— Один все еще очень любит тебя и заботится, — отогнав видения, произнесла Фригг, встречаясь взглядом с Хагаларом.
— А я все еще ему не верю.
Хагалар тоже помнил. Каждое слово. Тот проклятый день навсегда отпечатался в их памяти, оставив на ней клеймо. Это была точка невозврата, навсегда разделившая их.
— Твоя искренняя ненависть мне милее его фальшивой любви, — тихо произнес маг, возвращая Фригг в настоящее.
— Ты ошибаешься, — мягко произнесла она, едва скрыв горечь. — Я не в силах ненавидеть тебя.
Она не лгала ему. Ни тогда, ни сейчас, но он со всем своим умом и знаниями даже не пытался понять, будто защищал основы своего мироздания, которые непременно рухнут, если он поймет. Халагар лишь усмехнулся, укладываясь на шкуры и робко обнимая ту, с которой когда-то был духовно близок.
— Один искренне расположен к тебе, — добавила Фригг. — Сегодня я поссорилась с ним из-за Тени.
— А она-то тут при чем? Ее же уничтожили ко всеобщему удовольствию и согласию. Разве нет?
Хитрый прищур, мелькающие на лице тени и всё то же непонимание, что и много столетий назад. Надуманное, злое. Когда между ними впервые прошелестел холодный ветер? Когда вместо искренней улыбки они отвели друг от друга глаза, скрывая правду? После рождения Локи или чуть позже? Сперва златые нити чувств покрылись толстым слоем льда, а потом он дал трещину, навсегда разъединив их. И только они сами были в этом повинны.
— Ты многого не понимаешь, — покачала головой Фригг, поддавшись магии ночи и предприняв крохотную попытку к сближению. — Это было очень тяжело. И для меня, и для Одина.
— И для нее самой, — эхом откликнулся Хагалар, легко перебирая золотые шелковистые волосы властительницы Асгарда.
— Возможно, тебе лучше знать, — прошептала Фригг, глядя на парящий над ними огонек.
— К чему она нам сейчас? — перебил Вождь. Слишком резко, слишком быстро. Он снова бежал, снова не желал слушать, не желал вложить свою ладонь в протянутую руку и прекратить многовековую вражду. — Здесь только ты и я. Наше прошлое, наше настоящее и возможное будущее. Я так устал от Асгарда.
— Хочешь опять сбежать в Бездну?
Он всегда сбегал от проблем: и в молодости, и сейчас. Просто его проблемы не шли ни в какое сравнение с тем, что обычные асы считали проблемами. Сложные комбинации Хагалар решал превосходно, играючи, не прилагая особых усилий. А вот простые, на которые другой не обращает внимания, вызывали в нем настоящее помутнение рассудка и желание исчезнуть.
— Почему бы и нет? Но в этот раз только с тем, что Мне принадлежит.
Фригг позволила себе вопросительный взгляд, который потонул во тьме. Хагалар специально выделил «мне». Этакая своеобразная попытка убедить даже не царицу, а самого себя в том, что ему что-то действительно принадлежит. Кого он собирался забрать с собой на этот раз, решив разыграть ту же партию, что и много столетий назад? Разве что сейчас он предупреждает ее заранее, словно просит остановить, отговорить, удержать на краю бездны, в которую сам жаждет шагнуть. Так похоже на Локи, разве что сын не просит помощи, а ждет, что ее предложат, догадавшись, что она необходима. Это они с Хагаларом уже проходили.
— Попробуй.
Спорить с ним, да даже развернуто отвечать, почему этого делать не стоит, не было никакого желания. Зато страсть и пылающий огонь любви так приятно заполняли внутреннюю пустоту царицы, что она предпочла отдаться им полностью, плыть по волнам реки, лед которой временно растаял, слушать чарующий бархатный голос и забывать, забывать обо всем, что так сильно терзает всех. Всех, кроме нее самой. Хагалар мог быть очаровательным и неотразимым, когда сам того желал, в свое время он мог бы стать ее лучшим любовником, но так и не стал. Перед ним были открыты все пути, но это было так давно. Теперь он никому не нужен, его списали со счетов все, даже она. А он всё пытается играть в игры, которые ему раньше удавались, уверенный в том, что никто не замечает его старости и слабости. Да он и сам их не видит.
Хагалар не подпустит к себе ни одного врага, но падет от кинжала, которым проткнет его сердце тот, кого он искренне любит.
Дар предвидения никогда не обманывал царицу богов.
— С Синмарой всё улажено. Может обмануть, конечно, кто в наше время не обманывает. Но хоть что-то определенное.
— Не смотрите на меня: цверги давно на все согласны. А со свартальвами они пока не договорились. Обещали в ближайшее время.
— Что я могу сказать: меня смущает покладистость юсальвхеймских эльфов — они слишком быстро и просто подписали бумаги. Я завтра наведаюсь к ним еще раз и уточню детали.
