Убийство не только Тора, но даже и самого Одина, с точки зрения закона, не было цареубийством, потому что в последний раз присягу приносили именно Локи, когда он вступил на престол незадолго до падения Радужного Моста. Присягнуть ему успели далеко не все, но судьбу столицы решат не те, до кого недели пути. После гибели молодого царя переприсяги Одину не было, но сейчас, когда Локи вернулся, старая присяга вступила в силу, а значит, большая часть Асгарда формально подчиняется младшему царевичу. Разумеется, только формально: никто никогда не посмеет пойти против Одина, и Всеотец это прекрасно знал. Но на Тора неприкосновенность ни в коей мере не распространялась, а он проявлял беспечность, что сильно облегчало задачу будущим убийцам. На днях он прилетел на молоте, без разрешения зашел в дом Локи, перерыл там всё, не поставив никого в известность о цели своего визита, и унесся прочь, растворившись в снегах.
Локи, подозрительно помолодевший, тоже недавно объявился. Тайно, ночью на пару часов к вящей радости нескольких никогда не видевших его новичков, которым повезло оказаться рядом с монаршей особой. Он предупредил о скором официальном визите брата. Это был сигнал, пускай сам Локи не догадывался, какую ловушку готовит Тору. Старший царевич точно не покинет поселение живым: методы убийства наследника обсуждались столь же спокойно, сколь вкус новой партии водорослей или подозрительную деятельность мастера логистики, с которым раньше у Дагара были очень хорошие отношения. Старик словно не замечал логистов Мидгарда и Хельхейма, проводя всё время с логистами остальных миров. Любопытный Ингвар сунулся с расспросами, но ничего не добился и ушел не солоно хлебавши.
Все эти перипетии произошли за какие-то два месяца. Дагар, большую часть времени проводивший с женой в Норвегии, не успел даже осознать столь стремительных изменений в расстановке сил. Он не знал, чего хотел: остаться со всеми или сбежать в Австралию к Ансур, Алгиру и Эвару. Поехать туда с женой, к примеру, на год, затеряться до лучших времен, а потом вернуться, если будет, куда. Что-то подсказывало ему, что ждать осталось недолго и что скоро наследники Одина сойдутся в смертельной схватке, где на одной стороне будет молот, а на другой — союз науки и магии. И Дагар не был уверен, что хочет наблюдать за кровопролитием. Как и прочие четырнадцать логистов Мидгарда, у которых была возможность сбежать. Ингвар, как обычно презрев опасность, живо обсуждал методы убийства. Дагар обсуждал вместе с ним, но мыслями был далеко и все никак не мог определиться, как же действовать. Он стал рассеянным, часто не замечал, когда к нему подходили, зато спал мертвым сном, поэтому даже не почувствовал, когда острый ножик перерезал шнурок на его шее. Осколок Тессеракта, вставленный в замысловатое мужское украшение, соскользнул в руку Ивара. Ученый с легкой улыбкой посмотрел на свою добычу. Наконец-то ворота Етунхейма откроются перед ним. Он был уверен, что никто не видел его мелкой кражи. Лагура, с упоением читающего ванахеймскую книгу — давнишний подарок Локи, — он не заметил. Как и не заметил, каким странным взглядом проводил его Лагур, вслепую переворачивая страницу, на которой ровным счетом ничего не было ни написано, ни нарисовано.
====== Глава 97 ======
Сознание возвращается медленно. Бросает то в холод, то в жар. Он с трудом открывает глаза. Фокусирует взгляд. Он раздет и скован цепями. Сзади обнимают, даря спасительное тепло. Он в пещере. С ярким светом. Он бывал здесь в детстве. С родителями. И сейчас чувствует теплые объятия матери. Как во сне.
Жуткий скрежет привлекает внимание. Толпа асгардских воинов. Локи пытается пересчитать их, но сбивается. Они ничего не делают. Не двигаются. Среди толпы знакомая фигура. Фандрал! Где-то должны быть остальные и Тор. Они никогда не ходили в походы без Тора. Локи пытается взглядом отыскать брата. Фандрал внезапно оказывается рядом. В его руке флакон. Мутит от одного запаха.
