====== Глава 87 ======
Вот уже несколько дней Один видел супругу только во время собраний, проводившихся в покоях младшего сына, либо во время общих трапез. Стоило закончиться очередному свиданию с Локи, как Фригг ускользала, подобно тени, не то в Фенсалир, не то в собственные потаенные места. Один не знал точно, почему жена не желает оставаться с ним наедине, но предполагал, что дело в вездесущем Хагаларе, к которому Фригг испытывала большую ненависть, чем к своим настоящим врагам. И хотя Один каждый раз одергивал себя, мысленно произнося «ненависть» по отношению к любимой супруге, но именно такое впечатление создавалось. Сердце или рассудок руководили поведением Фригг, но результат был один — Хагалара она прокляла в тот день, когда он ушел в бездну. Или в тот день, когда он оттолкнул ее, неожиданно вернувшись в Асгард? Правды Один не знал, но присутствие Хагалара во дворце было во всех смыслах неудобным, пускай и блистательным. Вождь, как и в прежние времена, легко нашел общий язык буквально со всеми: молодые воины во главе с Тором обожали его, Гринольв вел неспешные беседы за очередным рогом с элем, а вельможи обращались за советом, хотя понятия не имели, что перед ними не просто наставник Локи, а куда более значительная фигура. Хагалар прекрасно втирался в доверие, если считал это для себя необходимым.
Один не сомневался, что ни в какое поселение бывший друг добровольно не вернется, а если и вернется, то только вместе с Тором, чтобы преподать пару уроков изысканной политической игры. Даже Беркану он вызвал только после нескольких напоминаний, и то не лично, а через гонца. Все рассуждения о том, что его эпоха прошла и ему некуда возвращаться, были чистой воды кокетством: как только появилась малейшая возможность вернуться во дворец не потеряв лица, так Хагалар тут же перебрался в свои старые покои. Где удобнее спать: на огромном ложе, устланном множеством шкур, или на деревянной лавке? Что вкуснее: водоросли с сушеной рыбой или десяток изысканных блюд? И таких мелочей было множество. Не от хорошей жизни прислужники дворца оказывались в поселении, даже если сами они твердили обратное. Больше всего радовало Одина то, что Хагалар вплотную занялся Тором. В отличие от Локи, скользкого в своих убеждениях, принимающего любую сторону, выгодную в данный момент времени, Тор был непоколебимой скалой. Настолько непоколебимой, что в свое время Одину пришлось низвергнуть его в Мидгард, чтобы заставить хоть немного изменить взгляды на жизнь. Пусть Хагалар сколько угодно перетягивает Тора на свою сторону — у него ничего не выйдет, он вынужден будет гнуть ту же линию, что и Всеотец, и таким образом принесет много пользы. Тор — идеальный продолжатель дел родного отца: взращенный в определенной морали, он жаждал укрепить и поддержать то, что создали до него, развить и довести до идеала. В то время как Локи был новатором: рисковым, готовым поставить на карту всё, даже благополучие целого мира. Родной сын не терпел новшеств, а приемному только дай волю, и он полностью изменит Асгард. И, к сожалению, рядом нет никого, кто обладал бы достаточным авторитетом, чтобы после смерти Всеотца стать гласом разума для царевичей. Безусловно, таковым мог быть Хагалар, но его дни сочтены — не доживет он до нового царя и свою мудрость и опыт может передать лишь в течение ближайшей пары столетий.
При выборе между консервативным Тором и новатором Локи Один предпочел отдать Асгард Тору, которому ума не хватит, чтобы разрушить Асгард. Ведь даже для того, чтобы впечатлить собственного отца, царевичи использовали совершенно разные методы: старший устроил мелкую стычку с етунами, младший — попытался уничтожить один из Девяти Миров. Разница в масштабах очевидна, а недальновидность одна на двоих.
Один получал изощренное удовольствие от сравнения собственных детей. Они были почти ровесниками, росли в одинаковых условиях, но выросли совершенно разными не столько из-за разницы в чистоте крови, сколько из-за черт характера. Локи во многом походил на свою мать — она была той еще приспособленкой. Приспособилась даже к жизни у етунов и воевала на их стороне против Асгарда. А вот Тор на свою мать вовсе не походил. По крайней мере, на молодую. У него не было ничего от Фригг: ни хитрости и коварства, ни спокойного нрава, который непосвященные называли «добрым».
Погруженный в размышления и сравнения, Один вышел на балкон, где неожиданно встретил супругу, укутанную в теплую козью шаль.
