Еще Локи, наконец, понял, почему отец всегда вызывал у него леденящий душу ужас. Раньше царевич не мог разобраться, почему Всеотец столь сильно пугал его, учитывая, что никогда не бил, не орал и даже убивал животных и рабов очень тихо, без мучений и лишней крови. Сейчас пришло осознание: Один напугал его в первую встречу: огромный старец с кошмарно обезображенным лицом, залитый етунской кровью, а, главное, искренне желающий убить священную жертву. Именно этот образ отпечатался в детском сознании. Локи забыл о давних событиях, но подсознание помнило, и сколько бы хорошего отец ни сделал за десять столетий, Локи всегда ждал от него подвоха.

Царевичу было интересно, что скажет отец, если обвинить его в причинение вреда здоровью, но чего он добьется своими обвинениями? Извинений? Собственного морального удовлетворения, доказав что хоть в чем-то Всеотец ошибся? Да ведь самая большая ошибка, по большому счету, — это спасение чужого наследника.

О детстве Локи так никому и не рассказал, даже матери, хотя она подробно расспрашивала и пыталась восстановить некоторые перепутавшиеся воспоминания. Локи не очень нуждался в ее помощи. Он не настолько сошел с ума, чтобы не помнить, какой антураж и какие лица соотносились друг с другом, вопрос был только в последовательности событий, но тут не мать, а Тор сильно помог ему, расставив по местам их совместную жизнь. Почти тысячу лет они были неразлучны, и кто, как ни Тор, знал, куда и зачем они ходили и какие подвиги совершали. Если же в каком-либо вопросе возникала заминка, то братья обращались к друзьям или бывшим наставникам. Восстановить память Локи не мог, но легко запомнил правильную последовательность событий. Трехдневная вакханалия сильно сплотила его с дворцовыми асами, которых он добровольно променял на поселение. Он встретился и поговорил с теми, кого давно вычеркнул из своей жизни, кто когда-то был ему дорог, а потом тихо исчез. Отец не препятствовал паломничеству, наоборот, бросил клич и собрал всех причастных. Локи встречался с очередным асом и старался вырвать из памяти сцены, связанные именно с ним.

Когда цепь жизненных событий упрочнилась, отец предложил заняться физическими тренировками во дворце, где много достойных воинов, но Локи настоял на своем и получил разрешение вернуться в поселение. Он боялся себе представить, что ученые натворили без него. А больше всего он боялся, что они ничего не натворили, что все его идеи похоронены, что на деле никому не нужно могущество Асгарда, что поселенцы на словах поддерживали его, потому что он сын Одина, а не потому, что прониклись необходимостью реформ. Это был бы самый большой провал Локи. Хотя, если поразмыслить, провалов в его жизни было предостаточно.

Единственным асом, из-за кого он откладывал немедленный отъезд, была мать, с которой у него установились такие же нежные отношения, как в детстве. Одно ее присутствие вселяло надежду на лучшее, а разговоры тянулись до полуночи. Она понимала его и искренне любила, в отличие от отца, который не был способен на чувства. Какие чувства могут быть у существа, живущего пятнадцать тысяч зим, похоронившего множество жен и детей? Только наследники ему нужны да исполнители. Вынужденный вспоминать и проникаться собственным прошлым Локи все больше думал о родителях, которые раньше казались ему просто данностью. Ему было жаль царицу, лишенную супружеской любви. Отношения родителей всегда были несколько отстраненными, но маленьким детям казалось, что дело в придворном этикете, зато уж в спальне, без слуг и рабов… Но потом дети побывали в родительской спальне, в прекрасных садах и на вершинах гор, куда царская семья ездила без слуг, вчетвером. Там не было никого постороннего, но любви тоже не было. Отец и мать всегда были подчеркнуто вежливы друг с другом, но не проявляли ни малейшей нежности.

— Тебя это не должно тяготить, — сказал как-то Учитель маленькому Локи. — Они воевали за то, чтобы ты и твое поколение познали любовь. Не обесценивай их жертву.

Наверное, именно потому, что многие в последнее время женились по любви, Локи казалось диким то, что он наблюдал у родителей.

