— Как ты можешь? — тихо произнесла Фригг. — Вспомни о том, как ты вершил судьбами миров. Ты считаешь, что зря потратил время, подчиняя Девять Миров Асгарду? Создавая великую империю?

— Ну ты же можешь пятьсот лет обижаться на мои неосторожные слова и желать мне смерти, — пожал плечами Хагалар. — Так почему я не могу обижаться на то, что вы меня бросили на дно Бездны?

— Но ведь ты сам ушел, — терпеливо напомнила царица. — Неужели память обманывает тебя? Я умоляла тебя остаться — ты отказался. Я умоляла тебя вернуться — ты меня оттолкнул. Ты сам загнал себя в поселение, а теперь обвиняешь нас в том, что мы сломали тебе жизнь. Разве это справедливо?

— Перестаньте, — степенно произнес Один, не повышая голоса. — Так вы ничего не сможете изменить.

— Не мог придумать что-нибудь менее пафосное? — съязвил Хагалар. — Я больше не подчиняюсь каждому твоему слову, отец смерти. Я тебе честно и откровенно скажу один раз и больше повторять не буду: мне глубоко наплевать, каков Локи по характеру и что вы про него думаете. Он мой. Я ждал его пять столетий. И никто не встанет между нами. Ни вы, ни его дружки, ни он сам. Я всегда получал то, к чему стремился. Еще ни один артефакт не был мной утерян, ни одна война не была проиграна. И Локи я не упущу. Даже если мне придется пойти против вашей воли. Впрочем, уже пришлось.

— Я швырнул его бессознательное тело в твои объятия полтора года назад! — громыхнул Один, теряя самообладание. — Я отдал тебе игрушку, которую ты так жаждал.

— Он не игрушка. Только ты его таковым считаешь.

— Нет, ты. Я растил из него сына и наследника. А ты пытаешься сделать его своим рабом. Ты рассуждаешь о нем, как о вещи, и принимаешь решение, не спросив его мнения.

— А ты что, хоть раз в жизни его мнение спрашивал? — зашипел Хагалар в ответ, на мгновение принимая облик настоящей змеи, готовой вцепиться ядовитыми зубами в чью-нибудь глотку.

— Почти всегда, — флегматично ответил Один, не обращая внимания на метаморфозы.

— Заранее вложив в его голову нужный ответ, разумеется!

— Зачем? Я достаточно хорошо его знаю, чтобы предугадать возможные желания, он сам ограничивает себя в попытках понравиться мне. Да и возможностей у царевичей не так и много.

— Царевичей! Твои дети всегда были для тебя только царевичами. Ты в них никогда не видел личностей. Ты ни в ком не видел личностей и лепил только то, что тебе нравилось.

— Если ты так считаешь, то тебе придется совершить самоубийство, — Один легко обошел очередную словесную западню. — Ведь тобой я тоже занимался. Не забывай, каких высот ты достиг и кем в конце концов стал. Посмотри на свою ладонь и вспомни. Я никогда и никого не приближал настолько…

— И никогда и никого не выбрасывал со столь спокойной душой! — Хагалар перевел дух, осознав бессмысленность спора. — Немедленно разбуди Локи. Вернись в сон и забери его душу.

— Я могу повредить его…

— Ах, не хочешь! — глаза Хагалара опасно сощурились. — Что ж, тогда я все сделаю сам!

Одного небрежного взмаха рукой хватило, чтобы появившаяся из ниоткуда ледяная вода окатила царевича с головы до ног. Вскрикнув от неожиданности, Локи открыл глаза и принял сидячее положение.

В комнате повисла напряженная тишина.

====== Глава 101 ======

Локи ошалело переводил взгляд с матери на отца, с отца на Хагалара, с Хагалара опять на мать, а недавние спорщики напряженно смотрели на него, затаив дыхание и ожидая дальнейших действий. Царевич медленно повернул голову в одну сторону, потом в другую, силясь не то размять затекшие мышцы, не то узнать комнату.

 — Локи, ты очнулся! — воскликнула Фригг и первая бросилась обнимать сына, несмотря на то, что ее платье мгновенно пропиталось водой. — Мы боялись, что ты не вернешься к нам! Мокрый царевич сидел с идеально прямой спиной, не до конца осознавая происходящее. Хагалар отказывался верить мгновенной перемене — секунду назад Фригг пылала гневом и едва не орала на него, и вот уже ласкает дитя как ни в чем не бывало. Страшная подделка. Ужасающая ложь, которой Локи самозабвенно верит.

