— «На конце металлического прута гравируется перевернутая буква, — с трудом читал Урур перевод, написанный от руки на редкость корявым почерком. — Ее надо смочить в размягченной меди, оставив отпечаток. Эта матрица будет формой для настоящего шрифта, который отольют из свинца. Краска делается на основе копоти, лака и яичного белка».
— Nein, nein, nein und noch einmal nein{?}[Нет, нет и еще раз нет], — тут же встрял Ивар, резко вскочив с места. — Мы не будем полностью копировать отсталое человечество. В нашем мире нет никого, кто разбирался бы в красках лучше меня! Вам просто повезло, что я работаю с вами. Да и свинец не стоит использовать: перетравимся. Я абсолютно уверен, что моя магия решит все проблемы. Я ведь еще и прекрасно знаю естественную науку. Занимайтесь станком, а литеры — это моя забота.
Наблюдая за разгоряченным софелаговцем, который деловито расхаживал туда-сюда, Наутиз сжала руку в кулак, чтобы подавить готовые сорваться с языка ругательства, которые могли привести к непредсказуемым последствиям.
— Дорогой… софелаговец, Локи не будет ждать вечно, пока ты найдешь замену свинцу и яичному белку.
— Was sagst du denn{?}[Да что ты?] — всплеснул руками Ивар, на секунду застыв на месте и недовольно уставившись на собеседницу. — Подождет, конечно. Я с ним договорюсь. Мы с ним друзья, так что давайте, естественники, занимайтесь станком. У вас он прекрасно получится. А у меня не менее прекрасно получатся литеры…
Голос Ивара был настолько требовательным и уверенным, будто он, владелец, говорил очевидные вещи, а вот Наутиз, зная Локи, вовсе не была уверена в терпении царевича и в том, что он согласится ждать неопределённый срок. Естественница ощущала в сердце самую настоящую бурю, которая никак не могла вырваться наружу. Она обернулась, отчаянно ища поддержки у деверя и мастера, но те лишь с невозмутимыми лицами неподвижно сидели на своих местах и не собирались вмешиваться в спор, как бы нарочно отводя глаза в сторону. И в заворотном мире — та же история! Везде, куда ни глянь, повторяется одно и то же: мужчины только и могут, что драться, будто в их голове нет никаких мыслей. Когда же дело доходит до словесного сражения, когда нужно кого-то переубедить или доказать свою правоту, не применяя физическую силу, то они всю ответственность взваливают на женские плечи, а сами без зазрения совести стоят в стороне и наблюдают за перепалкой. Делают вид, будто их это не касается. Мол, они заняты неотложным решением, по меньшей мере, судьбы мира!
Наутиз в очередной раз прокляла недальновидность Локи. Ведь это он, не учтя принципов, по которым формируются фелаги, получил команду, которая уже несколько месяцев сидела с элементарным механизмом без всяких подвижек. Ситуация начинала напоминать какую-то дурную пародию кошмарного сна. Наутиз обожала дисциплину, не терпела неорганизованности и расхлябанности и презирала безответственное отношение к делу, поэтому могла полностью доверять лишь себе. Она привыкла быть серым кардиналом любого проекта и самостоятельно решать основные вопросы, но в этот раз она работала с собственным мастером. Тот, правда, открыто признавал, что гораздо более искушен в хозяйственной области жизни, чем в исследовательской, поэтому ее революционным шагам не препятствовал, но и не помогал. С Уруром договориться было еще проще: он предпочитал плыть по течению, принимая тот берег, на который его выносила река. Он подстраивался под обстоятельства и не прилагал ни малейших усилий для достижения поставленной цели. Такие понятия, как «стремление» и «самосовершенствование», были ему чужды, и он никогда в жизни не пришел бы в поселение, если бы ему не угрожала смерть. Наутиз до сих пор недоумевала, почему он выбрал занятия естественной наукой, а не удел рабочего или крестьянина, к которому был с детства приучен. Захотелось быть с ней на равных? Посмотрел, как она великолепно справляется с типично мужской работой, и решил не отставать? Точного ответа Светлоокая не знала, да и вопрос этот в данный момент тревожил ее в наименьшей степени.
