Один нашел Гринольва вышагивающим по узкому орнаменту на золотом полу. Он специально ступал по линиям, образующим длинную спираль, не замечал ничего вокруг и бормотал нечто бессвязное, что свидетельствовало об усиленной работе мысли. Один не смог удержаться от старой шутки: неслышно пристроился за спиной Гринольва и проделал достаточно длинный путь, прежде чем спираль закончилась, а полководец развернулся и врезался в своего царя. Старая шутка. Старше Гринольва, а, возможно, и самого Одина.

— Ваше величество! — советник принялся перечислять все титулы Одина, здоровался с ним так, будто перед ним иноземный посол. Всеотец терпеливо ждал окончания фарса — недавнее пробуждение давало о себе знать: Гринольва порой заносило, привычки и память подводили своего хозяина.

— Я осмотрел Етунхейм вместе с твоими детьми, — Гринольв так резко перешел к делу, что Один не сразу понял, что «дети» — это не Тор и Локи, а Тор и Сиф. — И я крайне удивлен тем, что узнал.

— Мы разрушили Етунхейм, я же говорил тебе, — притворно вздохнул Один. — Там мало что осталось от былого.

— Дело не в разрушениях. Дело в твоем сыне.

— Он совершил что-то непозволительное?

— Я говорил с ним о прошлом и выяснил, что он ничего достоверного о Етунхейме не знает. Все те етуны, которые гостили когда-то в Асгарде, с кем мы вместе пили эль и ели акул, все они для него — герои сказок, — Гринольв испытующе посмотрел на своего царя. — И будущая царевна Сиф подтвердила его слова. Я хотел бы узнать, что произошло? Почему самые сильные воины Асгарда, его будущие правители не знают ничего о вероятном противнике?

— Что ж, я отвечу на твой вопрос, — Один сел за стол и предложил Гринольву разделить трапезу. Тот набросился на еду столь рьяно, будто не ел несколько дней. — Мы с тобой помним, каким был Етунхейм в твое время, до последней войны. Процветающим. Центром науки, искусства, создателем нескольких боевых школ…

— Память меня не подводит, — пробурчал Гринольв, не прожевав, и тут же подавился.

— Если тебя не подводит память, то вспомни, как зарождалось Девятимирье, — Один подал знак слуге, и тот, немного смущаясь, похлопал полководца по спине и тут же отпрыгнул в сторону, страшась праведного гнева. — Лава Муспельхейма и лед Нифльхейма столкнулись и породили Имира и корову Аудумлу, от которых пошло всё сущее. Великаны Муспельхейма и Нифльхема существовали с самого начала времен, а етуны — это смесь двух рас великанов, которым досталось всё лучшее и которые поднялись на несравненно более высокую ступень развития.

Гринольв мелко закивал, едва справившись с кашлем. Не было смысла пересказывать ему скучные банальности, он прекрасно помнил мифы о сотворении Девятимирья. Не знал он только одного: сколько в мифах правды, а сколько — позднего вымысла.

— А раз так, — Один сделал паузу, — то очень сложно понять и объяснить, почему не етуны, впитавшие в себя силы двух изначальных рас и многомерно увеличившие их мощь, должны править Иггдрасилем? Асы появились много позже и никак не связаны с гигантами. Да, именно асы могут брать в жены представителей любых других рас и заводить от них детей, но это слабое основание для владычества над мирами. Поэтому, Гринольв, мы не просто разрушили Етунхейм физически, мы низвергли великанов в пучину варварства и разнесли о них ту молву, которая навсегда опорочила их в глазах других народов. Это не было такой уж сложной задачей, как кажется. В твое время нас занимали более важные дела, Асгард был на грани гибели, но именно твои победы сделали возможным в будущем, спустя столетия, победить Етунхейм и установить асгардское владычество над девятью мирами.

Один замолчал. Гринольв медленно пил мёд из высокого рога, обдумывая услышанное.

— Значит, Етунхейм полностью уничтожен.

— И сам по себе, и в душах других народов, — кивнул Один. — Великаны еще нескоро от такого оправятся. Прошла почти тысяча лет деградации, теперь это раса полудиких варваров. В Утгарте и мелких поселениях остались очаги культуры и образования, которые постепенно развиваются, остались всесторонне образованные семьи, целые кланы, но пройдет еще не одно тысячелетие, прежде чем Етунхейм восстанет из пепла, а когда восстанет, то никто етунов не примет и дел с ними иметь не захочет.

