Беннер только отмахнулся от нелепых суждений. Чтобы делить на шестьдесят десять, надо знать, что именно делить, а Локи делиться ценными сведениями явно не собирался, предоставляя гостю додумывать и пытаться уследить за, воистину, божественной логикой.

— Судя по тому, что ты встретил меня во дворце, и по тому, что я вижу здесь, с тобой ничего плохого не сделали. Эта крепость, даже если и ссыльная, ничем не хуже дворца.

— А ты бы предпочел, чтобы меня пытали, применили кровавого орла и прочие изощрения? Или принесли в жертву? Повесили, разбили голову о камень? Или ты предпочел бы каторгу в человеческом понимании — то есть тюрьму с тяжелой работой, недоеданием и свистом бича?

Брюс промолчал. Смотреть, как Локи переодевается, было неэтично, а слушать его насмешки и ощущать себя большим чудовищем, чем он и так был — неприятно.

— Я бы не хотел тебя разочаровывать, дорогой друг моего дорогого брата, — Локи уже откровенно смеялся, провоцируя Халка — ох и зря он искушал судьбу, — но твою изощренную месть не свершить в нашем мире. Из-за арифметики. Хотя и не только из-за нее. Каторги в вашем понимании у нас нет, пытки приняты только как метод допроса и то применяются нечасто, казни, я уже сказал, большая редкость, для жертвоприношения давно не используются даже люди, что уж говорить об асгардцах. Правда, все свои фантазии вы могли воплотить, когда пленили меня в высокой башне, — Локи, полностью одетый в черные одежды без опознавательных знаков, тяжело встал. — Когда лучник держал меня на прицеле, когда твой монстр поигрывал мускулами, когда ваш капитан грозил мне щитом. Вы могли избить меня. Вы могли убить меня. Вы могли подвергнуть меня пыткам, выместить свою боль, отомстить за всех тех, кто погиб по моей вине. Тор был один, против всех вас он бы не выстоял. Вы могли свершить месть, Мстители. Но вы этого не сделали. Почему же? Ответь. Мне интересно, почему вы даровали мне жизнь и даже милостиво вернули домой… Неужто думали, что фантазия моего приемного отца изощреннее вашей? Здесь мы одни, никто не услышит твоих откровений, поэтому можешь не скрывать правду.

— Избить тебя, — задумчиво произнес Беннер, воскрешая в памяти старые обиды. — Ты даже не представляешь, как это было заманчиво. Думаю, каждый отдельно взятый Мститель не отказал бы себе в таком удовольствии, мы всё же были на взводе. Вот только все вместе мы, боюсь, убили бы тебя на месте. Пытки тоже планировали. Фьюри планировал. Он даже спросил разрешения у Тора, и тот был не против, хотя и считал, что это бессмысленно. У нас на Земле за всю историю не было ни одного судебного процесса над пришельцем и не предусмотрена система наказаний для представителей других миров. Боюсь, что это очень сильно затормозило бы процесс. К тому же мы защитники Земли, но не убийцы. Наша цель была нейтрализовать угрозу, от тебя исходящую. И то, что ты исчез с нашей планеты, для всех было наилучшим вариантом. Что касается лично меня, я не убийца и против убийств. Мне было бы жаль, если бы ради защиты Земли тебя пришлось бы пустить в расход. Зато с удовольствием изучал бы тебя в своей лаборатории. Не каждый день попадается такой интересный экземпляр.

— Какой честный ответ, — протянул Локи. — А братец молодец — сам пытать не решился, зато отдал вам на растерзание… Ну, а что ты скажешь, если я соглашусь?

— Позволишь изучать себя? — недоверчиво переспросил Брюс, не веря в свою удачу.

— Почему бы и нет? — голос Локи звучал слишком дружелюбно, чтобы ему верить. — Правда, лабораторию твою сюда не переместить. К сожалению. Но здесь так много местных лабораториумов… Скажи, ты знаешь, кто я?

— Знаю, что ты ас лишь наполовину, — уклончиво ответил Беннер, стараясь не смотреть Локи в глаза.

— Да. А если точнее, то я карликовый ледяной великан. И если кто-то из местных жителей узнает об этой великой тайне, то его казнят. Готов ли ты взять на себя такую ответственность? Уверен ли ты, что никто ни о чем не узнает? Подумай, Беннер, подумай.

