Но то были не более чем забавные рассказы, лично Беннер ни тинга, ни альтинга не видел, поскольку стоял январь и он безвылазно сидел в столице, в великолепном замке Одина, сделанном почти целиком из золота. Только крыша в некоторых местах была покрыта волшебной соломой, блестевшей, словно золото. Брюс с открытым ртом рассматривал невероятной красоты покои и залы, созданные не руками местных мужланов, которые только и умели, что мечом махать. Он поражался невероятной выучке слуг и семьи Одина: все ходили по струнке, кланялись друг другу, говорили только на английском, причем запредельно вежливо, а стояли на заранее согласованном расстоянии друг от друга. Король асов ошеломил Беннера, никогда прежде не встречавшего особ королевской крови: золотая пластина на глазу, золотые доспехи, мощнейший артефакт-копье, с которым Один никогда не расставался, ручные разумные воронами, а, главное, старость — он годился в прадедушки собственным детям. Королева Асгарда поражала величием, царственностью и скрытой силой. Она была немолода, но гораздо моложе супруга и годилась ему всего лишь во внучки. Если Один выглядел богом, то Фригг — королевой. Она всегда появлялась в роскошных залах в легких платьях вместе с девятью девушками — свитой, чьи имена воспели человеческие мифы. Беннер помнил только Фулу — родную сестру Фригг — и Вару, отвечавшую за клятвы и каравшую клятвопреступников. Остальных ему торжественно представили в первый же день: Вер, Вьофн, Гевьон, Гну, Ловн, Снотру и Сюн, но он так и не запомнил, кого именно как зовут. Одна предсказывала человеческое будущее, другая вселяла в сердца любовь, третья была посланницей богов на Земле и в прежние века отвечала за переговоры между Фригг и понравившимся ей человеком. Одним словом, обязанности всех спутниц так или иначе касались Мидгарда и, по мнению Беннера, манкировались вот уже несколько столетий.
Легкие платья женщин совсем не сочетались с многослойными одеждами всех мужчин, от слуг до принцев. Либо женщины должны мерзнуть, либо мужчины — умирать от жары, однако Беннер не чувствовал удушливого запаха пота и не замечал мелкой дрожи. Всем было комфортно, все с достоинством носили роскошные идеи и общались исключительно на возвышенные темы. Беннер не решился обсуждать с Джейн богов и их обычаи, но чувствовал себя неотесанным мужланом, ворвавшемся на сцену посреди балета. Слишком идеально было все вокруг, слишком выхолощено и прекрасно, слишком сложен и непонятен был этикет. И Беннер корил себя за то, что не спросил заранее у Тора, как следует себя вести. Ему казалось, что он постоянно оскорбляет присутствующих незнанием элементарных правил, на которое все закрывают глаза. Джейн же такие мелочи вовсе не волновали. Она с детской непосредственностью привнесла за асгардский стол, ломящийся от мало съедобных яств, чисто американские традиции.
Общие залы поражали воображение, но они не шли ни в какое сравнение с личными покоями, обставленными с вопиющей роскошью, которую могло себе позволить раннее средневековье. Или позднее? Беннер никак не мог определиться, какую именно эпоху напоминал ему Асгард. Тор хвастался летающими лодками с лазерными пушками наравне с выучкой простых солдат, сражавшихся на мечах, копьях и топорах.
— Лодки из бездны, — заявил Тор гордо. — Отец привез их много столетий назад. В Асгарде их не делают, только чинят.
Беннер кивнул и обратил внимание на тонкую инженерную работу: дворец из золота, который не слепил, не замерзал зимой и даже, по уверениям Тора, не плавился в жару. Хотя последнее неудивительно, ведь «жара» в понимании асгардцев составляла не более семидесяти семи градусов.
— То заслуга древних мастеров времен юности отца, сейчас технологии утеряны, — объяснил Тор.
Беннер обращал внимание буквально на всё, даже на загибающиеся ремесла и привнесенное из других миров искусство, не вяжущееся с местным бытом. Потолки в залах мастера расписали превосходными пейзажами и портретами, но это ремесло предавалось в узком кругу лиц, и ему грозило забвение.
Еще больше поразил Беннера Фенсалир — огромная вотчина королевы, где располагались хлева, кухни, хранилища зерна, сараи, целые залы с пряхами и ткачихами, множество ремесленных мастерских и некие подобия мануфактур. Он никогда не видел ничего подобного: промышленность целого мира была сосредоточена в одном месте.
— Мы рассылаем свои изделия на дальние и ближние хутора, — изволила рассказать королева, — чтобы асы ни в чем не испытывали нужды. А они в ответ посылают нам мясо, рыбу, водоросли, все, что есть у крестьянских хозяйств.
В дальнейшем Беннер выяснил, что в Асгард импортируют даже зерно и соль — мир богов настолько беден, что не может даже прокормить себя. Каким же образом он занял лидирующее положение в Девятимирье? Подозрения укрепились, когда оказалось, что в столице живет около шестидесяти тысяч асов, а всего их примерно шестьсот тысяч. Меньше миллиона! Меньше населения Балтимора, Лас-Вегаса, Невады или Оклахомы.
