— Отпусти, — бросил Локи. Это был резкий приказ, не подчиниться которому никто не посмел бы, но только не старый маг.

— Я пойду с тобой, — вдруг заявил он. — Я могу тебе помочь.

— Мне не нужна ничья помощь, — ледяной голос, казалось, понизил температуру в помещении.

— Упрямое дитя! — воскликнул Хагалар, поднимая руку, словно намереваясь ударить… В лабораториуме? Он не посмеет.

— Вождь, нет! — воскликнула Беркана, сделав шаг вперед. Разнять магов она не решилась.

Хагалар не слышал её. Он смотрел в глаза царевичу, медленно опуская руку.

— Глупец, ты соревнуешься не только с отцом, но и с самим царем Асгарда, с высшим богом во плоти. Ты проиграешь и погубишь себя окончательно. Как ты этого не понимаешь? — теперь уже в голосе Хагалара звучал гнев. — Ты считаешь, что…

— Отпусти! — повторил Локи с затаенной яростью в голосе.

Бросив на него последний яростный взгляд и покачав головой, Хагалар разжал пальцы. Локи повернулся спиной к нему и быстро вышел из дома. На мгновение повисла тишина, прерываемая только треском дров в печи.

— Нечестивец, как ты мог отпустить его?! — воскликнул Раиду, нависая над Хагаларом. В его голосе слышались едва не слезы. Такого никогда раньше не случалось. — Как ты мог?!

— Ты сам все видел, мрачный Раиду, — мастер магии выглядел опустошенным, будто Локи был для него кем-то близким, а не просто сыном Одина.

— Поверь, Раиду, — продолжил он спустя мгновение, — мне его очень жаль, но я ничего не могу поделать. Это дитя меня совсем не слушается.

— Поедем за ним! — бросил Раиду резко.

— Брат, это безумие, — Ивар едва успел перехватить его. — Будь благоразумным, нас не подпустят и близко к столице.

— Глупое дитя, — Хагалар даже не обращал внимания на перепалку, — он не понимает, что, когда Одину наскучат обычные физические пытки, он применит свое самое страшное оружие и сломает ему не тело, но душу.

— Никто не знает, что такое эти пресловутые пытки Одина, — заметила Беркана, тяжело вздохнув. — Легенды говорят, что нет тех, кто мог бы их вынести.

— Один последовательно ломает внутренний мир своей жертвы, — пояснил Хагалар. — Может показать, что все, о чем ты мечтаешь, на самом деле ложь. Что все твои стремления бесполезны. Что те, кого ты любишь, тебя ненавидят. Что твоя жизнь бесцельна. Он на многое способен и к каждому может подобрать ключ.

— Он не поступит так с родным сыном! — Раиду, оттолкнув Ивара, приблизился к Хагалару. — Не поступит!

— Я считал, что обычные пытки он тоже не применит, — пожал плечами Хагалар, — однако, мой мрачный Раиду, ты просто не видел, как выглядела спина нашего царевича после его первого общения с венценосной семьей. Надо предупредить Алгира о происходящем. Юному Локи может понадобиться медицинская помощь. Если он вернется. Или если его привезут.

— Если! — Раиду крикнул так, что, казалось, задрожали стены. — Он вернется?!

— Вождь, — вдруг подала голос Беркана, — откуда ты знаешь, что такое пытки Одина? Неужели тебя…

— Я многое знаю, Одиндоттир, — откликнулся маг, не поворачиваясь к своей подопечной. — Но мои знания не могут помочь этому несчастному.

Воспользовавшись всеобщим затишьем, Ивар обратил свой взор на Лагура, который за время прощания так и не оторвался от книги. Вот кто не теряет и минуты на пустяки. Ивар легкой походкой подошел к столу с реактивами. Вернется Локи или нет, а работа над Каскетом останавливаться не должна.

====== Глава 18 ======

В этот день жители столицы Асгарда имели возможность наблюдать редкое зрелище: сама царица — венценосная Фригг стояла в окружении прекрасных девушек около золотых ворот, ведущих в Гладсхейм. Она ждала, когда небольшая процессия, пересекшая несколькими мгновениями ранее исполинские ворота Вальгринд, достигнет золотого дворца. К неудовольствию царицы улицы постепенно заполнялись горожанами: все вышли посмотреть на чудо — приезд младшего царевича. Несмотря на вечерний час, мужчины и юноши стояли вдоль дороги, а из окон выглядывали женщины и дети. Толпа тихо переговаривалась, ожидая появления юного бога.