Один не умел менять личины столь стремительно, но и он подошел к Локи, придав лицу типичное бесстрастное выражение.

 — Мы рады, что ты жив, — он положил руку на плечо недосына, высушивая одежду и шкуры. — Провидение вернуло нам тебя. Хагалар не сдвинулся с места. Он не находил слов, чтобы выразить все переполняющие его душу чувства. Не к месту вспомнилась Беркана: сколько раз он ласково обнимал ее, тайно желая придушить. Но то было в шутку, любя, а божественные родители говорили об убийстве непутевого полукровки совершенно серьезно. Но кто бы осмелился обвинить сейчас царицу в неискренности? Даже он, знавший ее ребенком, не чувствовал игры и фальши. Что уж говорить о детеныше, всегда почитавшем ее за мать. Сам детеныш, немного справившись с собой, обнял царицу, словно величайшее сокровище, и обратился к отцу:

— Это настоящий Асгард? Или очередной сон?

— Настоящий, — кивнул Один дружелюбно. — Ты пережил то, что никому не под силу пережить. Теперь ты дома.

— До-ма, — по слогам повторил Локи и вперил нечитаемый взгляд в Хагалара, затаив дыхание. Потом поднял руку в его сторону, сделал несколько странных пасов, которые не произвели никакого эффекта, но заставили усомниться в рассудке царевича. — Да, я действительно дома, раз у меня ничего не получается. Отец, неужто даже сразу после пробуждения я обязан лицезреть самого достойного клятвопреступника Асгарда? Позволь мне хоть немного отдохнуть.

Хагалар стиснул зубы — ни словом, ни жестом не выдал тайны царской семьи, хотя мог рассказать всё. Рассказать страшную правду. В которую Локи не поверит, отмахнется и обвинит своего вечного благодетеля етун знает в чем.

— Что ж, отдыхай, — Вождь направился к двери, но у самого порога обернулся и тихо, одними губами, добавил, — тварь…

Только умение читать по губам позволило определить, что именно он произнес, прежде чем удалиться, громко хлопнув дверью. Локи изумился дерзости, но виду не подал, а Одину пришлось последовать за бывшим соратником — в таком состоянии боевой маг натворит кучу глупостей, а их последствия придется устранять и без того уставшему Всеотцу.

— Сын мой, ничто не способствует выздоровлению лучше, чем объятия матери, — пробормотал он, торопливо покидая комнату. — Набирайся сил. Я зайду позже.

Локи рад был остаться наедине с царицей. Впервые за долгие месяцы он видел ее обычную: прекрасную богиню, чистую и светлую, образец всех добродетелей Асгарда, а вовсе не скелет или призрака смерти. Раньше он не осознавал, насколько сильно выматывали фантомные образы смерти, как сильно они отдалили его от приемной матери, но сейчас всё изменилось. Словно не было последних зим, словно он не делил кров с преступниками Асгарда, словно не встречался с матерью лишь на праздниках раз в несколько месяцев. Сейчас, лежа рядом, ощущая всем телом ее тепло, заботу, волнение, Локи готов был поверить в счастливое будущее, особенно учитывая, что он выжил там, где никто не выживал прежде, что поборол собственные сны. Он убил всех, кого любил, он разрушил Асгард, но сам же его и восстановил. Он почти потерялся в грезах, но проснулся, чтобы оказаться в Бездне и в новом вихре разноцветных иллюзий, которые не выпускали его до сего часа, когда отец применил простой, но от того не менее действенный метод с водой.

Он жив, хотя десяток раз должен был умереть, сойти с ума или заблудиться в лабиринте собственного сознания. Нет, не полтора года назад он вернулся в Асгард, а только сейчас: никогда прежде он не ощущал подобного единения и гармонии хоть с кем-то, как сейчас с царицей. И пускай мысленно он сравнивал Фригг с настоящей матерью, которую теперь помнил отчетливо, как и прочих етунхеймских родичей, всё равно она была родная. Рядом с ней хотелось забыть обо всем, особенно — о странных снах, о незнакомцах, преследовавших в мире сновидений, даже о Тени. Локи не сомневался, что на мосту говорил именно с нею. Царевич откинулся на мягкие подушки и рад был бы увлечь мать за собой, но не осмелился.