Гринольв замолчал.
— Если бы мои лучшие воины знали, от чего я их когда-то спас…
Он хотел что-то добавить, но так и не добавил, а Тор не посчитал для себя возможным спрашивать. Гринольв умел рассказывать, интересно и познавательно, только вот Тор вовсе не был уверен, что хочет знать такую правду о прошлом Асгарда и его лучших представителях.
====== Глава 80 ======
Иногда Хагалару казалось, будто Локи свято уверен в том, что заполучил самого мастера магии — великого боевого мага — в свое безграничное пользование. Так начало казаться с тех пор, как он заключил с лафеевским недоразумением некое подобие перемирия. Царевич наконец-то оценил выгоду, которую принесет ему сотрудничество. Осталось только перестать раздумывать, почему до Локи столь элементарные вещи не доходили в течение года? Тот Локи, которого Хагалар помнил, был маленьким, но сообразительным и умным, даже чересчур сообразительным для своих лет. И свою выгоду видел сразу, касалась ли она костяных фигурок, стеклянных бусин, дудочки или еще чего-то столь же важного для маленького ребенка. Однако подросший ребенок целый год валял дурака, распушал перья, чтобы потом все равно вернуться с покаянной головой к тому, кто с самого начала предлагал своё покровительство. Пускай гордость не позволяла Локи признать собственное поражение и смиренно молить о помощи, результат был налицо и очень радовал Хагалара. А то, что для принятия верного решения Локи потребовалось угробить пару десятков поселенцев, — небольшая потеря. Маги в фелаге Наутиз были никудышные, а новых естественников можно вырастить из любого отребья. Так что жертвы минимальны. Правда, Хагалар раньше искренне надеялся работать вместе с Раиду, чью гениальность не признать было невозможно, но тот после помилования захирел, зачах и обнимался с гейзерами, как докладывала личная шпионка мастера — Черная Вдова. Хагалар давно наблюдал за необъявленной войной магички и естественника и ждал, кто кого одолеет, точнее, когда Раиду сломается и сдастся на милость победительнице. Сломался, сдался, только вот победительница не захотела принять его таким. Он был ей больше неинтересен. В этом она походила на своего мастера — Вождю тоже были противны сломанные и сдавшиеся жертвы. Ломать любил Гринольв, а Хагалар предпочитал убивать несломленных, давать воинам красивую смерть и славу, которую их потомки пронесут сквозь века и которой не стыдно поставить рунический камень. Гринольв отбирал не просто жизнь, он отбирал бессмертие, Хагалар не считал себя в праве так поступать с кем-либо.
Появление ночного кошмара всё еще не давало покоя. К Одину с расспросами Вождь не стал обращаться, потому что был уверен, что правды ему никто не скажет, а подходящую необременительную ложь он и сам может придумать. Не верилось, что Всеотец просто внял недвусмысленным намекам и предупреждениям о грозящей опасности и решил привести армию в порядок с помощью Гринольва. Это было слишком разумное решение для того Одина, которого Хагалар знал последние много столетий. Проще было предположить какой-нибудь подвох, какую-нибудь потаенную причину, возможно, козни против него самого. Но это было как-то слишком сложно и нецелесообразно. Если бы Один хотел насолить давнему полунедругу, то поступил бы гораздо изящнее. С другой стороны, Хагалар ни одной минуты не верил, что Один действительно не нашел Гринольва три тысячелетия назад. Даже если предположить, что Хеймдаль не видит комнат подле лабиринта, почему нельзя было осмотреть их собственноручно? Сам Хагалар, на тот момент глупый мальчишка, об этом не задумывался, но сейчас-то он понимал, что Один просчитывал свои действия на бесконечное количество ходов вперед. В разгар межмировой войны, когда положение стало чуть-чуть улучшаться, он усыпил своего советника чужими руками на неопределенный срок и надеялся, что тот останется верен ему после пробуждения. Этого Хагалар никак не мог понять. Если бы его одним махом лишили семьи, друзей и времени, он бы лично убил царя Асгарда, и никакая клятва верности не помогла бы. И пусть дальше повешение, утопление или сожжение с Хельхеймом и Ностронгом — он умер бы с улыбкой на устах, отомстив за свою уничтоженную жизнь. Но с ним Один так не поступил, Хагалар сам себя изгнал: покинул Асгард на триста лет, когда понял, что всё, к чему он стремился, достигнуто, а новые цели пока недостижимы. Триста лет — ничтожный срок по сравнению с трехтысячелетним сном. Но, когда Хагалар вернулся, привычный мир изменился до неузнаваемости. Немногочисленные осколки двора отыскались в поселении отверженных, остальные были убиты или разжалованы. Всё изменилось слишком сильно, и Хагалар не захотел вливаться в новый Асгард. Если так колоссально изменился мир за триста лет, что уж говорить про три тысячи?
