— Спасибо за разрешение, — поблагодарила она, пребывая в некоторой нерешительности и не зная, что сказать. Она любила странного гения, о котором ходило множество сплетен и анекдотов, но была совершенно не уверена, что он вообще помнит, как она выглядит и что они уже несколько раз работали вместе. Прошлое для Лагура не существовало, он жил только настоящим. Когда-то угрюмый исследователь научил тогда еще совсем юную, восторженную девочку созданию огненного фейерверка, и этим покорил её сердце. Музыкой казалась его речь, когда он показывал захватывающий опыт:

— Мы в ступку поместим древесный уголь, к нему железо с калием кладем. Пропорции тебе я запишу, чтоб в памяти их удержать могла ты. Затем ингредиенты мы смешать должны усердно, для должной однородности всего, а после — пересыпать в прочный тигель и греть, покуда нужно, на огне. В результате получим фейерверк — продукт горенья, но будет он прекрасен и велик!

Объяснения Лагура девушке очень нравились: она прекрасно их запоминала. Речь других естественников понять было почти невозможно, поскольку она изобиловала формулами и терминами. Лагур собственноручно показал и объяснил ей несколько опытов, научил возгонять аммиак, чем она до сих пор очень гордилась.

— Я хотела поговорить с тобой, — начала девушка, убеждаясь, что собеседник не начнет речь первым, не оторвется от «Страданий юного Вертера».

— Что привело тебя ко мне, о дочь Вотана? — слова Лагура лились, словно иноземная мелодия. Отвечать ему обычным слогом казалось кощунством, но Беркана была слабым стихоплетом. Хотя в те редкие дни, когда она, бывало, подолгу беседовала с Лагуром, у нее в речи начинали проскальзывать полурифмованные строчки.

— Как ты относишься ко всему, что произошло? — спросила девушка тихо, хотя и знала, что никому в столовой нет дела до проблем каждого конкретного фелага. Все уже знали о первой встрече царевича с командой, обсудили её и жаждали новых новостей, которых пока что ни у кого не было.

— К чему конкретно, милое дитя? К тому, что мы опять вдвоем работать будем, или к тому, что нам Каскет достался?

— Ко всему вообще, — Беркана не могла пояснить, что именно её интересовало. Её беспокоило и угнетало слишком многое, а рядом не было друга, который мог бы помочь ей в трудную минуту, разъяснить происходящее, успокоить, дать понять, что она не останется без подмоги в сражении со своими страхами.

— Что ж хочешь ты узнать? Починка вещи точно не для нас — не хватит нам умений, сил и знаний.

— Was sagst du überhaupt?{?}[Да что ты говоришь] — воскликнула Беркана, перебивая. — Мы же еще даже не начали. Мы с Вождем его еще даже не открыли. Или тебе кажется, что наша команда слишком слаба? Или что надо заставить-таки Локи сказать, кто разрушил артефакт?

— Нет, Логе пусть молчит. Он нам не нужен, его слова не скажут ничего, хоть он и маг. Не знает Логе силы той, что ларчик повредила… быть может, демон или божество? Его обличье, сила и уменья нам не дадут, пожалуй, тоже ничего. То Ивар говорил уже однажды, его слова готов я повторить. Что есть Каскет? Что в нем, что в оболочке? Мы знать не знаем, что же мы тогда поделать можем с сильным артефактом? Я помогу, конечно, Хагалару, ему ведь отвечать перед царем, коль мы не сможем сладить с артефактом. Но как мудрейшие однажды говорили: Freud muß Leid, Leid muß Freude haben{?}[Бояться горя — счастия не знать.].

— Как говорили немцы, — вздохнула Беркана, жуя уже третью водоросль, на этот раз, правда, сладкую. — Ты думаешь, что и в самом деле нет надежды? Но разве раньше артефакты не изучали без сопроводительных материалов?

— Ты так юна, прелестное дитя, ты так юна, что, кажется, не знаешь, что Каскет не совсем обычный артефакт. Душа и сердце, разум Ётунхейма — вот суть его. Он был рожден от мира иль мир рожден был им? Ответа нет, иль я его не знаю, — Лагур говорил жутко монотонно, и на мгновенье не желая оторваться от книги, так что, будь на месте Берканы кто-то другой, он бы давно обиделся на явное пренебрежение, выказываемое естественником. Ну да девушка знала своего собеседника очень давно и понимала, что по-другому он не умеет.

