качестве пыточной, но Терри с лёгкостью опроверг этот тезис. Многострадальный журнальный столик, который уже повидал женский разврат и мужскую апатию, снова подвергся надругательству. Стоя перед ним на коленях, боком к Теодору, Джонсон обливалась слезами, пока Бут снимал кожу с её шеи, аккуратно выкладывая полоски на стеклянную поверхность напротив. Каждый раз, когда она дергалась от спазмов и боли, Терри несдержанно матерился из-за того, что тонкий голубой лучик из кончика палочки делал края ран рваными.

— Детка, — оттянув её голову назад за волосы, он недовольно прошипел ей на ухо: — Если ты будешь дёргаться, то я расстроюсь. А ты ведь не хочешь меня расстраивать?

Она остервенело замотала головой и порывисто вздохнула, когда солёная влага стекла по свежим порезам. Стоило отдать ей должное: держалась девушка не так плохо, как предполагал Нотт, но уже была сломлена, соглашаясь со своим мучителем. Теодор неторопливо обошёл эту инсталляцию сбоку, никак не реагируя на всхлипы и писки. Он занял место в своём кресле за столом и, достав сигареты, вытащил из ящика стола послания Клауда.

«Во Франции путь к сердцу мужчины лежит через его ум».

Ошибки быть не могло. Итан словно знал заранее, чем это кончится, хотя сам владелец ресторана осознал это совсем недавно. Теперь он понимал, почему наставник промолчал. Нотт бы просто в это не поверил. Ему казалось, что любовь настолько невзрачная и непонятная материя, которую невозможно понять, находясь внутри, не то чтобы разглядеть её извне. Даже когда Грейнджер сама призналась в сговоре с Драко, ему не хотелось верить в это до последнего. Он придумывал оправдания своему другу и верил несносной ведьме о непричастности к убийствам. Теодор настолько сильно идеализировал её в своём сознании, что готов был простить предательство, ложь и все кошмары, которые она принесла в его жизнь.

Даже сейчас. Даже зная. Полностью поглощён.

— Она что-то сказала? — нехотя поинтересовался Нотт, в десятый раз пробегая глазами по ровным аккуратным буквам.

— Да, написала контрзаклятие для Малфоя, — небрежно отпустив волосы Джонсон, хмыкнул Терри, вытирая руки от брызг крови. — Видимо, надеялась договориться мирно.

Теодор поднял на него тяжёлый взгляд, на что Бут достал из кармана сложенный листок и левитировал его на стол главы клана. Нотт недовольно покачал головой, заметив, что край пергамента заляпан бурой жидкостью. Судя по полностью незнакомым строчкам, это стоило отдать на экспертизу более сведующим волшебникам в сфере проклятий. Вероятнее всего, это было проклятие из личного семейного архива Шебри, но удостовериться всё же стоило. Пометка внизу о том, что проклятие призвано только запечатать сознание волшебника, отгородив от внешнего мира, должна была успокоить, но Теодор только подозрительно фыркнул.

— Что-то ещё? — сложив листок пополам, он откинулся в кресле, доставая сигарету из пачки.

— Мадам Грейнджер была в ярости от похищения Паркинсон, когда вернулась из Чиддингфолда, — глядя на то, как Анжелина пытается отдышаться, нехотя протянул Терри. — Она планировала это сделать изначально, но потом передумала.

Нотт нахмурился. Погрязнув в собственных проблемах, идиотизме и интригах, он совершенно потерял из виду своих друзей и происходящее в мире. Конечно, он не должен был нянчиться со всеми, но чувствовал ответственность за поступки Гермионы на собственной шкуре. Причин, по которым Пэнси могла внезапно понадобиться несносной ведьме, было не так много. Рабочие моменты Теодор отмёл почти сразу, а вот личная жизнь могла быть достойным обоснованием, если Грейнджер стало известно о связи Поттера и Паркинсон. Прекрасная возможность держать начальника на коротком поводке. Но так ли сильны там были чувства?

«Ковёр… — чуть было не выпалив это вслух, Нотт беззвучно выругался. — Пятна рвоты на ковре из-за трансгрессии. Беременным ведь это противопоказано…»

Сжав переносицу, Теодор зажмурился. Грейнджер наверняка сразу заметила, что Пэнси в тот вечер не пила, но и трансгрессировать из ресторана второй раз тоже не смогла, а потому попросила Драко вывести её через главный вход. Нотт вспомнил, как официант упоминал, что ей стало дурно от табачного дыма, и она не пожелала проходить дальше. При таком раскладе, её похищение становилось более чем оправданным. Когда у девушки в животе появляется ребёнок, то это увеличивает её ценность в десятки раз. Но вопрос, почему Гермиона разозлилась и отказалась от своей затеи, оставался открытым.

— Однако Пэнси так и не вернулась из дома мадам Грейнджер, — продолжил Бут, лениво зевнув. — А где он находится, — он склонился к несчастной ближе, опираясь ладонями о свои колени, — Анжелика якобы не знает. — Терри протянул руку к девушке, та боязливо попятилась. — Думаю, ещё полчаса, и она нарисует нам карту.

— Сколько таких, как она? — не обращая внимания на девичьи рыдания, спокойно уточнил Нотт.

— Четверо, — без промедлений ответил он, потирая шею и выпрямляясь в полный рост. — Одна в доме Малфоя, одна у Селвина и…

— Репортёрша, которая везде, — закончил за него Теодор, поднимая глаза к потолку.