Беркана резко замолчала. Она понимала, что не сказала ничего путного. Она понимала, что её слова слишком сумбурны и напоминают бред больного, на который не стоит обращать внимания, скорее, отнестись снисходительно. Но девушке очень хотелось, чтобы кто-то если не понял её, то хотя бы выслушал. И пусть этот кто-то не будет тем, кто потом расскажет её тайны каждому встречному.
— Твои слова туманны, дочь Вотана. Как чувствуешь ты, так и поступай. Любить должны мы Фрикку, ведь прекраснее на свете девы нет, — откликнулся Лагур.
Беркана замерла, ожидая продолжения речи. Она столько всего наговорила и только ради какого-то десятка слов? Нет, Лагур не может так её обидеть.
— Но знай одно, прелестное дитя — твои слова для многих символичны. — продолжил естественник. — Не место здесь тебе, не место и ему, не место многим — но исхода нет. Вернее, «не было», так стоит уточнить… Так знай же, что не все здесь добровольно, не все хотят здесь жить вот так, как я. Наука для немногих здесь богиня… Все жаждут перемен, как страждущий в пустыне, томимый жаждой, грезит о воде…- Лагур на мгновение замолчал, переводя дыхание. — О дитя, тебе страшиться Логе должно! Он бог, пускай в изгнанье, в нем есть сила, в нем вера есть в себя, опасен Логе! Но тени… о, опасности страшней от тени, чем от Логе! Вокруг него сгущается гроза… Он — в центре сил, что могут все разрушить, весь мир, подобно морю, всколыхнуть! Всмотрись же пристальнее в мир, тебе знакомый! Видишь? Нет единства в нем… Тебе сейчас открыты две дороги, и выбор твой тебе определять… Но помни, дочь Вотана, что ошибку жизнею придется оплатить. Повесить могут, коль не угадаешь, где быть тебе положено, дитя.
Лагур резко замолчал и захлопнул книгу. На опустошенную тарелку он не обратил никакого внимания. Его подслеповатые глаза обратились к лучинке, которая догорала, чуть опаляя его пальцы. Он медленно поднес левую руку к лицу, задул слабый огонь. Беркане в нос ударил резкий запах дымка от потухшего дерева, заставляя морщиться. Девушка пыталась осмыслить слова своего собеседника. Более всего они напоминали ей пророчество: столь туманные, непонятные, расплывчатые, и, как казалось на первый взгляд, безумные. Забытое чувство голода, между тем, дало о себе знать. Рассудив здраво, девушка решила, что после таких признаний недурно и поесть чего-нибудь более существенного, чем водоросли с приправами, и потянулась к жареному лебедю.
Кроме столовых в поселении существовал еще один тип заведений, предполагавший разговоры по душам и заведение новых знакомств без ущерба основному их предназначению. Это были библиотеки. Где, как не в них, можно было встретиться с асом, занимающимся твоей же проблемой? Где, как не в них, можно было посмотреть архивы, сохраняющие подробнейшие отчеты о работе в самых разных областях науки? В дневное и утреннее время библиотеки использовались для чтения книг, в вечернее и ночное — для разговоров на научные и околонаучные темы. Почти каждый вечер там можно было увидеть одну или несколько групп асов, тихо обсуждающую что-то и записывающую какие-то особо ценные выводы. Вторгаться в личное пространство исследователей, спрашивать что-то, не относящееся к делу, и просто отвлекать было не принято. Это в чужой лабораториум можно ворваться даже посреди эксперимента, а в библиотеках обсуждались по-настоящему важные дела, требующие тишины и полной сосредоточенности.
Почти все библиотеки поселения состояли из двух помещений: в одном днями и ночами переписывались и перерисовывались книги, прибывавшие со всех уголков девяти миров. В последний год, правда, новых поступлений не было, чему переписчики были несказанно рады. Наконец у них появилась возможность обработать те горы книг, что скопились за прошлые годы. Оставшиеся без работы логисты активно помогали, переводя книги на язык Асгарда, а порой и переписывая.
Во втором помещении располагались сундуки с книгами, а также множество столов и плетеных кресел, установленных таким образом, чтобы ученым было легко и комфортно работать. Множество каминов давало достаточно света и тепла для работы в самые трескучие морозы.