— Я все же очень надеюсь, что ты ошибаешься, — заметила она. — Я надеюсь, что Ивар и его … брат, — добавила она спустя секунду, — найдут способ вычислить формулу Каскета.

— Не верю я, но коли веришь ты, то, может, боги будет благосклонны? — отозвался Лагур, неаккуратно переворачивая страницу, заминая краешек и не обращая на это внимания.

— Darf ich noch eine Frage stellen{?}[Я могу еще спросить тебя?]? — Беркана замялась. Она хотела рассказать то, чем еще ни с кем не делилась, потому что была уверена, что ей не поверят. Ведь речь шла не о науке и не о магии, а, скорее, о совпадении, которое больше походило за заговор темных сил.

— Тебя я слушаю.

— Скажи, как ты относишься к тому, что я встретилась с Локи? — Беркана выпалила вопрос на одном дыхании, а потом продолжила уже более спокойно. — Меня здесь всегда называли Одиндоттир, и я была согласна. Я ведь знала, что никогда не встречусь с тем, кто носит это родовое имя по праву рождения. Но теперь мы с ним даже работаем вместе. Наверное, ему очень неприятно, что меня называют дочерью Одина. Но не в этом суть. Послушай, Лагур, тебе не кажется, что это… символично, — Беркана с трудом подбирала слова. — Дочь Одина встречается с сыном Одина в месте, где ни один из них не должен находиться. Vielleicht, ist das ein Schicksal{?}[Может быть, это судьба?]? Зловещая судьба? — добавила она тихо.

— Никто не знает прихотей судьбы, — Лагур говорил столь же спокойно, сколь и раньше: волнение девушки совсем не передалось ему, а, возможно, он его даже не заметил. — Кто знает суть, кто знает, что к чему? Боишься ты разгневать сына бога, но зла тебе он здесь не причинит. Он словно зверь, он словно пташка в клетке.

— Я тебя совсем не понимаю, — замялась Беркана, шаря рукой по пустой тарелке. — Ты прав, он пугает меня. И еще больше меня пугает сам Один. Я же не говорила никому, — Беркана нагнулась ближе к Лагуру и зашептала, едва не касаясь своими губами его уха. — Вождь водил меня к нему. Когда он спал, — лицо Берканы покрыл легкий румянец, на который Лагур мог бы обратить внимание, если бы хотел. — Он выглядел так ужасно. И Хагалар тогда сказал мне, что «Ты всегда мечтала о семье, о красивой жизни, о замках и собственных лошадях, так взгляни на того, кто имел все это. Чем выше ты залезешь, тем больнее будет падать». И я поняла его, — Беркана сделала паузу, ожидая хоть какой-то реакции, но её не последовало. — Я всю жизнь завидовала, думала только о магии, которой у меня не было, о науке, которая мне не покорялась. Я все время стремилась к чему-то большему, к чему-то, чего не могла достигнуть в силу пола, или возраста, или положения. Я ослушалась мать, и теперь вынуждена находиться тут. Одна. Не подумай, что я жалуюсь, — Беркана запнулась, собираясь с духом и мыслями. — Я благодарна Вождю за то, что он привез меня сюда, а не повесил, хотя был вправе. Он столько сделал для меня и продолжает. Но моя жизнь… Я думала, что моя жизнь — это книги, это магия людей, это исследования. Я думала, что когда-нибудь смогу погрузиться в атмосферу этой страны изгнанных. Здесь ведь совсем не плохо, никто никого не притесняет, никто не страдает от голода или еще от чего. А размеры деревни столь велики, что и надобности нет выходить в жестокий мир настоящего Асгарда. Но все это не так. За те двести зим, что я здесь, я так и не обрела счастья. У меня нет семьи, и я не могу здесь завести её. Мне кажется, я была бы хорошей матерью, не женой, но я не смею даже думать об этом. Я думала, что справлюсь, но теперь я понимаю, что обманывала сама себя. И вдруг я оказываюсь рядом с Локи. Ты не понимаешь, что он для меня значит. Его родовое имя — мое прозвище. Ты не поймешь, но мне кажется, что мы связаны. Когда я смотрела на него в тот день, когда он спал после пыток, я должна была, как девушка, чувствовать жалость и сострадание. Даже Вождь ведь жалеет его. А я чувствовала только брезгливость. И к нему, и к Одину. И вот теперь мы должны будем работать вместе. Это мой шанс, казалось бы, но я не хочу им пользоваться. Детей царя положено почитать как самого Одина. Любить, боготворить, так все делают. А я не могу. Я совсем запуталась в своей судьбе!