Фандрал хватает за подбородок. Слабая попытка вывернуться. Взгляд, брошенный назад, заставляет оцепенеть от ужаса: со спины обнимает мать. Не Фригг. Настоящая мать. Как в воспоминаниях отца. Как на портрете сестры. Оживший труп, драуг! Локи кричит. Или так кажется. Отвратительная горечь разливается по рту. Он глотает. Тошнота. Яд растекается по организму. Разъедает внутренности. Накрывает волна паники. В голове нарастает гул. Дышать все труднее. Мир вокруг плывет и пылает. Объятия матери все жарче, из них не вырваться. И воинов не остановить. Они вгоняют в предплечья несколько кинжалов. Боли нет, но с рук капает кровь. Густая, горячая. Слишком много крови. Сознание отключается. Осталось только чувство. Чувство, будто изнутри поднимается что-то неведомое, жуткое. Оно давит и разрывает внутренности. Три очага магии активировались, образовав причудливый треугольник. На вершине его — провал, неведомая бездна, ведущая в другие измерения.
Задыхающийся, умирающий Локи не понимал, что происходит вокруг, а в голове билась только одна мысль, одна эмоция — радость: он отомстит убийцам, асгардские воины не уйдут живыми, им не победить ту силу, которая сойдет в мир через него. Его смерть не напрасна, ведь ненавистный Асгард погибнет вместе с ним.
Гуликамби возвестил середину дня, несколько раз взмахнул крыльями и с большим трудом долетел до самого верха высоченной башни Одина. Там распушил шикарное оперение и устроился поудобнее, чтобы подслушать приглушенные разговоры десятка молодых и пожилых асов, связанных общей тайной. Хотя Гуликамби не был столь любопытен, сколь Рататоск, все же и ему иногда хотелось хоть в чем-то обойти пронырливую белку и не менее пронырливых, а нынче отосланных по делам воронов. Если стать свидетелем какого-нибудь интересного происшествия, то подробности потом можно по крупицам выдавать друзьям, гордясь своей осведомленностью и приукрашивая детали. Особенно сейчас, когда главными героями очередного сражения стали ни кто иные, как первые удачные креатуры Одина, созданные задолго до самого Гуликамби: мелкие, уродливые, никому не нужные, забытые на много тысячелетий. Но не зря говорят, что тот, кто долго ждет, в конце концов, достигает невиданных вершин. Также и тараканы вдруг стали царю дороже всех.
Гуликамби неслышно перепорхнул на подоконник и осторожно заглянул внутрь через витражное окно. Всеотец собрал в большой плохо освещенной комнате всех посвященных в истинное положение дел. Нельзя было ожидать иного решения после того, как наследник растрезвонил о духах своим друзьям, а старый маг допустил до тела Алгира. Один не желал скандала и широкой огласки, поэтому пригласил всех заинтересованных на просмотр невиданного зрелища, которое могло уничтожить не только Асгард, но и все миры Иггдрасиля. Погибнет один мир вселенной — перестанут существовать все остальные: только из-за этого маги Муспельхейма и Нифльхейма до сих пор не уничтожили друг друга во время бесконечной огненно-ледяной распри. Конца света боялись все, хотя и давно были к нему готовы. Тысячелетия назад его предсказала Вёльва, и именно Гуликамби когда-нибудь возвестит о его начале. Локи должен сыграть в нем не последнюю роль, но вовсе не уготованную ему сейчас.
Не ту, из-за которой Вольшгаг, Огун и Сиф явились к Всеотцу в полном боевом облачении с оружием наизготовку, готовые первыми защищать Асгард в случае появления захватчиков из иного измерения и мстить за смерть друга.
Тор немногим отличался от верных друзей: в тяжелом плаще и сияющих доспехах он перебрасывал молот из руки в руку, не то бахвалясь силой, не то беспокоясь за брата.
Целитель Алгир, оправдывая славу прекрасного лекаря, захватил с собой всевозможные иномирские медикаменты и асгардские настойки для оказания первой помощи возможным пострадавшим.
Эйр, напротив, не взяла с собой даже целительные камни. Она пришла в длинном льняном платье с несколькими брошами и связкой ключей на поясе. Мало кто знал, сколько всего интересного и опасного скрывали фибулы и потайные карманы. Эйр была непредсказуема и очень умна. Вобравшая в себя мудрость Етунхейма, где проходила обучение целительству, она лучше всех представляла себе, что за боги явятся в трехмерный мир и какая помощь понадобится после сражения. Не случайно ее одежды украшал сложный орнамент: по телу рассеченной надвое змеи вились руны в окружении лоз и листьев, растущих прямо из них — священная Етунхеймская символика.
