Спасительный Ивар дал возможность Беркане незаметно улизнуть из лабораториума. Пока Локи выяснял подробности поездки и грозился переписать своим идеальным почерком все многочисленные документы по каскету, Дочь Одина тихонечко пробралась к выходу и выскользнула на улицу, вознося хвалу богам за то, что в летнее время года скрипучие двери снимали с петель. Она побежала по главной дороге, ведущей от ворот к селекционным полям со множеством привитых растений. Вымоталась, остановилась, чуть не опустилась в чистом платье на выжженную реактивами почву. Утром было так хорошо, а днем стало так плохо. Алоизетта, подобно красному нашатырю, промыла металл, а Локи, белый нашатырь, жестоко отрафинировал. Только вот место металла занимала трепещущая душа. Сперва она поднялась до самых высот любви и блаженства, а потом рассыпалась в прах. Беркана совсем не понимала мужчин. Хагалару она много столетий верила больше, чем себе, он был для нее легендарным живым серебром, которое из красной серы создавало золото, из белой — серебро и даже из белой порченой серы — олово. Живое серебро таило в себе силу очищения, как и Хагалар: он мог помочь во всем, найти выход из любой запутанной ситуации, успокоить, обнадежить. И кем он оказался на деле? В лучшем случае, мастером пыток, а о худшем Беркана предпочитала не думать. Он несколько столетий назад привез ее в поселение и сказал, что она станет с ним единым целым, но сера, несмотря на то, что сосредотачивается в минералах, при варке отделяется, становится твердой и плотной. У серы много видов: белая, красная, зеленая, черная, мертвая… Какая же она? И какой Локи? Нет, он не сера, он аурипигмент — ясный и чистый… Был еще второй вид аурипигмента, но какие у него свойства? Беркана с ужасом поняла, что не помнит. Когда-то стройные знания по магии людей выветрились. Многое забылось, ведь она целиком и полностью сосредоточилась на Каскете и друзьях. На тех, кого считала друзьями. На мужчинах. Нет, не зря в большом Асгарде считается, что мужчина и женщина — это разные миры, которые не должны соприкасаться. И сколько бы поселение не рассказывало о равноправии, суть его ложь. Роль женщины не в том, чтобы тягаться с мужчинами, а в ведении хозяйства и рождении детей. Это была судьба Дочери Одина. Но все рухнуло, она должна была умереть, если бы не Хагалар. Из-за него она живет теперь в страшном мире отверженных. Она должна уйти… Но как? Клан считает ее, в лучшем случае, мертвой. У нее нет ни меча, ни копья, ни топора, ни длинного ножа — ни одного атрибута настоящего воина, нет даже символа божественное силы, к которой она имеет некоторое отношение — рогатого шлема. Она не выживет за воротами, ее убьют, не задавая вопросов. С чем ее похоронят? С прялкой, ручной мельницей, лодкой? Какая разница, зато хотя бы похоронят, в отличие от поселения. И будет она лежать в земле, как благочестивая асинья, головой на юг.
А после смерти ее ждет кошмарный Настронд… Беркану передернуло от жутких воспоминаний. Рисунки Ингвара ужасны, она не вынесет уготованных ей мук, хотя и заслужила их сполна. Но что тогда?
Одинсдоттир не замечала ничего вокруг, не замечала даже того, что давно бредет по дороге. Мысли о Настронде не желали уходить из головы. Она всего лишь женщина, ничтожная даже по закону. Она может владеть собственностью, наследовать, управлять фермой, но не отстаивать свои интересы в суде. Она полностью зависит от жестоких и непонятных мужчин, почему же должна мучиться в Настронде наравне с ними, вершителями судеб? Дочь Одина вышла к ручью, но поняла это только тогда, когда промочила ноги. Холодная вода оказала отрезвляющее действие. Беркана осмотрелась. Неподалеку стояли Один с Хагаларом и о чем-то беседовали. Надо подойти к ним, пасть в ноги Одину и взмолиться о смерти. Рассказать, кто она такая и что сделала. Пусть ее казнят на месте, пусть утопят. Беркана сделала целых два шага вперед и остановилась. Она боялась. Не Одина. Хагалара. И она не знала, чего больше: того, что он ее защитит и потом расправится сам, хорошо если не публично, или того, что он не станет защищать и будет спокойно наблюдать за тем, как ее мертвое тело падет на камни.
