— Думай о чем-нибудь хорошем и дыши ровно, — говорил отец, и Локи рад был бы думать о приятном, если бы не лежал вдали от камина на холодном металле.
— Мне холодно и жестко, — хрипло произнес он.
— Что ж, тогда вставай, — разрешил Один, и сам поднялся. Локи медлил, пытался заглянуть в себя и разобраться, изменилось ли хоть что-то. Но он ничего не чувствовал. Проверить получится только на очередном уроке с Учителем.
— Зачем ты просил меня встать перед тобой на колени? — спросил он, прочищая горло: не хватало еще заболеть из-за лежания на полу.
— Чтобы проверить, что происходит внутри тебя, как ведет себя кровомагия, — глухо ответил Один. — Мне необходимо видеть твою спину, чтобы оценить циркуляцию кровомагии. И если я сижу в кресле, то удобней всего проверять, когда ты стоишь на коленях спиной ко мне.
— А кровомагия у меня осталась? — удивился Локи. — Я думал, что все стало как было.
Один молча протянул появившийся из ниоткуда ножик. Локи зажег на руке пламя, обжег холодный металл и разрезал кожу запястья — потекла серебряная струйка, быстро сменившаяся красной.
— Когда колдуешь — преобладает магия, когда не колдуешь — кровь, — спокойно пояснил Один, видя неподдельный ужас в глазах Локи. — Не пугайся так. Ничего страшного не случилось.
— А то, что я зажег огонь прямо на руке, тебя не удивляет? — переспросил ошарашенный Локи.
Один только головой покачал.
— И? Что мне с этим делать? — неуверенно спросил царевич. — Эта магия проявляется, когда эмоции берут вверх. Она опасна.
— Ты у меня спрашиваешь? Я думал, что ты сам уже в состоянии принимать такие простые решения. Ты же выжил в Бездне.
— Выжил, — недоуменно повторил Локи, осознавая, что его сбивают с толку, но не успевая защититься. — Но то Бездна, а в Асгарде ты же мне не даешь принимать решения.
— Пока ты в поселении, я тебя никак не контролирую.
— Хагалар контролирует.
— Договориться с ним тебе очень просто.
— Это невозможно!
— Локи, — отец жестко пресек зарождающийся спор. — Если ты не в состоянии заставить Хагалара на тебя работать и во всем тебе помогать, значит, ты вообще ни на что не способен.
Царевич так и остался стоять с открытым ртом — это был неожиданный выпад.
— Как ты можешь такое говорить? — прошептал он. — Ты понятия не имеешь, что происходит в поселении.
— Что бы там ни происходило, в этом виноват ты, — серьезно ответил Один. — Ты жалуешься, что я тебе свободы не даю. Получи. Хочешь возвращаться в поселение — возвращайся. Считаешь, что справишься с кровомагией вдали от Гладсхейма — я тебя не держу. Если считаешь, что не справишься — оставайся здесь и дальше бездельничай. Твое присутствие никому не мешает, а своими непосредственными обязанностями можешь не заниматься. Делай, что хочешь. Если поедешь в поселение, возьми с собой Беркану и Алгира. Алгир должен следить за твоим здоровьем, а Беркане делать здесь нечего. Хагалар пока останется при мне. И, Локи, пока будешь вдали от него, подумай хоть немного, а я точно знаю, что думать ты умеешь. Я дам тебе только одну подсказку: ради того, чтобы защитить тебя, Хагалар не остановится ни перед чем.
Локи проглотил обиду и пошел к двери, не желая больше разговаривать. Отпустил его отец, как же. Фактическая свобода, которой нельзя воспользоваться, потому что неблагоразумно! Уже находясь в коридоре, он все же нашел в себе силы обернуться и зло произнести:
— Пусть Хагалар не остановится ни перед чем, чтобы защитить меня, а я не остановлюсь ни перед чем, чтобы уничтожить его!
И он удалился, не заметив безмерно удивленного взгляда, коим его наградил Один.
