— Тор тоже хотел, чтобы Локи вернулся в Асгард, — мягко возразила Фригг, решив подойти к проблеме с другой стороны. — И привел его насильно в цепях и наморднике. Неужели ты поступишь также? Добровольно Хагалар не вернется.
— Уже вернулся.
Один не готов внимать никаким доводам рассудка, но все же Фригг предприняла еще одну попытку, заранее обреченную на провал:
— Ненадолго и ради Локи.
— Он оставил свои притязания на него, — гнев, так пугавший детей, но не супругу, сквозил в каждом слове. — Обратил взгляд на Тора. И ты поддержала его. Но потом… Я не ожидал от тебя такого безрассудства, Фригг!
Грозный рык разбился о непробиваемое спокойствие царицы, которое она иногда позволяла себе, забывшись. Когда она пыталась в чем-то убедить своего пылкого супруга, то разыгрывала целый спектакль, как два года назад, когда возмущалась изгнанием единственного родного сына. Но сейчас убеждать Одина ни в чем не следовало, ведь сделанного не воротишь. Поэтому весь жар, вся страсть, вся злоба, вся энергия, которой Всеотец ломал даже сильных и заставлял молить о пощаде, не применяя физических пыток, разбились о ледяное спокойствие, о бездну сути Фригг, которая обращала в ничто любые чужие эмоции.
— Вспомни, что вот уже много столетий я не поступаю безрассудно, — безразлично напомнила она, хотя бередить старые раны и поминать ошибки прошлого не стоило. — Но ты напомнил мне о том, чего не вернуть и не исправить. Один, мы строили отношения со своим приемным сыном на лжи. Ты видел, к чему это привело. Теперь ты хочешь построить отношения Тора и Хагалара на лжи еще более страшной?
— Не нам строить чужие отношения, — глухо возразил Один, предпринимая еще одну попытку пробить броню, которую сам же когда-то создал. — Тор и Хагалар разобрались бы во всем сами. Все шло своим чередом, пока ты не вмешалась.
— Если наши дети унаследовали хотя бы долю твоего благоразумия, то ничего страшного не случится, — пожала плечами Фригг, проглатывая очередную эмоциональную вспышку. — Хотя я говорила прежде и могу повторить под присягой: верни Тень. Пока она лежала за твоей спиной, Асгард процветал и в нашей семье царил мир. Она за ночь разобралась бы во всем, что недоступно нашему взору.
Протяжный вздох стал ей красноречивым ответом, свидетельствовавшим о том, что она одержала локальную победу в словесной дуэли. Победу, которая не могла принести ей радости.
— Фригг, неужели ты, мудрейшая женщина Асгарда, и правда не понимаешь, что нельзя вернуть Тень? Как нельзя вернуть вчерашнюю ночь, как нельзя вернуть младенца в лоно матери. Тень навсегда осталась в прошлом.
Очередная ложь сорвалась с уст Одина. Бессмысленная по своей сути.
— Для Всеотца нет ничего невозможного, — напомнила царица, хотя толку в этом не было никакого, ведь Всеотец не даст победить себя в нескольких спорах сразу: это уже вопрос чести, а не благоразумия.
— Я не властен над временем, мне не дано обратить его вспять.
Один отослал подслушивающего ворона, и только когда тот с недовольным карканьем вылетел, припечатал:
— Ты счастливейшая из женщин, если не коришь себя за исчезновение Тени.
Это было начало порядком надоевшей бесконечной дуэли, результат которой известен заранее: словесные клинки столкнутся в воздухе и останутся скрещенными навсегда.
— Ты до сих пор считаешь, что это я оттолкнула ее? — изумилась Фригг. — Всеотец, дело было в тебе, а вовсе не во мне. Она меня оттолкнула и перешагнула. Из-за тебя.
— Неужто мы спустя столько столетий снова поспорим из-за Тени? — Один резко встал, устав от мертвенного спокойствия жены. Когда она хотела, то напоминала ему об ошибке молодости. О той ошибке, исправить которую никто не в состоянии, даже триумфатор последней войны.
— Мы никогда не спорили, — Фригг величаво поднялась. — Просто я уверена, что она исчезла из-за тебя, а ты — что из-за меня. Мы никогда не меняли своего мнения, никто не мог убедить ни в чем другого. Ни тогда, ни сейчас. Ничего не изменилось, будто и не проходили столетия.
