Максим оторвал взгляд от облаков и пошёл собираться. Времени, чтобы успеть на работу, хватало впритык. Оказавшись на тесной кухоньке, он заварил кофе и по-быстрому перекусил черствой булочкой. Затем облачился в рабочий комбинезон, сверху накинул куртку и встал в коридоре перед зеркалом.

– Шурик, остаешься за старшего, – мельком оценив свой внешний вид как вполне сносный, предупредил он. – Электричество экономно расходуй. Или на своё развитие тратишь, или в спящий режим уходишь.

– Будет сделано, – дежурно отозвался Шурик.

Сорокадюймовый монитор, на котором чаще всего появлялось его детище, мгновенно потух, перейдя в спящий режим. Экран ноутбука ещё светился, но было видно, что идут процессы подготовки к состоянию сна.

– М-да… – протянул Максим. – До саморазвития тут как до Сатурна пешком, тупиковая ветвь эволюции.

Он, как обычно, вышел из дома, аккуратно закрыв за собой дверь, дабы не будить соседей из второй касты (иначе жди скандала), и спустился по лестнице вниз.

На часах было семь часов утра – время поджимало. Максим быстрым шагом ринулся к ближайшей станции метро. Если бы по дороге ему не пришлось несколько раз кланяться представителям первой касты, он добрался бы быстрее. И что они забыли на окраине города в такую рань? Максим решил, что, если опоздает на работу, в объяснительной укажет как причину «чрезмерное количество людей первой касты на его пути в метро». Если начальник поверит, то тоже удивится, но спросит, почему не поехал на машине?

Да, у Максима, несмотря на принадлежность к низшей касте, была своя машина, хоть и старая изрядно потрепанная жизнью. «Форд» 2030 года выпуска по иронии судьбы был всего на месяц младше своего владельца. Несомненным плюсом являлось то, что гибридный двигатель внутреннего сгорания и автоматический привод были очень экономичными даже спустя столько лет. Максим держал машину на парковке возле дома и использовал для поездок за город, а также на тот случай, когда опаздывал на работу. Но в это утро он просчитался и теперь бежал к метро раскрасневшийся и мокрый от пота. Несмотря на все усилия, Максим не успел на поезд, на котором обычно уезжал. Выговор от начальства за опоздание стал вопросом времени.

На работе он оказался, когда на часах было три минуты девятого. Неприметное двухэтажное здание П-образной формы с логотипом клининговой компании на крыше находилось недалеко от конечной станции метро. Максим вбежал во двор, как раз когда заиграл гимн, объявляющий о начале рабочего дня. Клинтанки стояли по кругу вдоль боксов и складов, а в центре площадки уже собралось построение – пятьдесят экипажей в две шеренги выстроились перед директором в ожидании инструктажа. Одному из экипажей недоставало командира клинтанка, как раз, Максима. Клинер Федя, находившийся у него в подчинении, стоял в гордом одиночестве.

Федя был высоким худощавым парнем с огненно-рыжими волосами и с чёрной бородой колышком – следствие гетерохромии волос. Если подойти к нему с левой стороны, то и не поймёшь, почему такой красавец работает клинером, да ещё и в подчинении у тщедушного третьесортного очкарика. Однако если подойти с другой – всё становится на свои места. Правая половина лица Феди была обожжена в детстве во время беспорядков в каком-то городе недалеко от Среднесибирска. В каком именно, Федя не знал, так как был слишком маленьким, а рассказать ему было некому – родители погибли в результате этих же беспорядков. Всё, что он помнил – милое короткое имя своей мамы, её звали Уля. Федя рос в спецрезервации, пока его не усыновила более-менее приличная семья. Конечно, не из альтруистических побуждений. За усыновление сирот полагались хорошие льготы, да и бесплатная рабочая сила в хозяйстве пригодится. В итоге, Федя был приравнен к третьей касте только из-за того, что у него не хватало глаза и были ожоги на пол-лица. По генетическому коду ему полагалась вторая.