— Наверняка, все жители деревень хотят переехать в города, — сказал он Тору после прогулки по сияющей зимней столице, поражающей воображение приевшейся роскошью, летающими домами и огромными статуями, потребовавшими при создании недюжего давно забытого мастерства.
— Нет. Наоборот. В столице жизнь тяжелее, непонятнее. Крестьяне предпочитают жить так, как жили их предки.
— И как же?
— Хочешь посмотреть?
В тот же день Тор отвез его на хутор, расположенный в нескольких милях от столицы. Непривычный к седлу Беннер сильно вымотался, но от лыж отказался: на них он стоял еще хуже, чем сидел на лошади. На перекрестке дорог им встретился столб с резными рунами — могильный столб Локи. Он был выполнен грубо и вовсе не походил на столичные изящества. Раз даже для королевского сына не изготовили красивый резной столб из камня, значит, и это искусство затерялось в веках.
То, что Беннер мысленно называл «деревней», оказалось самым настоящим хутором: низеньким, длинным домом с мелкими оконцами, топившемся по-черному. В нем томились как асы, так и скот: у очага располагалась кухня с нехитрым скарбом, за ней — спальня, запиравшаяся на засов, а с двух сторон от нее чуланы: один с вяленой рыбой, другой — с мукой. Тут уж Беннер не нашел никакого отличия от бедного средневекового крестьянского хозяйства. Кроме разве что одного — врача, которую ему представили сразу после хозяина дома и главы клана в одном лице. Тор рассказал, что на всех хуторах живут врачи, подготовленные в столице Асгарда, а в былые времена — и в Етунхейме, что медицина прекрасно развита и единственная проблема современности — большие перерывы между детьми, зато детская смертность минимальна. Беннер слушал и мрачнел: всего шестьсот тысяч человек, нет младенческой смертности, выживают все дети — Асгард сперва ослабеет, а потом вымрет.
— И все же я не понимаю, почему они не стремятся к жизни в городах, — посмел повторить он свой вопрос по дороге домой.
— В «городе», не в «городах», — поправил Тор. — У нас только один город, где мы с тобой и живем. В городе неудобно растить детей, много соблазнов, да и зачем крестьянам и морским охотникам переезжать? Хутор с землей стоит шестьдесят единиц серебра. Если продать, то деньги быстро закончатся, а получить новые сложно, в столице мало достойной работы. Большинство тех, кого ты видишь в Гладсхейме, живут в одиночестве или с женами, а их семьи работают на хуторах.
У Беннера было свое мнение, но он решил его не озвучивать. В общем и целом Асгард показался ему умирающей державой, которую ничто не спасет. Ремесла забыты, воины только и делают, что тренируются, хотя войны нет, а дворец пронизан атмосферой фальши и какого-то бессмысленного этикета. По двору носятся слуги, но им явно нечего делать, по залам гуляют придворные в роскошных одеждах, которые только пьют да дерутся — настоящий Асгардский пир Беннер однажды наблюдал и постарался побыстрее покинуть: слишком уж не вязалась банальная пьянка с вычурными формами обхождения.
В своей комнате, точнее, в одной из множества комнат Тора (принц так не смог внятно объяснить, зачем ему одному нужно больше пятидесяти комнат) он не нашел ни вшей, ни клопов, ни прочих любителей помучить уставших путников. Постели были чистыми, разве что вместо простыни и одеяла — шкуры. На стенах висели трофеи из разных миров, чучела мифических животных, которые не встречались даже на картинках «Мифов народов мира». Кровать резная со сложными орнаментами, сундуки с не менее сложным рисунком, не то из золота, не то позолоченные. Каждая мелочь, даже гребень, были выполнены в изящной манере, далеко не всегда асгардской, и на Земле стоили бы тысячи долларов, но при этом воду для умывания приносили слуги, у них же можно было попросить ванну, точнее, что-то вроде бочки с горячей водой из источников. Свет, кроме солнечного, был свечной и масляный, и все эти неудобства очень сильно смущали Беннера. Народ, построивший статуи из золота, один в один передающие черты лица оригинала — если судить по ныне здравствующему Гринольву, — народ с летающими лодками и лазерами не придумал нормального освещения, пускай даже магического! Что уж говорить о других благах цивилизации, даже о шкафах! Их место занимали неудобные сундуки. Никаких удобств асы себе не выдумали, зато вроде как сами вырезали дозорный трон Одина с невыговариваемым названием и поставили напротив зеркала-окна, в котором Один видел, все, что творится в Девяти Мирах… Кроме некоторых областей Нифльхейма, Етунхейма и Муспельхейма и подземных частей Нидавеллира, то есть всех владений цвергов, а также Хельхейма. И зачем следить за дружественными, по утверждению Тора, Ванахеймом и Альвхеймом? Или за бесполезным «отсталым» Мидгардом? Очередная загадка.
