Само помещение было достаточно большим. С одной стороны громоздились приборы, из которых я узнал только операционный стол с широкими привязными ремнями для пациента, и набор манипуляторов с дистанционным управлением, более тонких, чем те, которые я привык видеть на рабочих субмаринах. Большая часть комнаты, в которой расположили капсулу, была почти пустой, и она выглядела так, будто бы сама операционная первоначально была гораздо меньше. Имелись признаки того, что стена, не менее толстая, чем та, сквозь дверь в которой я прибыл, была разобрана; раньше она располагалась между местом, где я стоял, и операционным столом с приборами. Интересно было бы посмотреть на инструменты, при помощи которых была проделана эта работа.

Как оказалось, мое предположение было верным — меньшее помещение раньше служило операционной для превращения людей в «подводных жителей», и второй шлюз мог присоединяться к люку прибывшей в гости субмарины; открывался он, расходясь на две равные части.

Пока остальные пловцы покидали отсек, Берт писал мне инструкции.

«Когда мы уйдем и дверь задраят, здесь будет создано давление, равное одной атмосфере. Когда это произойдет, загорится зеленый свет, но ты и так это поймешь — тогда ты будешь в состоянии открыть свою капсулу. Когда сможешь выбраться, иди к столу и ложись. Закрепи ремни вокруг ног и тела. Будут ли твои руки свободными или нет — не важно. Когда ты прочно прикрепишь себя к столу, нажми сигнальную кнопку, которую ты можешь видеть отсюда. — Он указал мне на кнопку. — Как видишь, она в пределах досягаемости твоей руки. Контейнер с усыпляющим составом тебе доставит манипулятор. Выпей и расслабься. Пока ты в сознании, больше ничего сделать нельзя». — Почему?

«Тебя придется подключить к машине «легкие-сердце» во время переделки. Не тревожься. Это уже делалось много раз. Как только ты выйдешь из капсулы и ляжешь на стол, единственная проблема, которую ты для нас представляешь, будет решена. Хорошо?»

— Ладно, все ясно.

Он положил свой блокнот и выплыл через шлюз, который затем медленно закрылся. Я не заметил на шлюзе никаких замков, но он открывался в коридор, и замки не были нужны. Как только давление начнет понижаться, открыть его, учитывая его площадь, сможет только стихийное бедствие вроде землетрясения.

Я почувствовал, как заработали насосы; все вокруг задрожало, и вибрация легко проникла в капсулу. Некоторое время я пытался оценить работу, которую нужно было совершить, чтобы откачать содержимое помещения такого объема, действуя против давления на глубине одной мили; затем я стал думать о том, как поведет себя таинственная жидкость, заменявшая воду, когда давление снизится. Если у нее высокое давление паров, то после откачивания придется очищать от них отсек — хотя нет, не обязательно. Если подумать, вещество должно быть физиологически безвредным, так что, вероятно, на его пары можно не обращать внимания. Конечно, если, оно огнеопасно, с ним могут возникнуть проблемы, когда помещение начнут заполнять газовой смесью для дыхания, содержащей кислород. Что же, они разбираются в таких делах — их опыт насчитывает десятилетия. Мне об этом можно не беспокоиться.

Несмотря на наличие у местных техников огромных запасов свободной энергии, им потребовалось чуть ли не полчаса, чтобы откачать жидкость. Уровень ее медленно понижался, а поверхность, как казалось, оставалась ровной. Не наблюдалось ни кипения, ни еще чего-либо необычного. Это вполне могла быть и вода. Хозяева не стали возиться и откачивать ее до конца — на весьма неровном полу еще оставались лужи, когда зажегся огонек.

Я не потратил ни одной лишней секунды, покидая капсулу; я просидел там достаточно долго и только и мечтал выбраться. На мгновение я испытал боль в ушах, когда половинки капсулы распались; давление было подогнано не совсем точно, но разница оказалась не слишком болезненной. Как только я вылез, мои движения застопорились. Руки и ноги у меня свело судорогой, и некоторое время я был даже не в состоянии подойти к столу. Несколько минут я разрабатывал конечности и только затем смог предпринять следующий шаг.

