Взгляд прямо в глаза — еще не игра по предложенным правилам, даже не вызов. Почти привычка, пережившая не одну тысячу зим.
— То, что я хотел? — медленно произнес гость, растягивая рот в гнусной улыбке. — Ты, всезнающий, видимо совсем не помнишь, что я хотел, — он резко замолчал и отошел на несколько шагов, обращая внимание на оставленную на столе игру.
— Я хотел ребенка. Маленького ребенка, которым я смогу полностью управлять и контролировать, которого сделаю сильным магом. Кому передам свои знания и умения… И что я получил? Стареющее существо теоретически юного возраста, свято уверенное в том, что его ничтожное мнение что-то значит в этом мире и хоть кого-то интересует! — Хагалар хмыкнул, словно вспомнил какой-то неприятный эпизод из своего недавнего прошлого, еще не успевший изгладиться под грузом времени. Похоже, что не все дела его идут так гладко, как казалось Одину изначально. Это внушало робкую надежду на то, что старинный приятель еще не успел полностью завоевать доверие сына. Хотя ровно также все его слова могут быть чистой ложью: одна из его последних операций — натравливание Ётунхейма на Мидгард — была на редкость удачной, построенной на совершенной комбинации лжи и лести.
— У тебя и так неплохо получается им управлять, — заметил Один, признавая силу соперника.
— Неплохо — не тот вариант, который меня устраивал бы, даже будь он правдой.
— Значит, плохо стараешься, — чуть улыбнулся царь богов, позволяя себе вспомнить молодость. — Локи очень прост в обращении.
— Твоя простота в обращении уже довела его до… — саркастично заметил собеседник, не принимая игру. Почему он не договаривает? Что успел Локи ему рассказать?
— Я выбью из ребенка всю дурь рано или поздно. Если, конечно, ты раньше его не покалечишь и не казнишь.
Один нахмурился. С чего вдруг такие предположения? Он ведь четко обрисовал сыну его положение и заверил в сохранении жизни. Почему же эта новость еще не известна Хагалару?
— Ну да, это твой ребенок, я не вмешиваюсь, — старый маг не дал и слова вставить. — Так чем обязан?
Столь резкая смена темы говорила о том, что он совершенно точно что-то замышляет относительно Локи, но Один был уверен: у сына хватит благоразумия не ввязываться ни в какие авантюры.
— Война закончена. Я думал вновь заключить союз, объединить наши усилия, — произнес владыка, подходя почти вплотную, заглядывая в льдисто-голубые глаза.
— Это невозможно, — маг ответил мгновенно, не сдвинувшись ни на шаг. — Я мастер магии. Я не могу вернуться. Да и куда?
— Во дворец, — четко произнес Один, таки поймав чужой, а когда-то такой родной взгляд. — Домой.
Последнее слово отдалось эхом под сводом. Словно кто-то посторонний следил за двумя великими магами. Хагалар поднял голову, будто пытаясь разглядеть нежданного гостя. Потом взял один из камешков, беспорядочно рассыпанных на доске, и подкинул его в воздух: мановение руки — камень обратился в разноцветную пыль.
— Неужели я должен буду повторить то, чем обидел прекраснейшую из бессмертных несколько столетий назад? — тяжело вздохнул он.
— Нет, — Один взглядом обратил оставшиеся камушки в разноцветную пыль: забыты правила игры, а её участники никогда уже не сядут за общий стол. — Когда Фригг передала мне ваш разговор…
— Таки передала… — прошептал маг, цокнув пару раз языком.
— … я подумал, что она извратила тобою сказанное, — терпеливо продолжил Один, будто не заметил задумчивого взгляда собеседника, направленного вдаль. — Но недавно я снова услышал те же самые слова из уст младшего сына. В мире людей.
Один отчетливо помнил, как Мунин принес ему безрадостные вести: переговоры с Локи не удались, он отказывается возвращаться.
— Еще бы, — хмыкнул старый маг, собирая в кулак пыль от камушков. — После всего, что случилось и что происходит сейчас… — он резко выбросил руку вверх, разжимая пальцы: и вот уже они стоят среди разноцветных, медленно опадающих на пол бликов. — Поселение станет ему новым домом, семьей и защитой. Я смогу защитить его от любого врага. Помни об этом, великий царь.
Та решимость, с которой маг говорил, доказывала: враг таки объявился. Значит, Локи послушался совета и обо всём рассказал Хагалару. Это уже можно считать огромным успехом. Один был абсолютно уверен: только рядом со старым другом сын может быть в полной безопасности от той твари, которую избрал в союзники.
— Я знал, что могу доверять тебе, — еще один взмах руки: разноцветная пыль становится золотой, подобной сияющему городу богов.
— Твое воспитание сгубило талантливого мальчика, — мгновение: и блестки снова разноцветные. Неужто вызов? — Я в его возрасте вел армии.
