Локи чуть подался вперед, пожирая глазами тарелку, наполненную доверху мелкими камушками. Осталось только закопать в них яйцо — и все готово.
— Я лью холодную воду, — Ивар дал потрогать стакан с абсолютно холодной водой и вылил её на камушки. Началась реакция: они забурлили, зашипели. Локи закусил губу, не сводя глаз с чуда.
— Натрий? — спросил он, аккуратно дотрагиваясь до вынутого Иваром горячего яйца.
— Негашеная известь, — оставалось только улыбаться. — Натрий слишком опасен. И это еще не все. Смотри, — он взял бутылку с известным ему соединением и опустил очищенное яйцо на узкое горлышко. На глазах у изумленного сына Одина яйцо сжалось, уменьшилось и легко протиснулось в бутылку, в которую не могло пройти еще минуту назад иначе, чем в сильно измельченном виде.
— Я не знаю, что ты туда добавил, — пробормотал Локи. — Но я узнаю. Сам.
— Все в твоей воле, — улыбнулся Ивар. Давно он не встречал среди жителей поселения такого восторга по поводу своей деятельности. К его фокусам относились как к чему-то обыденному, а сын Одина никогда не видел ничего подобного, его восторг и желание разобраться давали новые силы для работы и творчества.
— Я знаю. Я хочу провести пару опытов сам, — вдруг огорошил его царевич, в миг разломав все стройные мыслительные конструкции.
В тот раз удалось кое-как отвлечь Локи от мысли работать в лабораториуме без надзора, да и само его заявление показалось не таким уж страшным. Но чем дальше, тем хуже: уверенный в своей божественной неприкосновенности, он пренебрегал всеми советами по безопасности: даже пытался понюхать вещества, чуть не засовывая нос в пробирку, — а главной его мечтой стало на деле увидеть, как взрывается натрий.
Еще сложнее было объяснять ему термины так, чтобы он их понял, не имея никакой теоретической базы. Граммы, градусы, миллилитры — все эти слова были либо неизвестны царевичу, либо его знания о них были неверными. На некоторые вопросы Локи бывало крайне сложно ответить. Так, минут двадцать ушло на описание такого простого термина как «градус» и объяснение, чем он отличается от геометрического. Иногда Ивар просто терялся, не зная, как объяснить очевидное. Ведь и ребенку понятно, что фосфат — это соли фосфорных кислот, а сульфаты — соли серной кислоты! Название же говорит за себя! Сложно поверить, что тот, кто знал наизусть немыслимые числовые таблицы, не знал ничего о простейших законах природы.
Уже давно забыто то время, когда Ивар только попал в поселение, когда открывал для себя науку естества и так же, как сейчас Локи, изумлялся тому, что в воде растворено множество газов, и что состоит она, жидкость, из элементов, каждый из которых сам по себе газ! Царевич никак не мог уяснить себе, что привычная жидкая вода — это только одно из трех её состояний, а с изменением внешних условий она становится газообразной или твердой. Ну да для осознания того, что любое вещество может быть в трех формах, требуется время. Для Локи же пока вода была жидкостью, а лед — твердым телом, он знал, что они суть одно, но не понимал глубинной сути процесса перехода. Ивар слишком давно прошел через все это, поэтому с большим трудом объяснял очевидное. Проще было показать, и он тратил множество реактивов на фокусы и превращения, выделяя чистые элементы и демонстрируя их свойства. И это стало роковой ошибкой. Ребром встал совершенно ужасный вопрос: как объяснить царевичу, что он ещё слишком юн и неопытен для самостоятельного проведения исследований, при этом не разозлив, не обидев и не разочаровав его? А ведь момент, когда Локи захочет перетащить половину лабораториума к себе в дом и начать там «фокусничать», может настать со дня на день.
Выйти из патового положения удалось неожиданно просто: он дал царевичу в пользование множество столь желанных им реактивов, предварительно обезвредив их. Локи буквально светился от счастья, нюхая разбавленный до невозможности аммиак, и с тем одновременно разочаровывался в соляной кислоте, которая (из-за крайне низкой концентрации) не хотела прожигать столешницу.