На первом месте у нее стояла работа, за которой она предпочитала проводить как можно больше времени, чтобы не слышать подозрительные и восторженные шепотки за спиной. Она была не единственной женщиной-естественницей, но одной из немногих. И если некоторые открыто восхищались ее выбором, то другие, вроде гениального Раиду, столь же открыто возмущались и ни во что ее не ставили. Наутиз прекрасно понимала, что ей не простят глобальных просчетов, поэтому старалась работать не самостоятельно, а в фелагах. Единственным исключением стало изучение ртути, но тут уж не приходилось сомневаться в успехе. Ртуть безвредна. И пускай поиск доказательства этого тезиса займет много зим, ей некуда спешить. Естественница всегда сама выбирала фелаги, но в этот раз выбрали за нее. Урур и собственный мастер мало помогали, но хотя бы не мешали, в отличие от зазнайки-мага!..
С первого же совместного с магами проекта Светлоокая убедилась в том, что они не должны лезть в естественную науку. Пускай занимаются своей магией. Естественная наука была сложна и требовала длительного, усердного обучения с нуля, в отличие от врожденных магических способностей, для которых не нужны были ни усидчивость, ни сосредоточенность, ни сила воли. Будущие естественники, не владеющие волшебством, подробно изучали свой предмет, вникали в самую суть и рассматривали мельчайшие детали, потому что разрозненные научные знания не представляли никакой ценности для общества, а вот высокомерные маги соизволяли выучить только парочку интересующих лично их разделов. Будто от этого была хоть какая-то польза: возьмем чуть-чуть отсюда, чуть-чуть оттуда, добавим немного магии и тадам! — получим непонятно что.
Неумехи, не владевшие и половиной необходимых знаний, могли испортить любое предприятие, если над ними не стоял сильный лидер. Наутиз без всякой переоценки собственных способностей считала себя таковой, но она была женщиной, и сколько бы местные законы не уравнивали асов в правах, многие мужчины не приветствовали равноправие полов и считали женщин скорее выскочками в научном мире, чем кем-то значимым. Вот так же и Ивар. Он рьяно доказывал свое всезнание и обещал разобраться с красками и литерами, но, как казалось Наутиз, даже не пытался решить проблему. На вопросы неизменно отвечал, что все будет, но только не сейчас. Мол, у него полно сложных задумок, да и вообще, такие дела быстро не делаются. Потом он ехидно интересовался, как продвигаются дела со станком. И тут уже приходилось пасовать самой Наутиз. Человеческие книги, к счастью, содержали рисунки десятка разных станков, но воссоздать их по картинке оказалось много сложнее, чем ученые предполагали изначально. Они собрали несколько особенно детально прорисованных механизмов, но разместить их внутри корпуса представлялось немыслимым, не говоря уже о том, чтобы заставить их работать согласованно. Какое отношение создание станка имело к естественной науке, Светлоокая понять не могла, но Урур и Мастер конструировали его лично, не привлекая рабочих даже для обеспечения самыми простыми деталями. И у них ожидаемо ничего не получалось. Схемы на пергаменте были настолько далеки от реальности, что опускались руки.
— Вам не надоело сидеть над этим злосчастным аппаратом?! Я, конечно, понимаю, что вы никуда не спешите, но все же есть какие-то рамки, — резонно заявил забредший в гости логист. Наутиз с трудом подавила нахлынувшее негодование и воздержалась от язвительных замечаний. Логисты, хоть и считают себя самыми умными, но никакого отношения не имеют ни к науке, ни к технике. Обслуживающий персонал, по сути, а гонору — словно вершат судьбы миров.
— У тебя есть конструктивные предложения? — безразлично спросил Урур, нехотя отвлекаясь от очередного чертежа.
— Я давно обдумываю одну идею, — ответил логист, демонстративно скрестив руки на груди. — Но она вряд ли всех устроит, особенно вашего мастера, — кивок в сторону Ивара.
— Соулу, мы уже обсуждали данный вопрос и с тобой, и с другими логистами Хельхейма, — устало откликнулся мастер. — Мы не будем переписывать наши законы даже ради Локи.