Короткий день подходил к концу. Темнело, но закатного солнца не было видно за низкими тучами. Взгляд Фригг был направлен на долину Вингрид, где когда-нибудь сойдутся в последнем бое асы и прислужники Хель. Когда построят корабль из человеческих ногтей, а Хель и Суртр объединятся в едином страстном порыве уничтожить Асгард. Исход битвы всем известен заранее, но никто не знал, когда она состоится — какое поколение асов встретит Рагнарек. И возможно ли изменить его исход? На всякий случай уже много тысячелетий новых цариц мертвых называли Хелями, а новых царей Муспельхейма — Суртрами, чтобы имена к Рагнареку обязательно совпали. Один относился к подобным предосторожностям с долей юмора. Очередного стража моста переименовал в Хеймдаля, первенцев честно назвал Торами, как того и велело прорицание Вёльвы, а вот имя «Локи» получил не его побратим, а сын. Один знал, что от новоявленного Локи все ждут великих свершений, к примеру, рождения новой Хель и нового Ермургарда. Но поскольку Один не желал смерти всего живого, то собирался принять меры к тому, чтобы у Локи не было детей. Какие дети родятся у полукровки, представить себе было сложно. Вряд ли это будут волки и змеи, но уж точно не здоровые асы. А пока у нынешнего Локи дети не родятся, Рагнарек точно не наступит, если верно расшифровали древние пророчества, в чем Один тоже не был уверен.
— Я беседовал с Локи, — тихо сказал Всеотец, приобнимая дрожащую супругу — ее имя магическим образом совпало с пророчеством, и это можно было бы считать знаком судьбы, если бы «Фригг» не было самым распространенным именем в Асгарде.
— Я задал несколько провокационных вопросов, но никакие сторонние силы в нем не проявились. Я беспрестанно сканировал его, но видел только общую усталость и страх передо мной. Больше он не пытается возражать мне, — довольно закончил Один.
— Ты давно сломал его, — хрипло откликнулась царица, закашлявшись на морозном воздухе. — Не пора ли воскресить?
— Я уже начал это делать, — возразил Один. — Тор отбыл в Мидгард. Он вернется с бравым воином — одним из Мстителей, отличающимся, по его словам, не только силой и удачливостью, но и умом.
— Смертный в Асгарде, — рассеянно произнесла Фригг. — Смертные не должны видеть высокий чертог.
— Вальгаллу он и не увидит. Я хочу посмотреть на человека, которого мой сын считает достойным другом, а также побольше узнать о Мидгардской битве. Тор о ней так ничего и не рассказал толком, а вороны видели не всё.
— Всеотец, — медленно произнесла царица, прижимаясь к его груди. Ей было холодно, но она не желала уходить с балкона. — Покажи мне его смерть.
Один нахмурился.
— К чему тебе это?
— Как Тор молчит о подробностях битвы в Мидгарде, так вы оба молчите о подробностях того, как убили Локи, — спокойно пояснила царица. Мертвенное спокойствие ее голоса кому угодно могло бы показаться странным, но только не Всеотцу. Он знал, что супруга неспроста не участвовала в торжественных похоронах своего приемного сына. Пока обитатели дворца и столицы возводили на кладбище курган, она сидела на обломках Радужного моста. Возможно, её туда привел дар предвидения. Один знал только, что Хагалар наблюдал за ней некоторое время, но так и не подошел. Он инкогнито появился на похоронах и исчез, как только понял, что ее там нет.
Всеотец накрыл правую руку Фригг своей и позволил просочиться в собственное сознание. Он не стал останавливаться на драке, которая разбудила его, опустил бешеную скачку на Слейпнире, когда боялся не успеть и потерять обоих сыновей. Он показал только тот момент, когда он, изловчившись, схватил за ногу Тора. Если бы его дети были в состоянии связно мыслить, то могли бы удивиться, каким образом старый царь спокойно держит их обоих на вытянутой руке. Локи кричал что-то про общественное благо, но грохот падающих в Бездну осколков Радужного моста заглушил его слова, примерный смысл которых можно было прочитать лишь по губам. Одно слово — и безвольная рука разжимается — Локи летит вслед за Радужным мостом, а Тор дергается так, что едва не отправляется следом. Одину стоило больших усилий удержать его и втащить на мост. И то, что Тор так и не выпустил Гунгрир — большая удача. Иначе копье вернулось бы туда, откуда его когда-то украли — в Бездну.