Всеотец только бровью повел, а опадающая пыль собралась в несметное войско крошечных асов, которое, повинуясь жесту правителя, столь же непоколебимо, как настоящее, громило… Почему бы не демонов Муспельхейма?
— Он тоже ввергал миры в войны, — ухмыльнулся отец всего сущего, любуясь собственным творением, которому Хагалар уже добавил звуков и красок: теперь импровизированные войска с боевым кличем бросались друг на друга. — Однако ты прав: твои армии защищали наше царство и несли мир, а войска Локи — войну, — асы стали теснить демонов: красных фигурок становилось все меньше, и скоро они совсем исчезли. — Но ты, всё же, был старше.
— Не намного, — Хагалар с легкостью воспроизвел себя верхом на коне. Ликующие воины славили его и подносили стяги поверженных врагов. — В наш век такие, как он, не выживали.
Как резко! Неужели считает, что смог бы сделать из Локи что-то стоящее? Нет, вряд ли. Если бы считал, то выкрал бы ребенка, отправился вместе с ним на ту сторону Бездны, вырастил как своего сына, а, вернувшись, устроил бы хаос в Асгарде. Это было бы очень по-хагаларовски. И маленький Локи пошел бы за ним, не задумываясь. С легкостью бросил бы отца и мать, но… давний друг так не поступил. И это была единственная причина, почему он до сих пор жив. У него была прекрасная возможность завоевать трон Асгарда, но он даже не попытался. Просто сошел с мировой арены, исчез для всех на несколько столетий. И уж точно не ради давнего друга, и не ради Фригг. И даже не ради детей. Что руководило им в те дни? Быть может, когда-нибудь расскажет.
— Наши победы принесли мир в Иггдрасиль. — заметил Один, почувствовав, что от него ждут ответа. — Он стоит даже больше той цены, что мы заплатили. Ведь наши дети не знали ужасов войны…
-…и прочее, — перебил Хагалар, одним дуновением изничтожая все блестки. — Я помню твою речь, Один Всеотец. И я помню, когда она была произнесена.
Нападение?.. Чего он хочет этим добиться?
— В день празднества по поводу рождения младшего сына, — спокойно ответил Один, не реагируя на столь явную провокацию.
— Верно, — кивнул маг, чуть склонив голову и явно раздумывая, что бы сделать с доской для камешков. — Во время празднества по поводу твоего восшествия на престол девятимирья.
Так вот о чем он. Шантаж? Он не настолько глуп.
— Не в этом ли зале перед тобой встала на колени даже сама повелительница смерти? — Хагалар поднял голову, оглядывая стены и потолок так, будто просил их засвидетельствовать свои слова. Неужели и правда не помнит, что в этом зале никто, кроме них, никогда не бывал? Неужели не помнит, что все празднества всегда проходили только в Гладсхейме? Старость? Или очередная шутка?
— Не в этом.
— Значит память уже подводит меня, — усмехнулся он одними губами. — Я могу увидеться с Тором?
Еще одна резкая смена темы, за шаг до грани между банальностью и откровением.
— Зачем? — удивленно спросил Один. В давние времена Хагалар проявлял интерес к обоим детям, но с чего ему сейчас восстанавливать отношения со старшим?
— Хочу посмотреть, что выросло из второго ребенка, — дерзкий ответ, но не более дерзкий, чем улыбка. — Сомневаюсь, что что-то более достойное, чем из первого.
Уже несколько ночей Локи под руководством Ивара готовился к довольно сложному испытанию. Одна из многочисленных команд поселения, ничем не примечательная для него, закончила исследование составляющих для нового артефакта и искала того, кто смог бы провести ритуал создания. Ивар заинтересовался делом, Локи, проводящий с ним огромное количество времени, тоже, и вот теперь они изучали страннейшие формулы и пассы. Локи вызвался делать все самостоятельно, не допуская даже мысли, что у него ничего не выйдет. За несколько месяцев наука естества перестала казаться ему чем-то непостижимым, во многом благодаря Ивару, в чьих руках самые невероятные превращения походили на детские фокусы. Наука и магия тесно переплетались в пробирках, образуя прекраснейшие узоры. Примерно также переплеталась и сама жизнь поселения: на половину регламентированная общеасгардским правом, а на половину — нелепейшими собственными законами. Локи поражал уклад здешней жизни — он был гораздо страннее, чем переплетение самых сложных заклинаний с самыми сложными веществами. Например, в деревне не воспрещались убийства! Считалось, что ученым нечего делить: у них не было ни денег, ни личных вещей, ни привязанностей, хотя последнее утверждение нельзя было назвать полностью правдивым. После глупейшего рассказа Ивара Локи начал приглядываться к окружающим и смог достаточно быстро найти тех, кто составлял устойчивые, если не постоянные пары. Скрывались они, правда, хорошо, и старались не показывать своих чувств.