Гринольв не обрадовался такой перспективе, но промолчал.

— А остальные миры? Как мы можем готовиться к войне с несколькими мирами, не зная ничего об их численности, вооружении, даже запасах продовольствия?

— Хеймдаль всё видит, а Хагалар многое знает.

— Очень интересно, откуда, — сощурился Гринольв.

— Я вручил ему в руки Тессеракт. Он пользуется им по своему разумению.

— Пользовался.

Один нахмурился.

— Тор привез Тессеракт во дворец. Его отдали с какой-то хрустальной игрушкой и документами. Мы поэтому так сильно задержались.

— Это добрая весть, — кивнул Всеотец задумчиво. Он не ожидал такого ценного подарка из поселения, особенно сейчас. — Раз Тессеракт снова в столице, мы сможем в любое время получить все необходимые сведения и предупредить зарождающуюся войну.

— Почему нельзя открыть портал, ввести в войска в любой из миров, сжечь пару деревень, уничтожить жителей и уйти столь же незаметно, сколь пришли? — спросил Гринольв, вставая. — Мы внушим священный ужас всем непокорным, ведь асгардская армия появится из ниоткуда и исчезнет в никуда. Без Радужного Моста не работают тайные тропы, никто не сможет добраться ни до нас, ни до прочих миров. Мы бы выиграли сражение, не начав его.

Один задумался. В юности он бы так и поступил, сам возглавил бы отряд мародёров, но сейчас понимал, что затея Гринольва обречена на провал. Как замаскировать портал? Как сделать так, чтобы в него не проник никто посторонний? Всеотец не был уверен, что Тессерактом можно перенести целую армию. Он переносил лишь тех, кто до него дотрагивался. Локи в Мидгарде для открытия прохода между мирами потребовалось специальное устройство неведомой конструкции. Если же переносить военные отряды пятерками или десятками, то это займет слишком много времени, да и засекут их в других мирах: скрыть одну вспышку голубого света, излучающую огромную энергию, с трудом можно, но скрыть десять или сто никак не получится.

Примерно это он изложил сконфуженному Гринольву, но добавил, что с помощью Тессеракта можно послать шпионов в другие миры и разузнать подробности происходящего. Хотя и со шпионами может выйти заминка, потому что переправить их туда легко, а вот обратно — гораздо сложнее, особенно учитывая, что время в Асгарде рассчитывается с точностью только до часа{?}[Один скандинавский час равнялся двум современным.], а в других мирах с измерением времени еще большие проблемы.

Гринольв ничего не ответил, но начал мысленно перебирать другие варианты. Один не сомневался, что, в конце концов, он что-нибудь придумает, что-нибудь, достойное былых подвигов. Пока он жил всего несколько дней и не был способен на те блестящие комбинации, за которые ему поставили памятник на мосту. Раньше Гринольв брал врага не интригами, а численностью или военными уловками. Шпионы никогда непосредственно ему не подчинялись, но все те асы, которые налаживали разветвленную шпионскую сеть, давно в Вальгалле. Один мог с ними встретиться и поговорить, но вернуть их в мир живых не имел права до наступления Рагнарёка.

Ивар хорошо помнил те времена, когда был обычным асом, жил в семье и не помышлял о существовании реактивов. Пускай жизнь была скучновата, но, по крайней мере, понятна и, он бы даже сказал, радостна. Простые заботы, простые проблемы, простые отношения. А главное, работа, которую выполняло множество асов до него и выполнит после него не меньше. Обычная жизнь, которую он не ценил, пока не потерял. Жены и дети исчезли в одночасье, рядом остался только неуравновешенный брат, который по своим, вовсе не понятным Ивару причинам, последовал за ним в изгнание и обрек себя на мучительную смерть.

Со смертью они разминулись, хотя для родных погибли навсегда. Жизнь переменилась, расцвела новыми красками: странными, пугающими, но от этого поначалу не менее притягательными. Это потом Ивар понял, что работа хоть логистом, хоть естественником, скорее, трудна и опасна, чем проста и любима, но выбирать было не из чего. Не возвращаться же к крестьянской жизни, не становиться же обслугой ученых. Сейчас, по крайней мере, он мог похвастаться перед гипотетическими внуками посещением Муспельхельма, Етунхейма, Мидгарда, а также Гладсхейма. Пожалуй, больше гордиться было нечем — всё остальное захватил не в меру талантливый братец.