– Это просто совпадение. Я задержался. Не знал, что купить на закуску.

– А я смотрю, от тебя водкой на всю машину воняет. Ну и что у нас в этом сезоне к водочке берут? – осведомился офицер.

– Ну, это… Бананы, – Максим сам понимал, как это прозвучит со стороны.

В этот раз громогласный хохот сотряс всю машину.

– Они дешёвые были, а у меня денег мало, – попытался оправдаться Максим, но его голос потонул в многоголосом смехе.

– Вам в вашей секте кто легенды пишет? Стендап-комик? – с улыбкой спросил офицер.

Стендап, довольно популярный до ядерной войны, сейчас считался низкопробным юмором, которым занимаются старики для того, чтобы смешить других стариков.

– Ладно! – офицер убрал колено с груди и поднялся, отчего дышать Максиму стало не в пример легче. – Скоро ты нам всё расскажешь.

Грузовик остановился, задние двери распахнулись, и Максим увидел затемнённое пространство, похожее на подземный паркинг. Его взяли под руки и повели к металлическим дверям, на которых была напечатана круглая эмблема полицейского департамента. Он судорожно озирался, пытаясь рассмотреть лица мужчин, которые чуть ли не волоком тянули его вперёд.

Тревога нарастала с каждой секундой. Максиму отчего-то казалось, что он никогда отсюда не выйдет и не увидит больше солнечный свет. Чувство беспомощности парализовало мозг и тело. Должно быть, именно так себя чувствует скот, отправленный на убой, в последние минуты жизни.

Полицейские провели Максима через стальные двери. За ними располагался короткий коридор, ведущий к лифту. Он уже был на месте, возможно, вызванный кем-то заранее. Стража с несчастным узником зашли внутрь, и кабина поехала… вниз.

Максиму сразу вспомнились детские страшилки про утилизацию людей в подземных бункерах посредством их сжигания в печах. Чтобы хоть немного внести ясность в происходящее, он спросил у конвоира:

– Почему мы едем вниз?

– Камеры для допросов людей из третьей касты внизу, – сухо пояснил офицер.

Максим сглотнул:

– А чем они отличаются от камер для второй касты?

– Те повыше расположены, и там есть окна, – посмотрев на него, хмыкнул полицейский.

– Я солнце последний раз видел даже не сегодня, – заметил Максим.

– Ничего страшного. Мы сюда не загорать приехали.

Лифт остановился. Заскрипели, открываясь, двери, и они двинулись по коридору. Третья дверь слева была самой массивной, к ней и подвели Максима. Посредине небольшой комнаты, что скрывалась за дверью, стоял обшарпанный стол, кресло, несколько стульев, в углу притулилась кушетка.

«На случай, если забьют до потери сознания», – подумал Максим, и от этой догадки мурашки забегали по спине.

Ему освободили руки, но лишь для того, чтобы привязать их к подлокотникам кресла, в котором он должен был сидеть во время допроса. Пятна крови на обивке отсутствовали, что говорило либо о гуманности офицеров, либо об их тяге к чистоте. В комнату вошёл полицейский в штатском. Смуглый, поджарый и седоватый, с тяжёлым взглядом и тонкими губами, он произвёл на Максима неприятное впечатление.

– Меня зовут Филипп, – коротко представился полицейский. – Я проведу с тобой допрос по факту теракта в магазине, который произошёл полчаса назад. Ты должен сказать мне всё, что знаешь. И главное, какова твоя роль в этом?

Один из полицейских, сопровождавших Максима, выдвинул предположение:

– Я думаю, это он пронес взрывчатку. Он – единственный, кто не пострадал при взрыве.

– Нет! – Максиму впервые удалось повысить голос, почти закричать. – Я уже говорил, я не знал ни о какой бомбе!

В этот момент в дверь просунулся молодой парень в форме и обратился к Филиппу:

– Капитан, здесь журналисты, – сообщил коллега. – Они требуют, чтобы допрос проходил в их присутствии.

– Пропусти их, – распорядился Филипп. – Но скажи, чтобы рассчитывали только на пять минут. Я не смогу работать при журналистах. Вся информация, получаемая при допросе – это тайна следствия.