Стол оказался достаточно удобным. Сейчас я бы счел удобным все, на чем смог бы растянуться, — даже каменный пол. Я закрепил широкие сетчатые ремни на талии и груди, затем, разумеется, обнаружил, что не могу дотянуться до ног. Мне пришлось развязаться, позаботиться о ногах, затем я снова укрепил ремни на туловище и, наконец, нажал сигнальную кнопку.

Как и было обещано, одна из механических рук тут же потянулась ко мне с наконечником от гибкой трубки, заполненной жидкостью, чтобы я мог пить лежа. Я последовал инструкциям — и это все, что мне удалось запомнить о самом процессе.

Я проснулся с относительно ясной головой. Я лежал на койке в маленькой комнате, где кроме моей было еще только две кровати и больше практически ничего. В комнате никого не было.

Кто-то снял с меня одежду, но она была сложена рядом с изголовьем кровати на каком-то гибриде корзины для белья и стойки для писем. На другом таком же сооружении висели шорты, которые носили многие мужчины из тех, кого я видел вокруг моей капсулы. После недолгого размышления я надел шорты — моя одежда не предназначалась для плавания. Поднявшись с койки, я встал на полу, хотя голова у меня полнилась каким-то странным ощущением.

Мне подумалось, что в данных обстоятельствах я и не должен ощущать никакого веса, помогающего мне стоять; предположительно, я был погружен в жидкость плотнее воды и, следовательно, плотнее моего тела. У меня возникла одна мысль. Покопавшись в карманах своей старой одежды, я нашел перочинный ножик и отпустил его в свободном падении.

Как я и ожидал, он пролетел мимо моего лица. Я стоял на потолке, кровати — тоже.

Я попытался сплавать за ножом, который остановился в двух футах от меня на полу — потолке. Это оказалось не так уж просто, хотя никоим образом не было невозможно. Стало ясно, почему люди, которых я видел, носили балластные пояса. Поскольку у меня нет пояса, мне придется идти пешком, если я захочу куда-нибудь добраться. Похоже, это было очень неудобно, поскольку жидкость была достаточно вязкой, хотя и не такой вязкой, как вода. Кроме того, архитектура строений не предназначалась для пешеходов: одна из дверей комнаты располагалась в стене и была вполне доступна; другая же была в полу — то есть в том полу, к которому сейчас была обращена моя голова и на котором лежал мой перочинный нож. В создавшихся условиях я решил ждать Берта или кого бы то ни было другого, кто принес бы балласт и ласты.

Это решение основывалось еще и на том факте, что я чувствовал себя не в своей тарелке, даже если не учитывать разногласий между моими глазами и вестибулярным аппаратом, которые никак не могли прийти к единому мнению относительно того, где верх и где низ. По сути дела, вестибулярный аппарат вообще не мог прийти ни к какому мнению, и мне внезапно пришло в голову, что над ним тоже была произведена какая-то хирургическая операция. Вряд ли там могли оставить какой-то воздух — или же это было возможно? Во всяком случае, насколько крепка кость и насколько полноценно окружен ею вестибулярный аппарат?

Я ощупал себя и нашел несколько участков на шее и вокруг ушей, где кожу покрывал гладкий хирургический пластик, но это ничего не доказывало. И так было ясно, что с ушами придется что-то сделать.

Желания дышать у меня не возникало; врачи, должно быть, уже загрузили мне запас кислородной пищи во время процедуры. Интересно, подумал я, надолго ли этого хватит?

Внезапно мне пришло в голову, что я нахожусь в полной власти любого, кто захотел бы эту власть употребить, потому что не имею ни малейшего представления, где брать эту «пищу». Мне следовало как можно скорее обсудить этот момент с Бертом.

Я попытался заставить себя дышать. Мне удалось медленно вытолкнуть жидкость из своих легких и так же медленно ее втянуть. Но это было больно, и у меня закружилась голова даже больше, чем от того, что я одновременно находился и вверх ногами, и в привычном положении ногами вниз. Жидкость вливалась в мое дыхательное горло; я ее ощущал, но позыва кашлять не возникало. Я до сих пор считаю, что это, должно быть, одна из самых тонких составляющих процедуры превращения, потому что здесь задействованы нервы и мышцы, отвечающие за кашель.