С Каскетом работали все вместе. Он с братом и Лагуром вывели несколько наиболее вероятных гипотез насчет артефакта и проводили бессчетное множество реакций. Лагур мало что делал, он больше говорил, что делать братьям. Раньше Ивар никогда с ним не работал и понятия не имел, как действует этот странный ученый, о котором ходили нелепейшие слухи. Он говорил мало, но точно, и ничего не делал, только просил озвучивать, что делают другие. Зато читал постоянно, только иногда, ни с того ни с сего, произносил одну-две фразы. Стоило последовать его совету, как все сразу же переворачивалось с ног на голову! Так, едва Раиду доказал, что в веществе таки присутствует не поврежденный магией стронций, как Лагур предложил проверить на соляной кислоте. Проверили — водород не выделился. Раиду это разозлило, но он не мог не признать, что если бы не Лагур, то ученые пошли бы по ложному следу.
Хагалар изучал вещество, пытаясь выделить его магическую составляющую. Беркану он заваливал предположениями, так что она сидела, обложившись книгами и выписками со свойствами Каскета (некоторые из них установить точно все же удалось), проверяя немыслимые теории. Если уж невозможно определить вещество через науку естества, может, удастся понять, что за магия на него наложена? Отделить её хотя бы от какого-то небольшого количества жидкости? Надежды было мало, но других вариантов действия тоже не было. Царевич находился при Хагаларе: пожилой маг объяснял молодому суть соединения науки и магии, но объяснял так, что, если бы на его месте был Ивар, тот, кто работал со многими магами и что-то в магической науке уже смыслил, он бы не понял ничего. Однако указывать на это Хагалару было неуместно, а сам Локи все больше молчал, не выказывая ничем своего недовольства или непонимания. Он вообще не разговаривал ни с кем. Удивительно, сколь свободно при этом царевич вел беседу с ним, когда они оставались вдвоем. Локи вел себя так, будто подле него находился не изгой общества асов, а чуть ли не советник самого Одина. Ивар восхищался и даже чуть завидовал его воспитанию. Локи нельзя было назвать вежливым, но, находясь рядом с ним, легко можно было забыть, что он бог.
Все изменилось одним снежным утром. В лабораториум постучали. Беркана вскочила первая и бросилась к двери, которую перед холодами предусмотрительно повесили. Вернулась девушка очень быстро.
— Это из дворца, — воскликнула она, приближаясь к магам.
Хагалар и Раиду вскочили одновременно. Локи же чинно поднялся и прошел к выходу. О чем он говорил, никто так и не услышал, но царевич не заставил себя долго ждать. Лицо его было бледнее обычного.
— Отец приказывает явиться на очередной «допрос», — усмехнулся он. — Мне нужно ехать прямо сейчас.
— Как? — воскликнул Раиду. Ивар в мгновение ока оказался подле него. Только бы брат не наделал глупостей!
Стоящая подле Локи Беркана отвернулась. Как и любая девушка, она не могла спокойно относиться к таким вещам.
— До встречи, — Локи чуть склонил голову и направился к выходу.
— Остановись, сын Одина! — восклицание Хагалара заставило вздрогнуть от неожиданности: в интонациях слышались приказные нотки. Почему он постоянно ведет себя по отношению к царевичу так грубо и неуместно?!
Тот замер и повернулся, ожидая продолжения речи. Хагалар в несколько шагов преодолел пространство, разделяющее их, и схватил царевича за плечи. Локи это не понравится: он не любит чужих прикосновений.
— Скажи мне, ребенок, связан ли ты клятвой, которая вынуждает тебя молчать? — спросил пожилой маг, глядя точно в глаза царевичу Асгарда.
— Нет, — послышался твердый ответ.
— Тогда не упрямься и расскажи отцу то, что он хочет от тебя услышать, — Хагалар сильнее стиснул плечи Локи. — Поверь, я знаю Одина, он от тебя не отстанет, он будет мучить тебя, пока своего не добьется. Отпираться бессмысленно. Ты только покалечишь себя. Подчинись. Иначе тебе же будет хуже.
Ивар не верил своим глазам: впервые в жизни Раиду смотрел на Хагалара едва не с любовью! Это так странно выглядело. Быть может, их недопониманию придет конец, и можно будет нормально работать, не следя каждую секунду за ними обоими?