Минуту спустя в помещение, словно жужжащий пчелиный рой, влетела толпа представителей СМИ. У каждого журналиста имелась портативная камера с подсветкой, сбоку которой находился небольшой микрофон с логотипом компании на ветрячке. На Максима посыпались вопросы подобно тому, как недавно на него валились товары с магазинных полок:

– Кто вы? Как вас зовут?

– Зачем вы совершили теракт?

– Сколько вам за это заплатили?

– Вы верите в бога?

– Какие требования предъявит «Чёрный огонь» на этот раз?

– Вы поддерживаете утилизацию массовых убийц?

– Почему вы не скрылись с места преступления?

– Кто из лидеров «Чёрного огня» отдал вам приказ?

Максим окончательно растерялся. На большинство вопросов у него попросту не было ответов. Он тупо переводил взгляд с камеры на камеру, жмурился от слепящего света и молчал. Журналисты не унимались и продолжали кричать наперебой. Хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать этот шум, не пропускать в своё сознание творящийся вокруг абсурд. Но даже такое простое действие Максим не мог сделать – руки были обездвижены зажимами.

Пытку Максима, как ни странно, прекратил Филипп:

– Всё, господа, ваше время истекло! – он поднял ладонь в выпроваживающем жесте. – Уверен, вы собрали достаточно материала, чтобы сделать отличный репортаж. А теперь выходите, мне нужно работать с нашим общительным подозреваемым.

Журналисты шутку не поняли. Они начали требовать извинений и дополнительного времени, а некоторые даже пригрозили судом за препятствование работы СМИ. Филипп, слышавший подобное неоднократно, снисходительно улыбался в ответ. Его улыбка исчезла, когда он остался наедине с Максимом и полицейским из конвоя.

– Проклятые журналюги. Терпеть их не могу. Они самозабвенно кричат о правде и свободе слова, но интересуют их лишь громкие заголовки и деньги. Ни один не спросил тебя о том, каково видеть разорванные твоей бомбой тела? Не хотел ли ты посмотреть в лица детей, оставшихся без родителей? Жертвы их не интересуют. Их интересуешь ты – человек, создавший инфоповод. Такие, как ты, дают им работу. Такие, как ты, их восхищают. А все эти мертвецы лишь повод написать о тебе. Они им не интересны. Им интересно лишь их количество. Каждый новый человек, погибший в реанимации после взрыва, продлит жизнь этой новости, пока она не будет высосана до дна.

– У меня был выбор, идти в магазин или нет, – заговорил Максим, когда наступила тишина. – Я же мог пойти сразу домой, доесть эти чёртовы консервы и лечь спать. Но нет, захотелось чего-то другого. Теперь сижу здесь, как идиот, и пытаюсь доказать, что не убивал людей. Посмотрите на меня. Посмотрите на мою квартиру. Такой человек, как я, не способен на убийство. Просто смелости не хватит.

Чуть-чуть помедлив, Филипп кивнул:

– Согласен, на матёрого террориста ты не похож. Поник, вон, как прыщавый мальчишка после первого девичьего отказа. Но говоришь ты правду или просто хорошо играешь свою роль, мы сегодня проверим. У нас впереди занимательная ночь.

– В чём же её занимательность? – осмелился уточнить Максим, снова ощутив мерзкий зуд между лопаток.

Проигнорировав его реплику, Филипп продолжил:

– Когда ты зашёл в магазин, не заметил ли ты там чего-либо подозрительного?

– Нет, – уверенно мотнул головой Максим.

– Может, каких-то людей, которые вели себя странно, или странные предметы? Может быть, что-то странное было на улице? Машины, голограммы. Что угодно.

– Нет, я не видел ничего странного, совсем! – голос Максима сделался хриплым. В горле окончательно пересохло. – Я просто хотел купить что-нибудь выпить и поесть.

– Ну да, водочку с бананами. Оригинально, – усмехнулся Филипп.

– Именно так. Смешно, но это правда. А сейчас я хочу простой воды, – прохрипел Максим.

– Я бы отказал тебе, знаешь, в воспитательных целях, но из тебя же тогда слова не вытянешь, – вздохнул Филипп. – Ладно, обеспечим.

Конвоир тут же взял рацию, дал команду, и спустя полминуты в дверях появился молодой парень, который предупреждал о журналистах. В его руке была полулитровая бутылка воды.