В день запланированного отъезда царевич узнал, что Хагалар не просто так не появлялся в его покоях все это время. Оказывается, он давно вернулся в поселение. Локи пришел в ярость — мастер магии на корню уничтожит все прогрессивные идеи, ему только дай волю! Видя его недовольство, но не понимая сути, мать предложила проводить его до поселения, и Локи не отказался — они давно не выезжали верхом, особенно зимой.

Но незадолго до запланированного отъезда пришел отец, что стало для царевича полной неожиданностью.

— Локи, — произнес он торжественно, и эта торжественность могла быть предвестником любой бури, — духи тебе больше не угрожают, но последствия их пребывания ты можешь ощущать даже сейчас. Твоя кровомагия немыслима. Тебе надо учиться ее контролировать, пока ты не натворил бед.

— Хорошо, отец, — кивнул Локи насторожено — Я уже думал об этом.

Он лгал. Он не только не думал, но даже и не собирался думать. Ему хотелось только одного: выжечь из себя чужеродность, роднившую его непонятно с кем, ведь не было известно в девяти мирах существа, у которого магия течет по кровеносным сосудам.

— Ты должен заново овладеть магией и достичь в ней высот. Хагалар поможет тебе.

Локи на мгновение забыл, как дышать. Овладеть новой магией? Таки с Хагаларом? Почитать его как наставника? Да проще перерезать горло маминой фибулой.

— Это приказ, отец? — враз севшим голосом спросил царевич, даже не пытаясь скрыть своего недовольства.

— Что именно? — вскинул брови Один. — Подчинить магию — необходимость в сложившихся обстоятельствах. Что же до кандидатуры Хагалара, то ты прекрасно знаешь, что с тех пор, как ваше с Тором сознание прояснилось, я никогда не выбирал вам наставников. Это делали вы сами.

— Ну да, конечно, — тихо пробормотал Локи, вспоминая. Из шестисот зим, потраченных на учебу, только первые триста наставники были божественными посланниками, избранными Отцом. Когда Локи стукнуло семьсот, то почти по всем предметам они стали с Тором учиться вместе, и наставников действительно подбирали сами. Точнее, выбирали из кандидатур, предложенных Всеотцом, коих оказывалось три или четыре.

— Я вас ни к чему не принуждаю, но ответственность за свой выбор будете нести сами, — так говорил отец не в меру серьезным сыновьям, озабоченным нежданным выбором.

Очередная иллюзия свободы: отцу было все равно, кто из равновеликих мужей будет обучать наследников, но наследникам очень льстило доверие отца. Правда, ошибались они порой кошмарно, но и учились видеть суть аса, а не только оболочку. Сейчас Локи не удивился бы, узнав, что каждое действие любого из наставников было продиктовано Всеотцом, чтобы глупые дети нашли выход из смоделированной ситуации. Хотя если отец действительно правил Девятью Мирами, то ему некогда было заниматься подобными глупостями.

— И каковы же альтернативы? — быстро спросил Локи. — Кто, если не Хагалар?

— Кто, если не Хагалар? — Один задумался. — Я сам могу заняться тобой. Если не побоишься, конечно.

Локи стал лихорадочно соображать. Отец предлагает личное обучение: от таких подарков или подачек — не суть — не отказываются, такой шанс выпадает раз в жизни. Но принять его — означает навсегда распрощаться с мыслями об усовершенствовании Асгарда, ведь придется остаться во дворце, забыть о поселении, забыть обо всем, что стало ему дорого, что составляло часть его самого. Презреть общественное ради личного. Отказаться от тех, кто верил в него, ради того, чтобы обрадовать отца и оказаться достойным сыном, а разве не ради этого, в конечном счете, он затеял промышленную формацию? Не ради доказательства, что его не зря забрали из етунхеймского храма? Вот она — возможность, и делать ничего не надо, только согласиться. Он привык учиться, он дотянется до звезд с помощью отца… и похоронит чаяния всех, кто в него верит. Об этом стоило поразмыслить, прежде чем давать окончательный ответ.