— Я хотел поговорить о твоих исследованиях, — тяжело произнес Один, снизу-вверх глядя на стоящего у стола воспитанника.
— Если ты против них, я немедленно избавлюсь от всех образцов, — торопливо ответил Локи, решив не ввязываться в спор и надеясь как можно скорее закончить разговор: после четырех дней постельного режима ему очень хотелось прогуляться на свежем воздухе и размяться с оружием. Разговор с отцом, обещающий закончиться очередным поражением и сильным потрясением, точно не входил в планы.
— Я же сказал, я не против твоих исследований, — медленно изрек Один, будто специально растягивая слова. — Я всего лишь хотел узнать, не нужны ли тебе другие магические животные?
— Я уже говорил со всеми, — почтительно произнес Локи, поправляя манжеты на рубашке. — С волками, петухом, воронами и белкой…
— Это не все, — перебил отец. — В отрочестве я уже создавал разумных магических существ.
Локи недовольно поморщился — невероятные магические силы позволяли отцу чуть ли не с детства давать жизнь. Настоящую, не иллюзорную, не на основе предметов. Кто учил отца магии? Родители, наставники? О, если бы отец уделял своему приемышу больше внимания и развил магические способности, сейчас все было бы иначе! По словам Хагалара, а здесь он вряд ли бы стал врать, Локи бы уже достиг неизмеримых высот в магии огня. И не нужна была бы никакая армия читаури, он бы просто сжег пару больших человеческих городов, а там люди сами бы пали перед ним ниц, признав величие бога. Ведь для них Бог — это тот, кто способен делать что-то загадочное и необъяснимое, тот, кто одним взмахом руки заставляет народ восхищаться и упоенно восхвалять его. Локи бы смог! Будь у него хоть толика силы отца… Но это все условности и мечты. Он рожден етуном, его магия — магия етунов. Хагалар бы умер от разочарования, если бы узнал, что столько времени бредил развитием магии у презренной полукровки! И царевич с радостью посмотрел бы на его муки.
— Неужели твои давние магические животные еще живы? — изумленно полюбопытствовал молодой маг, отвлекаясь от глумливого Хагалара и преклоняясь перед могуществом Всеотца. — Им должно быть несколько тысячелетий!
— Почти все погибли, — холодно возразил отец. — Живучими оказались только тараканы. Можешь исследовать их.
Локи открыл было рот, чтобы поблагодарить, но закрыл, так и не произнеся ни звука. Неужто отец решил посмеяться над ним и его работой? Немыслимо! Локи почувствовал себя уязвленным — он прекрасно видел укрывшуюся в бороде ухмылку, слышал издевку в голосе. Сам Всеотец решил пошутить? Или прозрачно намекнуть, что исследования и попытки понять саму бесконечность, самого Бога, смешны, ничтожны и нелепы!
— Хорошо, я прекращу опыты, — сдавшись без боя, процедил Локи сквозь зубы, до боли сжимая руку в кулак, чтобы не сорваться на крик. — Я понял намек.
— Твоему любопытству понадобятся стойкие существа, — голос отца не изменился ни на йоту, был все таким же спокойным, как и прежде. — Я вполне серьезно предлагаю воспользоваться моими тараканами.
Всеотец с видимым трудом встал и неспешно подошел к одному из трех больших кованых сундуков у стены, выглядевших несколько инородно на фоне золота. Локи неподвижно стоял и наблюдал, как отец сам, без помощи слуг, открывает тяжелую резную крышку с изображением Слейпнира и роется в вещах. Что там находилось, царевич примерно знал. В детстве он иногда забирался в покои отца в поисках заветных конфектов из Ванахейма. У отца их всегда было довольно, чем царевич и пользовался, таская понемногу время от времени. Обычно отец либо не замечал воровства, либо спускал его с рук, но однажды, когда Локи был почти у цели и сладко пахнущий кулек приятно похрустывал в руке, резные двери распахнулись, пропуская внутрь отца вместе с доверенным советником. Обезумев от страха, Локи и думать забыл про конфекты. Нужно было срочно куда-то спрятаться, как-то оправдаться, но голова отказалась работать, поэтому царевич, что было сил бросился бежать прямо в открытые двери. Его попытались поймать, он отчетливо слышал быстрые шаги и оклики. Страх перед наказанием подстегивал и придавал сил, поэтому Локи бежал, не останавливаясь. Чуть позже, сидя в общих с Тором покоях, царевич ожидал худшего, но оно так и не наступило. Отец либо не придал значения мелкому воровству, либо оценил выносливость младшего сына.
— Вот, смотри, — Один аккуратно поставил на стол небольшую коробку из драгоценного камня, по дну которой бегали насекомые, отдаленно напоминающие больших тараканов. Большие и маленькие, всевозможных цветов и форм, с длинными острыми носами и даже рогами. Насекомые-переростки больше всего походили на помесь жука-оленя с хамелеоном. Царевич с интересом наблюдал за их бегами по дну коробки. — Твои первые магические животные? — восхищенно прошептал Локи, боясь не то что взять в руки, лишний раз вздохнуть в присутствии пятнадцатитысячелетних старичков.
— Не первые, но, как оказалось, весьма живучие, — одобрительно кивнул Один, внимательно разглядывая донельзя довольного сына. — В свое время твоя мать выпросила одного себе в качестве амулета и символа долголетия.
— Мама? Таракана? — удивленно переспросил Локи, во все глаза уставившись на отца. Представить себе царицу Асгарда, любовно разглядывающую таракана, он никак не мог.
— Нет, не мама, — поправил отец так спокойно, будто не говорил ничего сверхъестественного. — Я о твоей настоящей матери.
— Что? — Локи моментально переменился в лице. — Ты был с ней так близок?
— Она жила во дворце, — Всеотец предусмотрительно закрыл крышку шкатулки, пока проворные тараканы не разбежались по всей башне. — Мы не раз виделись с ней. Разумеется, до того, как ее взяли в плен.
Локи бросил мрачный взгляд на царя Асгарда. Снова тот тычет ему в лицо позорным происхождением, поминает женщину, которую Локи не знал и узнать не стремился. Как бы царевич ни старался, спокойно отнестись к словам приемного отца он не мог.
— Ты меня расстраиваешь, — тяжело вздохнул тот, насильно вручая Локи коробочку с драгоценными тараканами. — Ты вырос в моем доме как мой сын. Ни я, ни мама от тебя никогда не отказывались и не откажемся. Ты царевич Асгарда, принадлежишь моему роду, у тебя равные права с братом, в случае твоей гибели именно мой род будет мстить за тебя. У тебя есть все, а будет еще больше, — он медленно развернулся лицом к сыну, внимательно вглядываясь в него, словно пытаясь увидеть что-то, кроме открытой неприязни. — И при этом ты так болезненно реагируешь даже на простое упоминание твоей настоящей матери. Еще совсем недавно почти все мальчики Асгарда росли не в своих семьях, а в приемных. Это укрепляло дружественные связи между кланами. И никто не переживал из-за того, что у него, фактически, две матери и два отца. А ты мало того, что стыдишься этого, так еще и убил Лафея. Если его родичи узнают, они будут мстить не лично тебе, а всему нашему роду…
— Я не хочу иметь никакого отношения ни к той женщине, ни к побежденной Асгардом расе монстров, — резко перебил Локи, до хруста в костях сжав столешницу. Его пальцы побелели, а в груди яростно клокотал гнев, казалось, только дотронься до напряженного плеча и сразу обратишься в пепел. Нужно было срочно выплеснуть эмоции, пока он не натворил глупостей. Если уж отец заговорил о порядках Асгарда, то пусть вспомнит, что спор со старшими — это проявление смелости, а вовсе не неуважения. — Я хочу быть сыном царя Асгарда, я хочу быть тем, кем вырос. Если даже это не так, я предпочту жить иллюзией.
— Зачем? — сухие, морщинистые пальцы отца коснулись подбородка, заставляя приподнять голову. — Зачем жить иллюзией, когда правда дарует тебе поистине огромные преимущества?
— Преимущества? — с трудом проговорил Локи — прикосновения отца обжигали.
— Да, именно преимущества. У тебя магия почти вся етунская, — Локи ощутимо вздрогнул. — А тело аса. Тебе должен лучше всего подчиняться огонь, но не Асгарда, а Етунхейма. Это очень мощное оружие.
— Если у меня магия Етунхейма, — прошипел Локи, едва двигая челюстями, — то она мне не нужна.