Вечером того же дня Хагалар собирался расслабиться, отдохнуть от суеты дворца и мидгардских гостей и распить в одиночестве давно приевшийся дворцовый мед, не меняющий вкус в течение последней пары тысячелетий. За окном клубилась непроглядная тьма, несмотря на ранний вечер, валил снег, норовя замести улицы. Настоящий снегопад в Асгарде — редкость, и Хагалару нравилось им любоваться, но сейчас это было невозможно из-за полного отсутствия освещения. Старый маг блаженствовал у огня, с удовольствием вспоминая давно минувшие дни юности и молодости, однако грезы не помешали ему отследить появление Всеотца.
— Ты всё еще мастер незаметно подкрадываться, великий Один, — промурлыкал Хагалар, щурясь от неяркого света. — Я тут недавно развлекал твою старшую и единственную плоть и кровь. Прекрасная Фригга восхитительно посеяла семена сомнения в юной душе.
— И ты получаешь от происходящего массу удовольствия, — подытожил Один, присаживаясь рядом и отпивая мед прямо из горла. — Тора я сегодня не видел, а вот Локи пришлось успокаивать.
— Опять? Что случилось? — Хагалар мгновенно подобрался: ни следа не осталось от недавних радости и неги.
— Не то, о чем ты думаешь, — Один сделал еще пару больших глотков и насильно всучил бутылку старому другу, который готов был бежать спасать Локи от очередных призраков. — Я поделюсь с тобой чудным воспоминанием, обрывки которого перехватил у Локи.
Хагалар нетерпеливо сжал руку Одина, погружаясь в его воспоминания. Нет, не в его. В детские воспоминания. В те события, которые Один не мог видеть своими глазами, потому что его там не было. Хагалар не привык смотреть чужую память, особенно детскую, да еще и такие яркие моменты. А уж то, что именно он увидел, потрясло его настолько, что он не выпустил руки Одина, даже когда комната приняла привычные очертания.
— Похвально, что он до сих пор помнит тот урок, пускай и не совсем верно, — самодовольно произнес Всеотец. — Хагалар, когда-то очень давно ты обвинял меня в жестокости и предрекал, что дети возненавидят меня, если я буду обращаться с ними так же, как с тобой. Я внял твоему предостережению. Мои дети не познали боли, но полюбили меня как отца и бога. Ответь мне, Хагалар: как так вышло, что ты, противник насилия над детьми, избил Локи?
Слова упали камнем в песок. Хагалар замешкался и не сразу собрался с мыслями.
— Я не верю, что Локи рассказал тебе.
— Он ничего не сказал, — подтвердил Один, получая немыслимое удовольствие от смущения старого мага, столько столетий хорохорившегося собственными принципами, презиравшего тех, кто позволял себе слабость. — Но тело и поведение выдали его. Я не осуждаю тебя, я удивляюсь, что ты проиграл дерзкому мальчишке.
— Мне кажется, нам с ним удалось найти общий язык, — медленно произнес Хагалар, подбирая слова и уходя в нападение. — Да, мне пришлось располосовать его спину, но мне это не доставило удовольствия. Зато ты калечишь его морально и с большим воодушевлением.
— Ты считаешь, что тебе удалось найти с ним общий язык? — удивился Один, намеренно пропуская удар. — Ты заблуждаешься. Локи не любит тебя. Когда я отдал тебе его тело, я был уверен, что ты сразу же заберешь и его душу, ведь раньше вы были так близки. А ты нашел с ним общий язык только через боль. Не узнаю тебя.
— Да, мне понадобилось приложить определенные усилия, чтобы достичь результата, — раздраженно бросил Хагалар, не желая признавать свою вину и страстно желая победить Одина в споре и хотя бы этим развеять скуку морозного вечера. — После твоих экспериментов на собственных детях, которыми ты, как я вижу, гордишься, перевоспитать Локи — не самая простая задача. Понадобится чуть больше одного дня.
— Прошло больше года, — возразил Один, вальяжно устраиваясь у самого огня. Ему не хватало пикировок с Хагаларом. Спорить с Локи было скучно: мальчишка слишком предсказуем. Спорить с женой надоело еще пару тысячелетий назад. А нынешние придворные всерьез спорить с Всеотцом просто боялись. Совсем другое дело тот, на чье становление когда-то Один положил столько сил. Тот, кто должен был стать новым царем, если бы не появились родные дети.
— О каких именно экспериментах ты говоришь? О приучении к боли? — Один не сомневался, что и о тренировках Хагалар уже знает и не одобряет. Всё же в некоторых моментах он чересчур предсказуем.