Медоточивый голос все больше походил на шипение, и мгновение спустя Локи сполз с кровати, перебирая четырьмя вараньими лапками и усиленно помогая себе хвостом. Брюс шутку с превращением не оценил, но входную дверь все же открыл, выпуская рептилию на холод. Варан должен был быть холоднокровным, однако, наблюдая за быстрым перемещением по снегу, Брюс сделал вывод, что конкретно этот варан теплокровный.

Одиночество Раиду никогда не смущало. Порой ему казалось, что он всегда был один: мы рождаемся поодиночке и умираем порознь — такие слова он повторял себе все чаще и чаще, особенно после участившихся провалов в памяти. Он что-то делал, что-то исследовал, но как бы в тумане. Механические действия, механические слова, механические мысли. Он пропадал в механическом тумане на несколько часов, и только изменившееся положение солнца наглядно демонстрировало, что прошло время. Сперва его круг общения сузился до одной-единственной Черной Вдовы, но потом исчезла и она, а меланхолия превратилась в отчаяние. Он приходил в лабораториум, смотрел на очередную жертву, но что-либо делать с ней было лень. Как и жить. И есть. И пить. Хотя от последнего он отказаться не смог. А вот не есть несколько суток — легко. Такое и раньше с ним случалось, когда он был воодушевлен какой-нибудь идеей. Теперь же только одна мысль прочно засела в его голове — умереть. Умереть просто потому, что он не представлял, зачем жить дальше. Он даже не ощущал эту самую жизнь, она проходила мимо, уходила с каждый вдохом, с каждым выдохом, скатывалась по щеке капелькой пота. Он гений. Так ему говорили, и он в это верил, но он не оправдал свое громкое прозвище. Кому помог его гений? Кого спас? Что разрушил? Многие не-гении сделали в жизни много больше, чем он. Пускай у них и не было бога.

Когда дверь отворилась, пропуская кого-то, дерзнувшего нарушить покой импровизированной пыточной, Раиду даже не обернулся. Он сидел на скамье и предавался самобичеванию и отчаянию.

— Брат.

Голос Ивара чуть дрожал не то от удивления, не то от омерзения. Живой, значит, а говорили, что в коме. Обманули.

— Раиду.

Другой голос. Далекий и желанный, словно тысяча солнц. Раиду медленно поднял голову: ослепительный Локи опустился подле него. Не на скамейку, а напротив. Присел на корточки, чтобы оказаться на одном уровне с тем, кто его разочаровал.

— Неужели ты к этому стремился? — тихо спросил бог, обводя рукой то, что нельзя было считать лабораториумом. Громкое название стало прикрытием, ширмой для истинных устремлений ученого, потерявшего нить жизни.

— Неужели я этого заслуживаю? — вкрадчиво спросил Локи несколько секунд спустя.

Он не держал зрительного контакта, но Раиду не отводил взгляда от зелено-болотных глаз, подстраивающихся под одежду, меняющих оттенок. Глаза, которые нельзя получить от голубоглазых родителей — почему-то именно такая чушь лезла в голову. Раиду с трудом отвел взгляд и обнаружил, что бог пришел не один. Они стояли рядом. Ивар. Лагур. Беркана. Все, кроме поганого мага, но его незримое присутствие ощущалось. И снова лабораториум, залитый кровью. Как много месяцев назад, когда они с братом бросились наперерез Локи и получили кислотные ожоги. Только роли сменились. И нет мага, который все испортил и разрушил. А остальные здесь. Брат беспокоится, не обращает ни на что внимания, даже на распятого, но не разделанного человека. Беркана едва сдерживает крик ужаса. Вечно отстраненный Лагур обнимает ее, а вовсе не книжку.

— Ты подарил мне квадрокоптер, но мы так его ни разу и не запустили. Попробуй. Пусть Лагур запускает вертолет, а ты — квадрокоптер. Научи Беркану пользоваться пультом. Мы с Иваром догоним вас, когда уберем здесь.

Не все из сказанного царевичем было понятно. Зачем запускать вертолет вместе с Лагуром, который не умеет? Зачем брать Беркану? И как бог может лично убирать? Но Раиду не стал спрашивать, не стал возражать. Он, словно зачарованный, поднялся, опершись на руку божества, и вышел, поддерживаемый Лагуром, за которого уцепилась Беркана. Словно впервые в жизни он увидел солнце. Настоящее. Не ограниченное малюсеньким окном.