— … твоя смерть пришла от руки Лафея!
Узловатые пальцы тянутся к горлу беззащитного правителя Асгарда.
Яркая вспышка на миг озаряет покои злобно-белым светом. Изумлённый, царь ётунов делает неуверенный шаг назад и, будто споткнувшись, падает навзничь, гулко ударяясь о гладкий пол.
— А твоя смерть пришла от руки сына Одина!
Сжимая странно горячее копьё, Локи смотрит в неподвижные алые глаза. Переполненный гордостью и радостью, буквально рвущимися изнутри, он смеётся, не замечая, как трескается нижняя губа. Слизнув кровь, поворачивается к спящему асу.
— Видишь, отец? Я сделал это! Я, а не Тор! Благодаря мне угрозы больше нет! Когда ты проснёшься, ты всё-таки скажешь, кто из нас на самом деле достойный наследник!
С резким смешком принц оглядывает комнату, всё ещё сжимая пылающий Гунгнир. Улыбка исчезает, когда становится ясно, что что-то не так.
Тихо. Так тихо…
Где же?..
— Мама? Мама! — зелёные глаза расширяются при виде царицы.
Застывший взгляд. Гнев на лице. Разметавшиеся локоны. Изящная рука, сжимающая меч.
— Нет… нет…
Локи, не выпуская копья, бросается к Фригг, понимая, что уже поздно.
Нет смысла подбегать к ней, хватать за плечи, прижимать к себе ещё тёплое тело и звать, срывая голос.
Осколок льда, пронзивший сердце, понемногу уступает крови, которой начало пропитываться платье асиньи.
— Локи! — ало-золотой вихрь по имени Тор врывается в покои.
Оглушённый, принц даже не шевелится, когда тяжёлые двери с грохотом распахиваются, едва не слетев с петель. Сквозь какую-то странную пелену он наблюдает, как ас подходит ближе и опускается рядом с Фригг на колени.
— Как… — старший сын протягивает к ней руки, но не прикасается.
— Он убил её, — в сухом, чужом голосе Локи не сразу узнаёт свой собственный. — Это он во всём виноват.
— Кто?! — рявкает Тор.
— Лафей. — Больше всего на свете хочется заснуть и никогда не просыпаться. — Это из-за него она погибла.
— Правда?
Братья вздрагивают и оборачиваются.
Свет, исходящий от купола, накрывающего Одина, закрывает огромная тень.
Это царь ётунов. Огромный ожог покрывает его грудь, глаза подёрнуты плёнкой, которая появляется у мертвецов его народа.
— Может быть, это ты виноват? — голос сухой и мёртвый.
Всё, что может младший принц — это смотреть на него и молча качать головой, что есть сил вцепившись в тело царицы.
— Ты во всём виноват, — неожиданно вторит Тор, поднимаясь и снимая с пояса молот.
— Ложь… — хрипит Локи, глядя, как старший брат замахивается.
Жар в груди превращается в нестерпимую боль.
— Идём со мной, сын, — синяя рука, покрытая шрамами, тянется к царевичу.
— Нет! — Гунгнир взлетает словно сам собой и окутывается пламенем.
Но почему-то в этот раз вспышки нет. Вместо этого огонь переходит на руку Локи и окутывает всё его тело.
Пронзительный крик вырывается из его груди, и последнее, что чувствует царевич — это ледяное прикосновение шершавых пальцев к своему лбу.
— Прекрасная Фригга, может, хватит издеваться над больным ребенком? — царица отняла руку от горячего лба сына и подняла усталые глаза. Был только один ас, который называл её полным именем.
— Здравствуй, Тень, — вздохнула она, даже не оборачиваясь. — Не думала, что мы встретимся вновь в таком месте и в такое время.
— Я тоже, — Хагалар обошел кровать и положил руку на голову Локи. — Ребенку срочно нужен целитель, а ты что делаешь?
— Спасаю ему жизнь.
— Калечишь! — в приглушенном вскрике слышалось и раздражение, и отчаянье, и сожаление об упущенном времени на нормальное лечение.
Фригг недовольно сощурилась: интонации мага не предвещали ничего хорошего тому, кто посмел бы встать против него. Он уже нацелился на жертву, которую ждал семь столетий, и свое не упустит. Пускай она и женщина, но не отдаст своего ребенка на растерзание никому, даже старому другу!
-… Твоя смерть пришла от руки Лафея!
