Вторая просьба поступила от Хагалара, причем в письменном виде. В последнее время он со всеми обменивался письмами, безвылазно сидя во дворце и обещая, что не сегодня, так завтра вернется вместе с Алгиром и Берканой. Эти двое неплохо развлекались в чертогах Одина — от них писем так никто и не дождался. Послание, адресованное Фену, гласило, что вместе с Тором прибудет человек — мужчина, которого надо не соблазнить, а влюбить в себя романтичной, красивой любовью, чтобы он пошел на подвиг ради любимой, а именно — на драку с Гринольвом в своем демоническом обличие. Эта просьба была настолько странной, что Фену не знала, что и думать. Человек дерется с асом? У человека есть демоническое обличие? Это было заманчиво. Фену задумалась, от кого лучше родить: от старшего царевича или от земного чуда-юда? Она была немолода, и ей пора задуматься о детях от других мужчин, раз уж соблазнить Локи не вышло. После долгих раздумий Черная Вдова остановилась на ребенке от чудовища-человека. Пусть сперва подерется с Гринольвом, покажет свою доблесть и удачу, а потом она даст ему то, ради чего он пойдет на подвиг.
Правда, красиво и долго соблазнять, ходить кругами и щебетать нежности она не умела. Обычно между первой встречей и успешным соблазнением проходило всего около получаса, а сейчас требовалось распалить человека настолько, чтобы он ради красавицы совершил подвиг; но не настолько, чтобы он бросился на нее с недвусмысленными намерениями до подвига. Это сложно, но Фену трудностей никогда не боялась.
====== Глава 93 ======
Почти месяц Локи сидел во дворце и отчаянно скучал, несмотря на надоедливых мидгардских гостей и попытки старых дворцовых приятелей поднять настроение. До падения в Бездну жизнь в Гладсхейме полностью устраивала воспитанника Одина, но сейчас его ждали поселение, второй водопровод, подросты елочек, краденные почвы и реформа образования. Было необходимо любой ценой вернуться в мир отверженных, укрытый куполом от Хеймдалля. Там можно откровенно поговорить с Хагаларом и получить обратно портрет настоящей семьи, который старик упрятал в подпространственный карман сразу после ритуала. Да и встречу с сестрой нельзя надолго откладывать, что бы по этому поводу ни думал поганый маг. Царевна вскользь упомянула, что во время жертвоприношения младенца пыталась убить сама Тень Одина. Локи жаждал подробностей несостоявшегося убийства и хотел узнать настоящую дату своего рождения. Да и давно пора забрать из Етунхейма жертв беспечности Наутиз. Если не самих ученых, то хотя бы тела.
Одним словом, поводов вернуться в поселение было предостаточно, особенно в свете скорого визита братца, который не должен раскрыть чужие тайны. Пару ночей назад Локи поехал в мир отверженных на несколько часов, чтобы удостовериться, что с Иваром всё в порядке. Короткая вылазка утомила и облегчения не принесла, поэтому, встретив следующим утром отца, Локи обратился к нему с речью:
— Могу ли я вернуться ненадолго в поселение?
— Сейчас? — переспросил Один, и в одном только голосе Локи послышался жесткий отказ. — Помнишь ли ты, что скоро состоится свадьба Сиф? А после торжества ты отправишься в поселение вместе с братом и нашими гостями.
— Я помню, — Локи осторожно подбирал слова. — Но меня не было там почти месяц. Возможно, из-за этого придется начать сначала работу с…
— С чем? — резко перебил Один. — Уж точно не с каскетом. Тебе нельзя к нему прикасаться. С чем же ты там работаешь? Чем ты занимаешься?
— Артефактами, — буркнул Локи, почти не солгав. — Мне нравится создавать маленькие артефакты на месте больших, мне нравится работать с магией.
— Что ж будем считать, что я тебе поверил, — усмехнулся Один, а Локи напрягся. Ничего хорошего улыбка отца никогда не предвещала. Всеотец свернул в первую попавшуюся комнату, из которой тут же ретировались придворные, гревшиеся у огня с кубками меда. Локи проводил их подозрительным взглядом, на всякий случай оставшись подле двери. Отец, напротив, устроился в глубине комнаты в массивном кресле с мягкими подлокотниками и царственным жестом указал на пол подле себя.
