Хагалар, не сдержавшись, перешел на крик, а Локи сохранял мертвенное спокойствие.
— Я не стану переходить на магическое зрение, — медленно ответил он. — Я не хочу узреть очередную ложь от неизвестного, чье имя от меня скрывают. Открой мне свое лицо, если хочешь доверия.
Локи поймал взгляд Хагалара и впился в его глаза, как давеча в глаза Отал. О, как он жалел, что гипноз не входил в число изучаемых им наук.
— Моё имя тебе ничего не скажет, потому что у меня нет и никогда не было отчества, — вздохнул Хагалар. — В детстве меня звали Арнульвом. Тебе зачем-то это нужно было знать? Знай. Не веришь мне — спроси у Гринольва.
И вдруг Хагалар исчез, а Локи почувствовал легкое прикосновение к своей шее.
— Побереги свою жизнь, она гораздо важнее, чем тебе кажется.
Хагалар окончательно исчез. Его место заняли поселенцы, спешащие по своим делам, не обращающие внимания на царевича. Локи поймал себя на том, что всё еще сжимает что-то в руке. Он разжал кулак — на землю выпала самая обычная морковка.
Горьковатый напиток почти не обжигал рот, зато стекал по подбородку, пачкая одежду.
— Стоит мне увидеть беспутного детеныша, как я представляю его в крови, скорчившимся у моих ног, — невнятно бормотал Хагалар, давясь настойкой. — Придется подождать несколько ночей. Нельзя сейчас вести его к иноземцам. Я должен быть уверен хотя бы в себе, потому что в нем я никогда не буду уверен. Поганое дитя не слушается.
— Может, стоит сказать правду? — меланхолично откликнулся Алгир, вовсе не горевший желанием слушать откровения Хагалара. — Ты пытаешься заботиться о нем, как о сыне, хотя он тебе лишь…
Последнее слово потонуло в кашле — горький напиток таки попал Вождю не в то горло, и Алгиру пришлось похлопать его по спине.
— Чуть не погиб бесславно, — кисло пошутил маг. — Я попытался рассказать часть правды, он не слушает.
— Ты можешь показать — воспоминания подделать нельзя.
— Он знает, что показывать воспоминания может только Один Всеотец, это его личное умение как верховного бога, Он точно спросит, как я научился тому, что недоступно обычному асу.
— Ты устраиваешь проблему из ничего, — безразлично пожал плечами Алгир.
Хагалар не ответил. Напиток теплом отдавался в груди, усыпляя зверя. Нет, не усыпляя, а рассасывая, уничтожая. Оставался лишь неясный образ юноши в боевой стойке. Как же Локи походил на мать! Не внешне, но по манерам и умению держаться. У него в руках сверкали кинжалы, у нее в свое время меч. Он превосходно обращался с оружием, она держала тяжелый двуручник впервые в жизни. И всё же Хагалар узнавал в Локи Уллу, хотя и сложно было представить кого-то внешне менее не нее похожего. Женщина, вставшая против него с мечом, долго еще после битвы снилась ему, а спустя тысячу лет призрак возродился в Локи, хотя детеныш никогда в свою схожесть не поверит. Да оно и к лучшему.
Когда-то давно на плечах Хагалара лежала слишком большая ответственность, а малейшая оплошность стоила бы Асгарду независимости и даже существования. Если требовалось обдумать какую-нибудь особо сложную задачку или принять судьбоносное решение, он шел в застенки и забывался на пару часов. Он почти никогда не получал удовольствия от происходящего, но прекрасно расслаблялся. Руки были заняты, зато мозг работал, и к концу маг оказывался наедине с останками несчастной жертвы и принятым решением, которое оставалось только воплотить в жизнь и получить превосходные результаты. Он чувствовал себя отдохнувшим и полным сил, когда смывал с себя кровь очередной жертвы. Но он никогда в своих мечтаниях не видел распятыми Одина, Фриггу или членов их семьи. А нынешнее страстное желание запытать Локи могло быть связано только с бесконечным раздражением, что он испытывал из-за мерзкого дитя вот уже два года. Локи был всего лишь мелкой занозой, несущественной по сути, но очень дорогой его сердцу. И Хагалар никогда не простил бы себе, если бы принес ребенку по-настоящему сильный вред. Только вот уже свершилось убийственное наказание, а Локи жив, и не просто жив, а смеется над своим палачом, не верит в его силу и могущество. Он нарвется. И поймет, какую кошмарную ошибку совершил, когда будет слишком поздно.