Именно в этот момент в палатах Одина появляется его приёмный сын. Локи вскидывает копьё, а через секунду понимает, что уже слишком поздно: он замечает рукоять кинжала, торчащую из груди Одина. Кажется, грудь сжала стальная рука, царь не может вдохнуть. Слабым, сделанным из последних сил движением, он кидает Гунгир во врага.
Но происходит невероятное: копьё, выкованное цвергами, копьё, которое не должно промахиваться… пролетает мимо. Лафей смотрит на своего отпрыска и, зловеще ухмыльнувшись, выпрыгивает в окно.
Предательская дрожь пронзает пальцы. Локи кажется, что его всего трясёт. Он всё не отводит взгляда от рукояти в груди того, кого столько зим называл отцом. Кажется, он впервые за долгую жизнь понимает, что есть настоящие отчаяние и ужас…
По его вине погиб Всеотец…
— Локи! — услышав знакомый голос, он медленно оборачивается. Дрожь всё никак не проходит, но он даже не пытается бороться с ней.
Краем глаза он видит мать, смотрящую на него глазами, полными того же ужаса, что царит в душе. Но это не имеет значения. Всё его существо… да, заледенело. Это подходящее слово.
К нему подскакивает Тор и сильно, до боли сжав плечи, встряхивает.
— Что ты наделал, брат?! Что ты наделал?!
Голос Громовержца эхом отзывается в голове, не порождая никаких мыслей. Локи не отвечает, а Тор продолжает трясти его. От него веет сильным, нестерпимым жаром. В какой-то момент Локи как сквозь стену чувствует мощный удар в грудь, сдавивший её болью. А потом он теряет сознание.
— Я с раннего детства лечу его, — Фригг теснила Хагалара к двери, пресекая любые попытки ментально подобраться к больному. — И точно знаю, что хорошо, а что плохо моему ребенку.
— Он не ребенок, — бросил маг, сдаваясь под напором безумной целительницы. — А ты ему не мать, великолепнейшая: ты калечишь собственное дитя! Температуру надо сбивать, она вредна для мозга!
— Я его мать и лучший целитель этого мира — стояла на своем Фригг.
— Целительная магия, текущая в твоих жилах, не равна умению лечить, — он оттолкнул женщину и подошел к кровати. Локи бился в агонии, повторяя какие-то бессмысленные слова.
— Допрашиваешь ты его, что ли, таким образом? О чем на этот раз, о Каскете или о Бездне? Твой дорогой муж исчерпал запас своих пыток, и теперь твой черед вытягивать из него знания, полученные за год скитания? — его голос был таким медоточивым, что Фригг стало страшно: она хорошо знала, что таится за этим милым любому сердцу голосу. — Ответь мне, всеблагая, почему после каждой встречи с любимым папой он валяется в постели? Имейте в виду, без него работа стоит, а задыхающийся или спящий он совершенно бесполезен в исследованиях, порученных нам.
— Хагалар, ты не должен беспокоиться, — она подошла ближе, встав между кроватью и бывшим другом. — Он не твой.
— Мой, — взгляд глаза в глаза. — Твой любимый муж отдал юного Локи под мою опеку. Пока он в поселении — он мой.
— Но пока здесь я, его мать, ты не можешь ничего сделать, — голова у царицы кружилась: она слишком давно не спала, вынужденная контролировать температуру этого умирающего тела. У нее не было сил на споры. — И поверь, я сделаю все, чтобы забрать его отсюда.
— Боишься меня? — спросил Хагалар, отойдя от кровати к резному столику с маленькими баночками. Фригг с подозрением смотрела, как маг открыл одну коробочку, другую, понюхал содержимое — он вел себя здесь так, будто это его дом. Фригг с трудом подавила раздражение: многодневное бдение делало её чересчур подозрительной и гневливой, она это давно знала.
— Нет, конечно, не тебя, — с легкостью соврала богиня. — Я боюсь вашей науки — она калечит.
— Дочь Одина заходила, значит? — Хагалар собрал со стола все баночки и целенаправленно понес их к одному из сундуков. Насколько же он уже близок с Локи: точно знает, что где лежит среди его многочисленных вещей. — Не пугайся, красавица-Фригга, и не забирай от нас свою плоть и кровь, — Хагалар достал большой деревянный ящик, в каком обычно женщины хранят украшения, и аккуратно поставил туда баночки. С чем они, царица спросить не решилась. — Я клянусь тебе, что юный Локи не пострадает. Каких бы усилий мне это не стоило, я вложу в его пустую голову нужные мысли.