Обе стороны понимали, что дальнейшая беседа бессмысленна, как бессмысленны сгнившие яблоки или однажды растоптанные чувства. Фригг отправилась к себе с молчаливого позволения супруга. Ночевать вместе и даже просто в одной комнате после такого жаркого спора было опасно, потому что следующим утром, когда Гуликамби возвестит рассвет, комната будет отравлена могильным холодом, который не прогонит даже тепло очагов и костров. Нельзя ругаться вечером в спальне с той, у кого основная защита — поглощение живых эмоций. Включить эту защиту просто, но убрать мановением руки невозможно: она спадет постепенно сама, предварительно забрав из окружающей среды все краски, все тепло, исходящее от живых существ. В коридоре Фригг встретила сыновей в компании друзей и мидгардских гостей, но они не обменялись даже положенными фразами. Царица предпочла побыстрее пройти мимо, чтобы не пугать их тем холодом, каким сейчас от нее веяло. Джейн встрепенулась, почувствовав что-то не то, но быстро отвлеклась на очередную шутку Тора.
Дойдя до покоев, Фригг легла в холодную постель и забылась легким сном, но вдруг почувствовала почти невесомое прикосновение к губам. Хагалар… Сколько времени она ждала, готовая встретить его, а он пришел только сейчас — ночью, когда все светильники погашены, а в углах играют тени, отброшенные звездным светом. Когда единственное, на что она способна после разговора с Одином — это выпить без остатка все то хорошее и доброе, что он носил в себе. Но он был здесь, рядом с ней, и был совсем не тем, за кем она наблюдала весь год. Внутренняя сила горела в его душе настоящим пожаром, воскрешая давно забытые иллюзии юности; и холод, сковавший разум Фригг, отступил. Маг, словно самое сильное наваждение, заполнял своей безграничной энергией пустоту ее души, а Фригг сдавалась под напором искренности и страсти. Лишенная возможности создавать, она отчаянно приняла то, что ей дарили безвозмездно. Страсть, любовь, горечь — все эти чувства, словно эхо, по желанию Фригг не поглощались, а отражались от полупустого сердца, принимая иные очертания, и возвращались к Хагалару, который считал искажения искренним ответом.
— Ты столь же прекрасна, сколь и коварна… Как я мог забыть об этом? — пылко, но нежно прошептал Хагалар в самое ухо Фригг, обжигая дыханием и вынуждая открыть глаза. Она почти ничего не видела в ночной мгле — свет мириад звезд заслоняли тучи, погружая Асгард в кромешную тьму. И никто, лучше Хагалара, не знал, как ее развеять. Он зажег на руке огонек, являясь Фригг тем, кто был когда-то на вершине славы и величия — статным, гордым, могущественным… Неизменные черные одежды добавляли образу законченность — любимый цвет всегда подходил магу безупречно. Это было еще одним напоминанием о прошлом, которое и через столетия не отпускало его.
— Ты такая же, как тогда, совсем не изменилась. Время обошло тебя стороной, — в широких зрачках мага отражались языки пламени, им же созданного, будто наглядно демонстрируя тот пожар, что пылал в его сердце. Фригг слышала в сладострастном голосе обожание и окуналась в это обожание, словно в омут давно знакомой реки: теплой у поверхности, холодной на дне. Как же он был прекрасен, когда того хотел, и даже возраст не отнял у него внутреннюю красоту. Ей захотелось спросить, сердится ли он, считает ли ее предательницей, но вопросы застревали где-то в горле, превращаясь в ненужный набор слов. Магия ночи, магия иллюзии окутала их, обманывая, уверяя, что еще можно что-то вернуть, изменить, исправить, забыть… На время горестные воспоминания уступали мыслям о прощении, и даже появлялась надежда на то, что в сердце Фригг когда-нибудь разгорится настоящий, живой огонь, зажигая в груди утерянные навсегда чувства. Ночь была любимым временем Хагалара, в ней он растворялся, впитывал ее в себя, становился воплощением по-настоящему сильных и пленительных чар, в чье могущество хотелось поверить.
— Моё коварство пришлось не по вкусу моему мужу, — ответила Фригг, приподнимаясь на подушках. Она смотрела на Хагалара, но видела не его, а те картины, о которых хотелось забыть навеки. Те картины, на которых они стояли в Фенсалире друг перед другом, и она умоляла, а он ответил короткое и холодное «нет», перечеркнул все, что связывало их, отринул протянутую руку помощи. А где-то в ветках золотых берез, скрывшись от чужих глаз, затерялся шпион Всеотца, передавший своему создателю каждое мгновение судьбоносного разговора.