====== Глава 115 ======
Ужасающее по своей жестокости убийство на хуторе выбило Брюса Беннера из колеи. Ничего подобного встретить в мире богов он не ожидал: таинственный преступник расчленил тело мужчины и бросил на растерзание всеядным свиньям. Сенсационный материал, достойный американских трущоб, а никак не благочестивых асов. Совершенно немыслимое преступление на хуторе, где живет одна семья, а до ближайших соседей много миль. По словам местных жителей, ничего такого не происходило никогда, поэтому Беннер согласился помочь найти убийцу.
Первым подозреваемым, без сомнения, был безумец Локи, но Тор ручался за брата головой, подтверждая его алиби, а крестьяне считали, что сын Одина ни в коем случае не совершил бы злодеяние тайно. Если бы Локи решил убить, то убил бы при свете дня, не таясь и объявив об убийстве. Беннера коробила сама мысль о том, что царевич имеет право зарезать любого подданного по собственной прихоти без суда и следствия. Именно такие законы порождают садистов и убийц, не ставящих ни во что чужие жизни. Вместе с крестьянами Брюс осмотрел каждый уголок, каждый выступ, каждую пещерку. Тор несколько раз облетел горы, но ничего не нашел — убийца словно испарился. Его телохранители вместе с домочадцами хозяина обыскивали окрестности.
— А это не мог быть маг с заклятьем невидимости? — спросил Брюс вечером.
— Местные маги не почувствовали никакого волшебства. Локи, правда, говорит, что слабые маги не слишком чувствительны, но…
— Даже если чувствительны, ведь все вчера спали или пили.
Тор неопределенно махнул рукой, не пожелав продолжать разговор. Он принял случившееся очень близко к сердцу. Беннер видел, что на царевича асы смотрят как на воплощение высшей справедливости, который обязательно найдет преступника и отомстит. Брюс после первого же дня поисков уверился, что искать чужака нет смысла, но Тор не терял надежды, а обитатели хутора со всё большей уверенностью говорили о Ниде — смертельном обряде, для проведения которого убивали лошадь, насаживали ее голову на кол и поворачивали в ту сторону, где жил враг, после чего произносили магическую формулу. Жертва в лучшем случае теряла жизнь, в худшем — честь. Беннер не верил в бабьи сказки: все маги поселения твердили ему, что обряды, проводимые на расстоянии в несколько миль, не имеют никакого эффекта, кроме психологического — не распространяется магия так далеко, особенно магия проклятья, требующая непосредственного контакта с жертвой.
— Послушай, — обратился к другу Беннер на третьи сутки. — Ты же сам понимаешь, что никто посторонний тут не замешан — он бы не успел далеко уйти. Это кто-то из своих сводил счеты.
Тор молчал, будто не расслышал обращенных к нему слов.
— Эй! — Брюс дотронулся до его плеча. — Ты меня слышишь? Посторонний тут ни при чем.
— Ты не понимаешь, — нарочито медленно произнес Тор. — В нашем мире есть несколько вещей за гранью нравственности. Первая — это уничтожение еды во время войны, а вторая — убийство родственника. Если мы объявим, что убил кто-то из клана, то это будет внутрисемейное дело.
— И? — спросил Беннер, не уловив сути трагедии. — Что в этом такого?
— Внутрисемейное дело не выносится за пределы семьи. Ни я, ни отец ничего не можем сделать. А я бы предпочел лично разобраться с безумцем. Ас, совершивший такое преступление, опасен.
— Подожди, как это? — Брюс пожалел, что за последние месяцы так и не удосужился разобраться в законах Асгарда, увлекшись проблемами поселения. — Какая разница, кого убил этот псих? Его все равно надо изолировать от общества.
— В дела семьи никто не имеет права вмешиваться. Семья сама решает, никакие законы нашего общества не превышают право главы клана. И убийство — не повод для убийства. Смертью у нас карается изнасилование, кража, мужеложество.