И вот царевич показался на горизонте: он приехал в парадном боевом облачении и со свитой, облаченной в блестящие крашенные одежды. Предполагал ли, что его возвращение вызовет всеобщий интерес или же готовился к битве, пускай и словесной? Если бы он только знал, что его не ждет ничего страшного, если бы был готов поверить семье! Но это было невозможно: милого маленького аса поглотил взрослый ётун, и вряд ли его еще можно было спасти от себя самого.

Локи приближался медленно, оттягивая момент встречи. Выглядел он вполне здоровым, но на лице вместо бледности застыла бесстрастная маска, таящая под собой пренебрежение и неуверенность. Раньше сын свободно чувствовал себя в толпе, сейчас же явно тяготился всеобщим вниманием. Взгляды жителей метались между царицей, обычно не баловавшей подданных своим пресветлым ликом, и младшим царевичем, чудесно воскресшим и изменившимся до неузнаваемости. Из-за каких немыслимых испытаний он так постарел, пока можно было только догадываться, но Фригг была уверена, что сегодняшняя встреча все решит, упрямец раскается и заговорит, ведь Один решился взяться за дело всерьез.

Царица бросила быстрый взгляд на крышу. По ней прогуливался Гуллинкамби — добрый друг, который никогда никому не желал зла, никогда не выполнял поручений Одина и ни на что не обращал внимания, даже на возвращение сына владыки. Волшебный петух обладал не только разумом, но и мудростью и не вмешивался в дела асов. Другое дело притаившиеся на крыше вороны: в искусстве маскировки Хугину и Мунину не было равных, поэтому никто, кроме царской семьи, не мог их заметить. У них отменный слух, они даже с такого расстояния услышат разговор матери и сына и передадут его Одину. Советники-разведчики! Именно они предупредили, что Локи пересек ворота, и именно они сейчас следят за его каждым шагом, чтобы потом передать свою точку зрения Одину. С тех пор как из собирателей знаний и вестников они стали советниками и шпионами, Фригг сделалась их злейшим врагом. Слишком часто царь Асгарда слушал воронов и не поддавался на уговоры жены. Сейчас же, когда речь шла о Локи, об их сыне, Фригг была абсолютно уверена, что это дело семейное. Никакие вороны и прочие зачарованные звери и птицы не должны вмешиваться. Но она была всего лишь супругой царя Асгарда и имела на него слишком мало влияния.

Наконец, Локи подъехал почти вплотную и спешился. С каким восторгом смотрела толпа на воссоединение матери и сына! Пусть все видят, что в царской семье все хорошо, ничто не омрачает идиллию и полное взаимопонимание. Фригг играла в беззаботность и счастье всю жизнь, с тех пор, как вышла замуж. В ту пору её называли красавицей, и сейчас о ней говорили то же, несмотря на почтенный возраст. Асы будто не видели, что их царица уже совсем не так хороша, как раньше; не видели они и цвета волос Локи: он считался столь же великолепным, сколь и Тор, хотя народная традиция приписывала черные волосы рабскому происхождению.

Локи хорошо знал и принимал правила. Он говорил все, что должен был, но его скованность, страх и неуверенность сквозили в каждом движении и были хорошо заметны той, которая знала его почти с рождения. Фригг не изменилась в лице, но едва удержалась от того, чтобы дотронуться до младшего сына и хоть как-то поддержать, показать, что его страх беспочвенен, его откровенность станет первым шагом на пути к возвращению и прощению, которое, царица не сомневалась в этом ни на мгновение, было самым сокровенным его желанием. Пусть он раскается, вернется во дворец, поближе к ней, подальше от Хагалара, который должен был навсегда исчезнуть из жизни царской семьи еще семь столетий назад. Фригг думала, что он пропал, но, как оказалось, просто затаился, чтобы разрушить мир в тот момент, когда он станет совсем хрупким.

Блудный сын предложил ей руку. Слишком уж поспешно он хотел войти в Гладсхейм, но можно дозволить ему такую малость. Фригг позволила увести себя во дворец и, только оставшись наедине с ним, заговорила: