— Я смогу защитить его, — мгновенно откликнулся Хагалар, заметно оживившись. — Глаз с детеныша не спущу. Никто его не тронет, пока я рядом с ним. А если умру, то найду способ вернуться из Вальгаллы, — в словах Вождя не было ни капли привычной насмешливости, он говорил абсолютно серьезно и действительно был готов на все ради неблагодарного ребенка.
— Ты не знаешь, от кого он скрывается?
— Дитя упрямо молчит.
Повисло молчание. Один остановился на распутье и безошибочно свернул к Речке, пустынной в это время суток. Гордым словом «Речка» звался маленький, ничем не примечательный ручеек, выходящий из берегов и начинающий походить на реку во время таяния снега. Назвать его «Речкой» могли только натуры поэтические, но таких в поселении было довольно, особенно среди библиотекарей. Прозвание прижилось, слово «Речка» вскоре стало нарицательным в противовес настоящей реке — обиталищу множества вкусных рыб. Ручеек весело тек по камням разного цвета и формы. В его переливчатой глади изредка мелькали маленькие, под стать ему, серебристые рыбки. Он словно радовался тому, что не в него проведут трубы с водой, благодаря многоступенчатой очистке даже более чистой, чем бегущая в нем обычно. О проекте отопления Всеотец пока не знал, и мастер магии собирался оставить его в счастливом для обеих сторон неведении.
— Хагалар, нам нечего делить, — торжественно произнес Один, остановившись у самой кромки воды. Весь облик царя Асгарда убеждал в том, что он стоит перед мировым океаном, чьим властителем является безраздельно и неоспоримо. — И тебя, и меня волнуют твари, охотящиеся на Локи.
— Да, делить и в самом деле нечего, — кивнул Вождь, но не ответил на вторую реплику. Он даже не попытался объяснить давнему другу, что нет худшей твари Бездны, чем сам Один со своими нескончаемыми допросами и истязаниями. Это все равно было бы бессмысленно — Всеотец отличался особым упрямством, особенно в спорах с Хагаларом насчет своего младшего ребенка.
— Ты что-нибудь знаешь о врагах Локи? — Один повернул голову и внимательно посмотрел на неподвижного Вождя, задумчиво всматривающегося в воду.
— Нет, детеныш ничего не говорит, — маг продолжал упорствовать, не поддаваясь псевдодружескому допросу.
— Мне тоже, — Один поджал губы.
— Ты мог расспросить его прямо сейчас, случай был подходящим.
— Он бы не сказал.
Хагалар хотел возразить, но промолчал. Нежданный спор мог привести к самым плачевным последствиям. Старый маг мог снова увидеть в Одине бывшего друга, а вовсе не врага, жаждущего уничтожить провинившегося мальчишку; не царя, планомерно ведущего Асгард прямиком в пропасть. Нельзя позволить заблуждениям коварно проникнуть в чистый разум. Перед глазами заплясали красные тени жертв, замученных совместно с Одином или без него.
— Ты безумец! — владыка Асгарда, еще с нетронутыми сединой волосами и с целыми глазами, мерил комнату семимильными шагами. Весь его вид выражал беспокойство и злость.
— Я просто люблю кровь, — последовал спокойный ответ. Маг слегка улыбнулся, чем еще больше взбесил государя.
— Но не врагов. Ты просто любишь кровь!
Хагалар помотал головой, силясь прогнать ужасные воспоминания, но они не желали оставлять его в покое. Когда-то он всем был обязан Одину. Немолодой царь обеспечил ему блестящую жизнь и многообещающее будущее, ввел во дворец, легко, словно несмышлёный ребенок, поймался на пару дешевых фокусов, которые не должны были сработать. Хагалар стал тем, кем не мог представить себя в детстве даже в самых смелых фантазиях: он вершил судьбы, и ему нравилось это делать, а главное, у него блестяще получалось. Он был на вершине славы и могущества, пьянящего сильнее самого крепкого вина, он мог всё и делал всё. И он не просто видел, как корона девятимирья засияла на голове Всеотца…
— Я могу бросить девять миров к твоим ногам, но сможешь ли ты удержать их?
Судьбоносные сцены прошлого стремительно сменяли одна другую. Он выполнил свой долг, он достиг тех высот, которые не снились обычным асам. Его, а вовсе не Всеотца, боялись девять миров. И он шел по ним под руку с той, которую избрал себе сам, и которая не отвергла его, несмотря ни на что. А потом все рухнуло в одночасье…
— Один, мы прошли огонь, воду, медные трубы, испытания властью, любовью, милосердием, доверием. Мы прошли все. Вместе. И неужели мы не поделим маленького ребенка?
Глас, вопиющий во тьме сознания. Вопрос, так и оставшийся без ответа. Хагалар много столетий ломал себе голову над тем, почему Один поступил именно так, а не иначе. Они всегда могли договориться мирно, пойти на уступки, найти компромисс, но не в тот раз. Новоиспеченный Всеотец отказался от прошлого и выбросил того, кто стал больше, чем другом, из своей жизни, моментально заменив его на Локи. Ребенок. Всего лишь маленький ребенок навсегда встал между ними, разрушив все связи, прошлое. Разрушив жизнь.
— Ты отдашь мне его, когда будет слишком поздно!
Так и случилось — Один упустил свой шанс. Ребенок стал слишком взрослым и воспитываться упрямо отказывался. Прошло столько столетий, что былых отношений не вернуть. Да и старому магу некуда было возвращаться — тот мир, который он знал, канул в лету. Его уделом стало пассивное наблюдение за тем, как тот, на кого он доверчиво возлагал свои надежды, кого видел достойным наследником своей власти, безграничной силы, могущества и умений, допускает одну ошибку за другой, сгибается под гнетом всесильного отца и идей Раиду, спешит к пропасти и не позволяет себя остановить. Столетия ожиданий впустую. Все жертвы зря.
И снова они с Одином стоят рядом, будто бы и не было всех страшных событий. Они снова были вместе, как перед камнем на горе, тогда, когда и был получен шрам на руке, навсегда связавший двух друзей самой сильной связью. Вроде все как раньше, но Локи, последовавший за своей невестой, стоял незримой тенью между ними, преградой, что может быть сломлена лишь в случае смерти ребенка, которой никто и никогда не допустит. Легендарная тень прошлого, искалечившая, сломавшая, разбившая вдребезги тысячи судеб, безликий фантом, ушедший в неизвестность, воплотилась в молодом царевиче. Тень была нужна для возвеличивания Асгарда, и она блестяще справилась со своей задачей. Локи же разрушал все, к чему приближался, даже если не прикладывал к этому никаких усилий. Тень была зеркальным отражением великого Одина, исполнителем его воли и желаний, его второй рукой. Локи же был отрицанием света — беспросветной, всепоглощающей тьмой. Он вырос чудовищем из бездны и толкал в бездну поселение. Хагалар ничего не мог сделать. Не только потому, что не знал, как бороться, но и потому, что понимал: сил на противостояние не хватит. Он уже немолод и не может, как раньше, работать круглыми сутками. Вождь даже немного завидовал Раиду, увлекшемуся романтической идеей и готовому положить ради нее все. Мастер магии был слишком стар, чтобы настолько сильно увлечься чем-то, пускай даже счастьем Асгарда или Локи.
— Вы закончили с каскетом? — прервал неловкое молчание Один. — Пришло время забрать его в хранилище оружия.
— Каскет, — невнятно пробормотал Хагалар, вспоминая бойню во дворце ледяных гигантов. — Нет, не закончили.
— Прошло больше года.
— Ровно год.
— Слишком долго, — с неудовольствием отметил Один. — Я хочу поговорить с одним из твоих ученых.
— Что ж, я сведу тебя с тем, кто сделал большую часть работы и определил суть артефакта, — злорадно ответил Хагалар, недовольный тем, что его изгнали из уютного мира грез. Тень Локи, стоящая между ним и Одином, испарилась. — Я надеюсь, ты поймешь его специфические объяснения, великий Один.
И Хагалар повел владыку Асгарда обратно к жилым домам. В середине дня Лагур либо спал, либо в который раз читал «Страдания юного Вертера». С тех пор, как его позвали работать с каскетом, он отвергал все прочие начинания, мотивируя отказ тем, что загадка ларца требует недюжинных умственных усилий. Вождь искренне считал, что причина в лени, однако не он был мастером естественных наук, и времяпрепровождение Лагура его не касалось. Один шел на шаг позади, не обращая внимания на коленопреклонённых поселенцев. Для царя Асгарда отверженные были сродни грязи на дорожных сапогах. Ни в коем случае нельзя было приводить его в лабораториумы: в порыве подобострастия ученые вполне могли опрокинуть какие-нибудь ценные реагенты, упустить заклинания или разлить грибковые культуры. Визит царя в лабораториум, наверняка, закончился бы страшной катастрофой, а вот длинному жилому дому божественный лик не принесет никакого ущерба. Несколько асов крепко спало, несколько сидело на лавках и занималось чем-то невнятным. При виде Всеотца бодрствующие тут же попадали на колени. Все, кроме искомого Лагура, не заметившего появления столь важного гостя. Он был целиком и полностью погружен в «Фауста» Гете, а рядом с ним лежал таинственный подарок Локи из Ванахейма.