— Что ж, солнышки мои, — медленно произнес мастер логистики, перекрывая гул, который поднялся из-за радостного известия о заключении договоров. — И сегодня я снова вами очень доволен. Через неделю жду вас у себя. А пока отдохните, сходите в столовую. Располагайтесь. Вы устали с дороги.
Довольный Алгир отпустил свой цыплячий выводок логистов, который, разделившись на две неравные части, ломанулся к обеим дверям и на пару минут застрял. У глубокого старика, проведшего свои лучшие годы в поселении, всегда наворачивались на глаза слезы умиления, когда он наблюдал за непоседливой молодежью, пусть даже «молодежь» разменяла от двух до трех тысяч лет.
Когда Алгир появился в поселении, то был молод, напуган и не готов к новой жизни. Давно отошли в иной, скучный мир, все те, кто приютил его и обучил, но даже настоящих имен своих наставников и старших друзей он не знал, а клички без конца повторялись. Он помнил дорогих ему асов только по лицам, и то они стирались из памяти, превращаясь в белое пятно. Жизнь в поселении была очень опасна и коротка. Он сам попадал в неприятные истории: потерял несколько пальцев, получил пару хронических заболеваний, но дотянул до сегодняшнего дня, хотя схоронил сотни софелаговцев, которые умерли молодыми вовсе не от взрывов и несчастных случаев. Прожить в поселении больше тысячи-полутора лет мало кому удавалось. За воротами асы жили дольше, если не умирали на войне: у них был чистый воздух, здоровая пища и физическая работа. В поселении же дрянной воздух, не менее дрянная вода и сидячий образ жизни быстро отравляли когда-то здоровые тела. Не спасали никакие фильтры, никакие средства защиты. Юному царевичу нельзя здесь надолго оставаться.
Несмотря на свою дряхлость, несмотря на то, что никто, кроме собственных ребят-логистов, давно не воспринимал его всерьез, считая полубезумным стариком, Алгир бережно хранил в письменном виде знания о тех далеких днях, которые были неведомы никому. Из его поколения, из его заворотного окружения уже никого не осталось в живых. Он был последним. Последним инициативным царедворцем, который еще умел мыслить самостоятельно и принимать решения, а не только слепо подчиняться воле Одина.
Событие, перевернувшее всю его жизнь и заставившее променять дворец на поселение, он помнил до сих пор так ярко, как будто это было вчера: неожиданное исчезновение Гринольва. Еще утром его видели в компании нескольких молодых асиней, а днем он не пришел на военное построение. Его хватились, но не искали — мало ли, какие срочные дела заставили советника неожиданно покинуть дворец. И через три дня, и через пять никто не поднял тревогу, считая, что он вынужден был срочно уехать к себе, не оставив никакого послания. На шестой день спросили у Хеймдаля, где Гринольв, но страж не увидел его. Вот тогда начались поиски, если не Гринольва, то хотя бы его тела. Искал весь дворец и особенно сильно Орм — лучший друг Гринольва и, по совместительству, господин Алгира. Молодой Алгир вместе с еще двумя десятками благородных дворцовых асов составляли фелаг Орма. Они подчинялись непосредственно ему и занимались снабжением, логистикой, поставками в страну всего того, чего бедному на ресурсы Асгарду категорически недоставало. Орм был ненамного старше Алгира, всего лет на пятьсот, поэтому между ними сложились приятельские, теплые отношения, и Алгир прекрасно понимал, насколько тяжело господину потерять лучшего друга. За несколько лет былая жизнерадостность оставила Орма. Он бродил по дворцу, бессчетное число раз проверяя комнаты и ища тайные проходы, бормоча, что Гринольв не мог просто так пропасть, что должно найтись хоть что-то. Но все было тщетно. Пока Орм переживал из-за лучшего друга, уходил в запои, чтобы хоть ненадолго забыться, и снова переживал, его фелаг не сидел без дела. Алгир отправился в Ванахейм договариваться о поставках фруктов. Дело затянулось, он вынужден был остаться в Ванахейме на несколько месяцев, и там его застало печальное известие, смешавшее все карты: Орм бежал. По непонятным причинам он укрылся в Нифльхейме, о чем-то договорился с местным царем, и больше Хеймдаль его не видел, поскольку дворец великанов был окружен защитными чарами. Алгир немедленно вернулся в Асгард, не заключив сделки. Все подтвердилось: Гринольва так и не нашли, Орм бежал, а Один уже думал над назначением нового советника. Алгир прекрасно понимал, что все это неспроста, а также, что новый советник соберет новый фелаг, а от старого избавится. Это его не смущало, он готов был вернуться на хутор и работать дома, смущало другое: послание, точнее, короткая записка, которую Орм оставил своим приближенным.