— На колени.
— Что? — опешил Локи, узнав собственные интонации, которые позволял себе в Штутгарте.
— На колени встань, — пояснил Один, хотя уточнение было излишним. Локи нахмурился, силясь разобраться, чего от него хотят и чем обернется робкая просьба об отъезде, но все же тяжело опустился на пол, недовольно поджав губы. Прошло несколько томительных мгновений, за которые царевич перебрал возможные причины странной просьбы, но ни к какому выводу не пришел. Один показательно вздохнул и величественно произнес, противно растягивая слова:
— Раньше ты лучше понимал меня. Я же показал тебе: встань передо мной на колени, а не вдали от меня. Подойди ко мне, повернись спиной, сними верхнюю одежду и опустись на колени — неужели мне до сих пор надо объяснять тебе каждый шаг?
Локи медленно поднялся с пола, сжимая побелевшими пальцами ворот верхней одежды. Знал бы отец, насколько сложно выполнить его просьбу. В первые недели после избиения, учиненного Хагаларом в поселении, Локи ловил себя на том, что поворачиваться спиной к софелаговцам ему неприятно. Постепенно мерзкое ощущение прошло, но потом он на свою голову упросил учителя потренировать выносливость. Занятия предполагали наготу, но заставить себя снять нижнюю рубаху Локи не мог. От нее не было никакого прока: кнут рвал ее в клочья, но раздеться полностью было выше сил воспитанника бога, что усугублялось болью, которую приносили занятия в первое время: Локи не мог сосредоточиться и воспользоваться методикой, которую в него вбивали столетиями. Только после подробного рассказа о встрече с Халком тренироваться стало легче, пускай Учитель до сих пор не был доволен результатом. Сейчас, когда Локи почти на месяц застрял во дворце, занятия продолжились, но обнажить спину перед потенциальным врагом — то есть перед кем угодно — Локи так и не мог, хоть это и было глупо: отец ни разу в жизни не ударил ни его, ни Тора. По пощечине во сне Локи сразу определил, что перед ним фантом, а не настоящий Один.
— Сын мой, что случилось? — обеспокоенный голос отца не предвещал ничего хорошего. Некстати вспомнились бредни Хагалара про мага мозга и голословные утверждения, что Всеотец способен не то читать мысли, не то смотреть чужие воспоминания. Если он полезет в голову и увидит проклятое избиение… Лучше вновь прыгнуть в Бездну, чем терпеть позор!
— Локи, немедленно подойди ко мне. Ты меня слышишь?
Локи прекрасно слышал, поэтому сделал диаметрально противоположное: отошел от отца как можно дальше. По телу проходили электрические разряды, магия норовила сорваться с пальцев, сердце бешено колотилось, а покалеченным легким не хватало воздуха, словно спертый воздух помещения разом обратился во влажную ванахеймскую жару. Один нахмурился, призвал из небытия Гунгрир и величественно встал с кресла, собираясь первым пойти в атаку.
— Не подходи ко мне! Я опасен!
С руки сорвался огненный шар, и Локи едва успел погасить его прежде копья отца. Один мрачнел на глазах. Он не знал об избиении и явно считал, что нежелание подойти ближе — происки темных сил.
— Не подходи! — Локи и сам не заметил, как встал в боевую стойку. — Дело не в силах Етунхейма, но ты их спровоцируешь.
— Я понял, — голос отца проходил словно сквозь воду. Локи готовился в бою отстаивать неприкосновенность своей памяти, но Один вовсе не собирался сражаться с ним. Он медленно положил копье на пол, отошел от него и сел у огня, который загорелся неестественным синим пламенем.
— Иди сюда.
— Нет, — твердо заявил Локи, сжимая руки, пряча их за спиной, чтобы комнату не поджарили взбесившиеся языки пламени, которые он не умел контролировать. Почему отец никак не оставит его в покое — неужели не видит, что неведомая магия реагирует на страх и готова уничтожить все вокруг? Костер за спиной отца взвился чуть ли не до потолка, комнату заволокло едким дымом, от которого слезились глаза.
