С другой стороны, любая система предпочитает равновесие, это Локи хорошо усвоил на примере кровеносной и дыхательной систем разных существ. И если он сможет достигнуть равновесия между своими теперь уже тремя сущностями, то, возможно, вновь обретет контроль над своими силами и выберется в мир живых. Только вот он понятия не имел, как это делать.
Была и еще одна возможность — призрачная, но после всего, что уже произошло, Локи был готов поверить во что угодно. Он сосредоточился. Восхваления вокруг стихли, мир изменился, подчиняясь его воле. Он оказался посреди холода и мрака. Етунхейм.
Как выглядит дворец Лафея изнутри, он почти не помнил — бывал лишь пару раз в тронном зале, — поэтому пришлось перенестись на площадь перед дворцом, где два года назад братец поубивал кучу етунов. Локи возжелал, чтобы рядом оказалась Старшая Царевна, и она тут же появилась в обличии етунши. Царевич понятия не имел, кто перед ним — плод воображения или настоящая сестра, которая смогла наведаться к нему из-за связи с темными богами.
— Я знала, что ты придешь сюда, мой брат и мой будущий муж, — начала Царевна.
Локи помнил эту фразу. Однажды он уже видел сон, в котором передавал сестре не то Каскет, не то Тессеракт. Она произнесла то же самое. Чуть ли не первая ночь в поселении — как же давно. Значит, точно фантом. Но, быть может, подсознание укажет правильный путь.
— Я прошу прощения за все, что произошло в поселении, — Локи непринужденно перешел на женский вариант языка етунов. — Старик поступил опрометчиво.
— Я ни в чем его не виню. Возмездие скоро само найдет его, — спокойно ответила царевна. — Он виноват не передо мной, а перед всем миром, многими мирами.
— Ты знакома с ним? — спросил Локи прямо. — Кто он такой на самом деле?
— Мне неведом его путь, — пожала плечами царевна, а Локи чуть не взвыл — даже подсознание отказывалось вспоминать Хагалара, хотя маг постоянно твердил о том, что в детстве Локи его любил. Интересно, о каком периоде детства он говорил? Первые семьдесят лет жизни, что ли?
— Ладно, оставим, — поспешил перевести тему Локи. — Я бы хотел договориться с тобой. Мне нужна твоя помощь.
— Я должна была быть рядом с тобой, брат мой, — царевна подошла ближе и с трудом обняла его, обращаясь в асинью. А Локи-то думал, что сам станет етуном, если царевна до него дотронется. — Если бы я была рядом, всё было бы хорошо. Но он меня прогнал.
— Как мне сообщать ему, чтобы он вернул тебя?
— Ты сын светлого бога, который владеет магией мозга. Попробуй отправить ему телепатическое сообщение.
Локи тяжело вздохнул. Опять двадцать пять. Подсознание выдает одно и то же. Только вот телепатии в Асгарде не существует, её нигде не существует, обмен мыслями на расстоянии возможен только с помощью мидгардского сотового телефона и раций.
— Должен быть другой выход. Я ведь вернусь, если примирюсь со своими тремя сущностями, верно? — он осторожно высвободился из объятий етунши, потому что начал задыхаться.
— Нет, — все также спокойно ответила она — еще один удар в спину и очередные рухнувшие надежды. — Ты не можешь не смириться с тем, что является частью тебя. Просто процесс болезненный, а меня нет рядом.
— Значит, придется действовать самому, — вздохнул Локи, поняв, что не добьется толку. — Благодарю за помощь. Если ты настоящая, то знай: я проведу тебя в Асгард, когда всё это закончится.
— Мы будем рады.
Силуэт растворился. Локи остался один в снегах. Можно было позвать отца, поговорить с ним. Но это будет очередная иллюзия. Как и мать. И брат. Как и предводитель читаури, которого Локи подвел и который когда-нибудь придет в Асгард за его головой. В суматохе последнего года царевич подзабыл о нависшей опасности. Натрий и возгонка были интереснее дум о проигрыше и расплате. В этом мире царевич мог всё, даже вызвать недавно почившую Наутиз и устроить ей разнос за двадцать загубленных жизней. Ведь здесь он всемогущ!