Возможно, Гринольву требовалась помощь, совет, еще что-то, но Хагалар не спешил помогать тому, кого ненавидел всю жизнь. Даже если страхи пусты. Он будет служить вместе с Гринольвом, если Один прикажет, если так будет лучше для молодых царевичей, но он никогда не станет ему другом или советчиком. Гринольв из другой эпохи и другой жизни. Хагалар никогда не знал настоящего Гринольва, а тот ребенок, который его боялся и ненавидел, давно погиб во славу великого Асгарда. Теперь существовал другой ребенок, имеющий значение для истории, — с не меньшими проблемами, чем те, которые когда-то были у самого Хагалара. Слишком взрослый, чтобы им можно было явно управлять, но недостаточно взрослый, чтобы понять, как опытный маг направляет его мысли в угодную ему сторону. Локи просто повезло, что Вождь пекся о его благе даже больше, чем о благе Асгарда, и действовал исключительно в его интересах. Правда, из-за этого же ребенка приходилось терпеть и неудобства. К примеру, сейчас дитя етуна и асиньи без зазрения совести разбудило его и, даже не извинившись, заявило, что желает видеть у себя одетым и при полном параде минут через двадцать-тридцать. Обычно, если Локи был нужен кто-то из поселенцев, он посылал либо рабов, либо других поселенцев, которым не повезло оказаться рядом с ним. Но своему почти наставнику он оказывал своеобразные знаки внимания. К примеру, всегда приходил лично. Хагалара подобное поведение забавляло: иногда ребенок бывал очаровательно мил, словно и не прошло семи столетий с их последней встречи.
Первой мыслью Вождя было проигнорировать приглашение, но любопытство и опасения всё же заставили его подняться с лавки и ненамеренно разбудить посапывающего рядом Ивара. Обычно они с магом спали в разное время суток, но в последнее время мастер так уставал, что спал, когда придется, минуя расписание и неудовольствие своего подчиненного. Если Локи вызывает его так срочно, возможно, случилось нечто ужасное. На всякий случай Хагалар осведомился насчет второго дома отопления, но с ним пока всё было в порядке.
Уже через десять минут он вошел в покои Локи и увидел там того, кого вовсе не ожидал увидеть, — Хьярварда Альриксона, а с ним несколько менее знатных асов. Во времена Хагалара он был еще юношей, бравым воином, храбро сражавшимся на полях Етунхейма. Никаких особых заслуг не имел, но выделялся редкой для асов миловидностью, которую вовсе потерял с возрастом. Для Хагалара того времени молодой ас не существовал вовсе, он знал его только как одного из многочисленных жителей дворца, а вот с его отцом он имел дело и всегда оставался доволен им и его предложениями. Альрик был умен, даже мудр, но Хагалар понятия не имел, перенял ли сын хоть часть его благоразумия. Он был сильно выше Локи и шире в плечах, предположить дружбу между ними было невозможно как из-за разницы в возрасте, так и из-за разницы в положении. Зачем же он здесь?
— Хагалар, а ты не заставил себя долго ждать! — Локи чуть ли не насильно усадил его на скамью, где сидели гости, которые тут же брезгливо отодвинулись от отверженного. Вождь милостиво позволил им проявить брезгливость, подавляя усмешку — царевич был очень смешон в своем постоянном стремлении угодить своему будущему наставнику и сделать гадость незваным гостям.