Директор сразу заметил вставшего в строй Максима и, как только доиграл гимн компании, жестом подозвал его к себе. Его серьёзный взгляд из-под насупленных густых бровей не предвещал ничего хорошего. Максим с натянутой улыбкой подошёл к своему начальнику – лысеющему полному мужчине за пятьдесят с узкими глазами по имени Рэн, затем встал лицом к строю и непринуждённо поздоровался:

– Всем привет! Немного опоздал, извиняюсь.

Директор, не обратив внимания на его извинения, также обратился к строю:

– Как считаете, уважаемые коллеги, нормально ли опаздывать на утреннее построение?

Все тут же начали осуждающе галдеть, пара человек выкрикнули: «Нет, не нормально!»

Рэн был удовлетворен такой реакцией.

– Как накажем? – продолжил задавать вопросы он. – Может, месяц все субботы отработает?

– Да, да! Всё правильно! – с готовностью подхватила толпа. Желание прикрыть собственный зад и выслужиться перед начальством было в кампании сильнее понятий «коллектив», «взаимовыручка» и «сопереживание ближнему».

– Ну что, товарищ, – директор, повернувшись к Максиму, недобро прищурился. – За опоздание на утреннее построение наказываю ваш экипаж дополнительными субботними выездами. Вам на навигатор придет предписание и карта на эту субботу.

Максим опустил голову. Он нисколько не переживал за себя – отработать дополнительные четыре смены было не худшим наказанием. Однако ему было стыдно перед Федей, попавшим под горячую руку за компанию. К тому же, он был единственным, кто не голосил вместе с толпой. В нём, как писал классик, ещё квартировала совесть. Максим успел заметить в нём это качество, за что и ценил.

– Ну, здравствуй, засранец, – поприветствовал его Федя, когда Максим подошёл к нему. – Ты, смотрю, не можешь без приключений.

В его голосе не было осуждения, скорее лёгкая досада, что бывает у родителей, когда их ребёнок напакостит без злого умысла. Максим хотел было что-то ответить, но в этот момент директор отдал приказ:

– Внимание, расходимся! Десять минут перекур, туалет – и живо по клинтанкам! Город нуждается в ваших суперспособностях.

Работники послушно разошлись. Некоторые закурили, другие направились в туалет, кто-то сразу сел в машину. Несколько человек подошли к Максиму, чтобы поздравить с залётом, похлопать его по плечу, как бы выражая своё не слишком искреннее сочувствие.

– Хорошо, что работа в субботу оплачивается, – заметил Федя, затянувшись сигаретой. – Так бы я тебе вломил по первое число.

– Ой, прекращай. Я знаю, что ты муху не обидишь. Особенно такую слабую, но милую муху, как я, – начал льстить Максим вместо банальных извинений.

– Конечно, не обижу. Пока мне платят, я очень добрый, – засмеялся Федя. – Ты опоздал просто так или по уважительной причине?

– Даже не знаю, с чего начать, – Максим почесал затылок. – У меня за последние двенадцать часов было столько приключений, что я вообще не верю в реальность происходящего.

– Дать в нос, чтоб поверил? – участливо предложил Федя.

– Да иди ты, – беззлобно махнул рукой Максим. – Я серьёзно. Слышал про взрыв в супермаркете?

– Который вчера был? Ну да, все слышали. Всё утро обсуждали.

С десяток мужчин, краем уха услышав горячую тему, подошли поближе, надеясь услышать новые подробности. И они их получили.

– Я был в том магазине, когда бомба взорвалась, – поведал Максим, не боясь быть услышанным. – Единственный, кто не погиб и не пострадал там, это я. Полиция посчитала меня террористом, схватила и отвела на допрос.

– Да ладно тебе сочинять! – не поверил Федя. – Чем докажешь?

По толпе прошёлся неодобрительный ропот. Опоздал, так опоздал, но зачем врать насчёт такой страшной трагедии? Да и кто поверит, что полиция кого-то отпустила, продержав в застенках меньше суток?

– Я говорю правду. Вот, – Максим продемонстрировал шишку на голове. – Это меня прикладом приложили. У нас возникло некоторое недопонимание, и я пытался от них бежать.

– Бежать от полиции? Так делают только дураки, и то недолго. Пулю быстро ловят, – Федя уже не верил ни единому слову.