— Локи, как ты себя чувствуешь? — одна только мелодия божественного голоса, нежная, пронзительная, позволила забыть обо всех невзгодах, раствориться в тепле и ласке и вдохнуть глоток новой жизни, подаренной отцом.

— Я чувствую опустошение из-за видений. Там поменялись местами правда и ложь.

Вспоминать минувшие часы не хотелось, но мать спрашивала, а он отвечал.  — Мир снов никогда не оставляет ясности, — мягкая рука коснулась его головы, провела по волосам, даря новое удовольствие. — Что ты видел?

— Тебя. Отца. Тень, наверное… Как она выглядела? Хагалара. И снова тебя и отца. Огромные залы и маленькие камеры.

 — Тень выглядела по-разному, — теперь голос матери напоминал трели иноземных птиц. Локи закрыл глаза, подставляясь под ласковые руки. Наконец-то ему стало спокойно.

— Что вы со мной сделали? Только не лги. Если отец запретил говорить, то так и скажи.

— Нам пришлось спровоцировать появление темных сил. Они чудом не погубили тебя, но всё закончилось хорошо, они покинули твое тело, ты свободен от них.

— А скольких я убил?

— Никого. Ты оказался не проклят, а благословлен. Асы, окружавшие тебя, получили большие силы.

— И Фандралл тоже был среди них или мне пригрезилось?

— И Фандралл. Но их силы не безграничны.

— А что такого успел натворить Фандралл, что его отправили со мной?

— Он сам вызвался.

Локи почувствовал на лбу горячий поцелуй и открыл глаза: мать склонилась над ним, наконец-то родная, а не безмерно далекая богиня, которую он наблюдал последние полтора года.

— Я очень скучала по тебе. И очень боялась, что не увижу вновь.

— Я тоже боялся, что больше не увижу никого из вас, — Локи сглотнул и все же позволил себе то, что когда-то давно составляло для него величайшее счастье: он обнял мать, зарывшись в ее мягкие распущенные волосы, вдыхая чудный аромат, слушая мерное дыхание. Давно забытое спокойствие, словно в детстве. Наконец-то забыть о подозрениях, бесконечных играх, погонях не то за счастьем, не то за собственным величием. Остановиться, расслабиться в объятиях той, которая ему дороже всех на свете.

— Мама, я был уверен, что не проснусь. Я видел родную мать, она увлекала меня за собой, в могилу.

 — Я никому не позволю тебя забрать, — прошептала царица. — Ни Улле, ни тёмным богам, на даже самой Хель!

— Улла? Ее звали «Улла»? — оживился Локи. Сейчас он не играл, даже не пытался вызнать что-то секретное, но случайно получил ответ на вопрос, терзавший его долгие месяцы.

— Да, ее так звали. Улла — дочь Гисли и Хердис.

— Дочь Гисли и Хердис, — повторил Локи, откладывая в памяти имена родственников по крови. — Кроме нее я помню Фандралла. И другой мир, в космосе, там была ты, отец и какая-то его неудавшаяся креатура. Она взывала к тебе, а ты молчала. Потом ты была с Хагаларом на мосту. Я плохо помню. А потом со мной заговорила Тень: загадочно и странно.

— Вряд ли ты мог видеть Тень. Ты же не был с ней лично знаком, ты не представляешь ее себе, если только подсознание не сыграло с тобой злую шутку.

— То и правда была лишь игра моего воображения, — подтвердил Локи. — Мне хотелось ее встретить, вот она и появилась, я ведь видел воспоминания отца о ней несколько столетий назад. Потом я еще несколько раз говорил со всеми вами. С тобой, с отцом. Ты спрашивала, зачем я живу. А я не смог ответить.

— Я бы тоже не смогла, — прошелестел у самого уха мягкий голос матери. — На такие вопросы не нужно отвечать, ведь цели со временем меняются. А когда все они достигнуты, смерть сама находит нас. Не стоит придумывать себе цель, Локи. Просто живи достойно. Младенец живет лишь для того, чтобы сосать грудь матери. Ребенок — ради игр и забав. Отрок — ради постижения мира. Подросток — ради сиюминутных подвигов. Для взрослого все эти цели бессмысленны и нелепы, но разве от этого они становятся менее дороги тем, кто к ним стремится?