В один из ранних зимних вечеров в библиотеке расположились трое мужчин. Они сидели молча и, казалось, наслаждались причудливой игрой огня в камине. Только один из них иногда нервно оборачивался, поглядывая на дверь. Последнее, четвертое кресло, казалось, ожидало того, кто удобно расположится в нем, чтобы понежиться в тепле очага.
Когда мужчина оглянулся в пятый раз, покусывая губы и барабаня пальцами по подлокотнику кресла, дверь отворилась, и в библиотеку вошел Ивар, неуклюже стряхивая с себя снежную крупу. Он немного опоздал на встречу, потому что ему требовалось закончить расчеты для одного из трех фелагов, в которых он состоял. Кивком поприветствовав собравшихся, он с облегчением отметил, что на брата многодневные бдения в библиотеке никак не повлияли. После той полуссоры почти месяц назад Раиду заперся в библиотеке, грубо заявив Ивару, что пока он не найдет нужной информации о рентгене, все фелаги могут о нем забыть. Ивар попытался, было, возразить, что есть обязанности, которыми нельзя пренебрегать, что им нужно найти информацию о таинственном Каскете, но в ответ услышал столько нелестных эпитетов в адрес всех жителей поселения, что предпочел не спорить, а заняться поисками самостоятельно.
С братом, определенно, творилось что-то странное с того самого дня, как он впервые увидел младшего царевича. Никогда раньше Раиду не ходил один, они с Иваром всегда были вместе, составляя идеальную команду и идеальную защиту от внешнего мира. А потом появился Локи, их шанс на спасение. Ивар понимал, что Раиду заботится, в первую очередь, о нем, но его очень беспокоило, что брат не приходил даже ночевать. Лежа в одиночестве на нарах ранним утром, когда большинство обитателей их дома укладывалось спать, Ивар думал о том, что если брат и в самом деле будет бодрствовать все время, то это плохо скажется на его здоровье. Он спрашивал у прочих обитателей дома, не приходил ли Раиду спать днем или вечером, и некоторые отвечали, что порой он появляется в доме, чаще всего днем. Спит пару часов, а потом, даже не приведя себя в порядок, уходит, едва не спотыкаясь на ровном месте. В столовых его видели еще реже, что тревожило Ивара ещё сильнее. Один раз брат уже лишился всего ради него. Распрощался со свободой, с семьей, с родными, только бы не бросить его одного в глуши изгнания. И вот он опять рискует всем: ковром стелется перед младшим царевичем Асгарда.
Ивар опасался, что в погоне за свободой, которой брат лишился по его вине, Раиду изведет себя, станет похожим на тень, но он совсем, казалось, не изменился за целый месяц затворничества. На его губах играла все та же полувысокомерная, чуть тщеславная улыбка, поза выдавала презрение ко всем окружающим.
Напротив Раиду в точно таком же плетеном кресле Ивар с удивлением обнаружил мастера естественной ветви науки. Его появление в стенах библиотеки вызывало недоумение. Что здесь делать тому, кто должен решать хозяйственные вопросы? Мастера звали Иваром, но мало кто называл его по имени. Ведь Иваров в поселении было бессчетное множество, но только один из них обладал властью, только один решал сложнейшие экономические задачи, только один из них был блестящим хозяйственником, деятельность которого вызывала восторг у всех естественников и зависть у магов и магиологов, которым не так повезло с руководителями. Мастера трех ветвей науки входили в тинг, где решались всевозможные экономические вопросы, устраивались судебные разбирательства, распределялись финансы. Мастеров очень редко звали по именам, чаще по прозвищам, похожим друг на друга. Официально мастеров звали Хагаларом, Иваром и Кауной, а за глаза их называли Вождем, Мастером и Царем. Своего мастера Ивар видел всего несколько раз в жизни и дел с ним не имел. В свое время, когда он пробовал себя на поприще логистики, то состоял в теснейших дружеских отношениях с мастером логистики, но уйдя, точнее, вернувшись в естественную науку, он разорвал все отношения с ним. И хотя они жили в одном доме и спали вместе, редко когда их разговоры походили даже на приятельские.