Беркана решительно развернулась и направилась в противоположную от старцев сторону. Надо найти Ингвара. Узнать подробности о Хельхейме и тогда уже принимать решение. Разумеется, его не оказалось в поселении. Соседи сказали, что он отправился в Мидгард за очередными велосипедами и вернется только через несколько ночей. Беркана не дослушала. Она решительно подошла к его лавке. Компьютер для фотографий он предусмотрительно взял с собой. Одинсдоттир знала, что у земной техники много названий, но предпочитала одно общее наименование — «компьютер». Вместо него на самом видном месте лежала пачка картин Хельхейма. Беркана схватила их и принялась просматривать одну за другой. Там были изображены Мордгуд, Ганглати, Ари, Хримгримнир в етунском и зверином обличьях, Эльвиднир — наполовину руины, наполовину прекрасные палаты с библиотекой, планетарием, пиршественными залами, зеркалом, показывающим разные картины, постоянно меняющейся картой Девятимирья, а также хозяйка мира мертвых. Ее портретов было очень много. То она принимала облик скелета, то полуразложившегося трупа, от одного взгляда на который Беркану начало тошнить, то асетуна. Или етаса? Беркана не очень хорошо понимала разницу между этими двумя наименованиями. В истинном облике Хель сильно напоминала Локи. Богиня смерти и бог смерти. Он стал богом смерти. Поэтому у него тоже черные волосы, острые черты лица, плавный изгиб бровей, всего поразительного сходства и не перечислить.
Просмотр сотни картинок окончательно убедил Беркану в том, что умирать она все же не хочет. Но и оставаться в поселении тоже, как и иметь какое-либо отношение к сыновьям Одина.
Избавиться от всего, что с ним ассоциируется — единственная мысль, на которой получилось сосредоточиться. Магиолог побежала в соседний дом, к себе, перерыла немногочисленные вещи и едва нашла спрятанный от посторонних глаз подарок царевича. Брильянтовое колье показалось гадким и мерзким, как и сам сын Одина. А ведь есть та, которая без него не может жить.
Фену обнаружилась в электрическом фелаге. Когда Беркана вошла внутрь, то увидела, что ученые стоят у стола полукругом и наблюдают за батарейкой из вертолетика, обхваченного медной тонкой проволокой. Беркана даже не сразу поняла, что это тонкая проволока, столь быстро она кружилась в причудливом танце. Она двигалась, как заводная, а возможно, и была заводной — не просто же так в конструкции присутствовал магнит. Увлекшись чудом, Дочь Одина забыла, зачем пришла.
— Ты по делу? — отвлек ее голос одного из ученых. Магиолог отвлеклась от научной магии и обратила взор на Черную Вдову, которая даже головы на нее не подняла. Когда-то она считала ее красавицей, теперь же, после встречи с Алоизеттой, находила вульгарной.
— Это тебе, — она бросила колье на лавку и покинула лабораториум. Шла медленно, ждала, что Фену догонит ее, успокоит, спросит, что случилось, поблагодарит за подарок. Фену обязана ее выслушать и успокоить, так бы поступила любая женщина. О, Беркана готова была отдаться ей. Что угодно, только бы забыть о всеразрушающих мужчинах. Лучше принадлежать женщине, чем вступить в брак с мужчиной. Беркана остановилась. Обернулась. Никого. Даже женщина отказалась от нее, та, которая способна чувствовать сильнее и лучше. Она такая же, как и мужчины, поэтому они с такой легкостью отдаются ей. Остался последний выход: воспользоваться предложением царевны Етунхейма. Пусть лаугиэ обагрит алтарь своей кровью, пусть принесут священную жертву, зато ожог на лице пройдет, на нее перестанут косо смотреть, она снова сможет нормально улыбаться, не будет чувствовать себя живым трупом. Но для этого надо попасть в Етунхейм, а для этого нужен Ивар. Опять мужчина. Нет, больше никаких мужчин. Или… Беркана дрожащей рукой вытащила осколок Тессеракта, который так и не вернула в лабораториум. Она может прямо сейчас телепортироваться куда угодно, в любой из Девяти Миров. Но ее нигде не ждут.