Локи никогда прежде не слышал рассуждения матери о долге, чести или достоинстве. Долгие разговоры о том, как жить и для чего, царевичи вели только с отцом. Мать не принимала участия в абстрактных беседах не то из-за пола, не то из-за статуса. Локи хорошо помнил содержание писем, которые украл из Фенсалира: они рисовали не самый благообразный образ царицы. Но что он знал о ее прошлом? Ничего. И разве интересовался им хоть когда-то? Нет. Мать всегда была для него некой данностью, которую не отнять. И только сейчас, наслаждаясь бесконечной любовью, купаясь в ней, словно в горячем источнике, Локи осознал, насколько был слеп, насколько сильно амбиции и самолюбивые мечты отдалили его от тех, кто по-настоящему любил его. «Я всю жизни только и делаю, что помогаю тебе, а ты все равно ждешь от меня удара!» — так недавно сказал отец. И он прав. Семья, родительская любовь — все то, чем пользуешься бесконечно по праву рождения, то, что не требует усилий, стоит хранить как зеницу ока. И почему сыну Лафея пришлось выйти за пределы привычных измерений, чтобы осознать эту простую истину?

Хагалар бежал в неизвестном даже ему самому направлении. Злой на всех и вся, с единственным желанием кого-нибудь заживо сжечь или устроить локальный метеоритный дождь.

Один с трудом нашел его в подземелье около зеркального лабиринта, где много столетий подряд спал Гринольв. Хагалар был на взводе: в таком состоянии он запросто войдет в лабиринт, из которого никто никогда не выходил. Один быстро наложил на дверь дополнительные защитные чары, но давний друг даже не заметил его появления. Он сидел на постаменте и плечи его подрагивали, словно от беззвучных рыданий.

— Мне очень жаль, Хагалар, — прошептал Один, но даже шепот эхо повторило многократно. — Правда, жаль.

Маг невесело усмехнулся.

— Жаль. Очередная ложь. Ты не убил его в иллюзорном мире, не свел с ума. Вернулся. Медлил. Ты ждал, что я вмешаюсь. Тебе нужен был повод для милосердия. Ты его получил. Всё как по нотам. Опять. А я опять лишь твоя марионетка, — Вождь вздохнул и поежился от стылого подземного воздуха. — Локи поплатится. За каждую дерзость. Я спущу с него шкуру, но добьюсь своего, несмотря ни на что.

 — Зачем? — простой вопрос прозвучал громом. Всего одно слово: не вызов, лишь любопытство.  — А зачем жить, если цели нет? — фыркнул Хагалар, обхватив голову руками. — Просто существовать остаток зим?

— Я предложил тебе достойную цель, — Один все еще не подходил близко. — Я предлагаю тебе былое могущество. Новое поколение выросло, не зная ужасов войны — это наша заслуга. Твоя в первую очередь.

— Я не буду снова твоей марионеткой! — жестко выплюнул Хагалар. — Ты уже выбросил меня однажды. А настоящие ужасы войны наше разнежившееся новое поколение просто не переживет. И это наша вина, Один.

— Тогда займись тем, чем велит тебе сердце, — Всеотец намеренно пропускал все колкости мимо ушей. Уж сколько раз они с супругой напоминали Хагалару, что это он их предал, а не наоборот — толку не было, а бессмысленно спорить Один не любил.

 — Сердце велит мне не слушать ребенка и, если надо, силой впихнуть ему знания, за которые другие готовы глотки рвать, — буркнул Хагалар. — И я до сих пор не понимаю тебя. Если бы ты рассказал мне правду о его происхождении, я бы нашел способ дать ему магию, не травмируя нежную психику никому ненужной историей происхождения. Он бы ни о чем не узнал. Но вы решили, что я вам больше не нужен! Я! Я положил на благо Асгарда свою жизнь, здоровье, я жил Асгардом, нашим союзом! Тысячу, десятки и сотни тысяч раз я бы умирал ради вас! Тебя и Фригги. И что же я получил взамен? Вы мне не доверили тайну Локи. Выбросили меня в один миг. Как игрушку, отслужившую свое!

По щекам бывшего друга текли злые слезы боли. Настоящие, искренние. Один никогда не видел его слез. Ни во время жестоких тренировок, ни в тот день, когда Фригг лежала бездыханная, ни в день неожиданного расставания. Порой из-за внезапной боли на его глаза наворачивались слезы, но лишь на мгновение. А сейчас Один видел настоящие слезы отчаяния, видел в Хагаларе Локи, заявляющего в хранилище оружия о том, что он монстр. Хагалар стар. Хагалар слаб. Только сейчас Один до конца осознал это. Тот, настоящий боевой маг, никогда не опустился бы до такого позорного проявления слабости — он бы скорее расстался с жизнью.