Приятная мысль отозвалась теплом в сердце. Он всегда хотел править Асгардом. Да и не только Асгардом. Любым миром. И, как любой правитель, желал процветания своему государству. Но достичь процветания в реальности почти невозможно, а здесь — проще простого. Взмах руки — и мерзкого старика изобьет Халк. Или изнасилует. Странная кощунственная мысль показалась омерзительной, Локи не мог даже понять, как она пришла ему в голову. Но почему бы и нет? Для воина нет худшего унижения, а в свое время Вождь не остановился ни перед чем, чтобы унизить розгами самого сына Одина. Зато теперь можно отомстить всем обидчикам, выместить злость, заставить заплатить по счетам недоступных в реальности друзей Тора и Хеймдаля. Вырвать поганый язык Хагалара, перенести поселение в столицу и заставить ученых работать на благо Асгарда. И не придется идти по трупам и умасливать недовольных, потому что все будут довольны. Он станет богом нового прекрасного мира, и даже отец со всей своей магией мозга и умением читать мысли нестрашен, потому что как только он наскучит, Локи уберет его в коробочку, а затоскует — вынет обратно. Он выиграет все словесные бои, которые проиграл за последний год. Пусть Один подавится унизительными мерзостями, которые успел наговорить сыну за последний год. А братец пусть и дальше прохлаждается на войне. Это у него здорово получается. Они не будут встречаться. Как и мать — пусть сидит в Фенсалире и занимается хозяйством. Она слишком заботлива, так и норовит влезть в чужую личную жизнь и стать советчицей даже в тех вопросах, которые ее не касаются. Если ему захочется ласки, он придет к ней сам, и мать отвлечется от работы в ту секунду, когда он переступит порог ее чертога.
Новый мир. Новые возможности. Собственный Асгард.
Силы тьмы в сердце Локи переливались едва различимыми тусклыми цветами радуги.
— Я жду ответа! — в очередной раз повторил Один, нависая над сидящим на полу Хагаларом, словно штормовая волна.
— Я бы и рад ответить, великий Всеотец, но это сложнее, чем может показаться на первый взгляд, — устало выдохнул Вождь, пытаясь отдышаться после длительного выматывающего перелета из поселения в столицу. Рядом с ним стояла Фригг. Хотя враждебность не была написана на ее прекрасном лице, но ощущалась слишком явственно, чтобы ею можно было пренебречь и расслабиться.
— Хагалар, вспомни, ты единственный, кто может помочь Локи, — всегда спокойная, рассудительная, сейчас Фригг не походила на себя: от волнения проступали ее истинные эмоции, которые она обычно успешно скрывала.
— Боюсь, никто ему уже не поможет. Мы понятия не имели, что исследования каскета так обернутся! Что несколько артефактов из Етунхейма среагируют одновременно, что Локи…
Он запнулся. Там, за барьером, целительницы и прислужницы Фригги пытались облегчить страдания мечущегося Локи. Его помолодевшее тело постоянно трансформировалось, но, хвала Иггдрасилю, не обращалось в етуна. То разом открывались старые раны и текла красная кровь, то на смену ей приходила разноцветная, то кожа серела, то покрывалась морщинами. И все это в бесконечных метаниях и бреду, меж которыми иногда проскальзывали осмысленные фразы. Всеотец множество раз пытался достучаться до сознания — всё без толку: кровомагия не пускала даже высшего асгардского бога.
— Каскет, — величественно произнесла Фригг. — Изначальный артефакт Етунхейма нашел жертву и свершил свою месть.
— Я доверил тебе жизнь и здоровье моего сына, — не менее величественно произнес Один, намеренно подражая супруге.
— Я виноват перед тобой и готов понести наказание, — махнул рукой Хагалар. — И прочее, что ты хочешь от меня услышать. Но не сейчас, Один. Сейчас надо спасти ребенка.
— Я уже однажды проявил к нему жалость, — многозначительно не закончил Один и подошел к барьеру, за который не просачивались звуки. Целители не слышали разговор царской семьи, поглощенные спасением жизни царевича.
— Когда речь шла о Фригге, ты думал совершенно иначе, — взбеленился Хагалар. — Хотя я до сих пор хочу спросить: где ты был, когда она умирала?