Как сквозь туман девушка слышала слова поддержки, столь необходимые, желанные. Она не могла жить без мужчины, которому доверяла бы полностью. Вождь еще что-то говорил, но она не слушала — крепко прижалась к нему всем телом, зажмуриваясь и благодарно стискивая его в объятиях, как в далеком детстве — и то самое детское тепло растеклось по ее телу. Горячие руки мастера обняли ее, даруя утешение. Поверить, что эти же самые руки принесут в скором времени нестерпимую боль самому сыну Одина, было просто невозможно.
— Хагалар, может быть, я была и маленьким ребенком, но многое помню. И кто ты на самом деле — тоже! Я помню, как ревновала тебя к царевичам, помню, как ты носился с ними, как объяснял мне, что их жизнь гораздо сложнее моей, что у них не родители, а цари. Я же все это помню! Ты же любил их. Как и меня! — тараторила Беркана. В ее голосе сквозили отчаяние и тоска. — Я и сейчас люблю вас, — тихий голос был переполнен нежностью. Одинсдоттир подняла голову, разглядывая такие знакомые черты лица. Как ей хотелось верить, что этой любви достаточно! Хагалар всегда был ее защитником, «забором», как выразилась Фену, он просто не мог принести кому-то боль! Да, это всего лишь глупая ложь, в которую она не должна верить. — Любишь, но… Локи не должен был знать обо мне, а ты ему рассказал. Ты обещал, что будешь защищать его, а вместо этого хочешь избить! Ты хотел, чтобы мы стали друзьями, но как я смогу дружить с ним после… после… — Беркана задохнулась словами. В горле образовался тяжелый ком, слёзы выступили на глазах, готовые скатиться по румяной щеке, сердце забилось чаще, норовя вот-вот выпрыгнуть из груди. Совсем отчаявшись, растерянная Беркана выпалила единственное, что пришло в голову: — Неужели тебе его не жаль? — Он все равно не понял, кто ты, — Хагалар не мог не почувствовать горячие слезы, наверняка, именно поэтому обнял ее чуточку крепче, прижимая к груди как маленького несмышленого ребенка. — Как и не поняли вы, два неразумных ребенка, к чему моя строгость. Локи давно пора отвечать за свои необдуманные поступки. Упиваясь беспечностью, он вполне мог рассеять по Бездне всех нас. Как мастер я обязан сообщить о случившемся тингу и устроить публичное наказание, но из любви к Локи не стану этого делать. Однако и отпустить его не могу — он решит, что ему все дозволено, и в следующий раз остановить его недальновидность может оказаться гораздо тяжелее. В особенности, если меня не окажется рядом. Ты должна понять, что я действую из благих побуждений, девочка моя. И не трать слезы о страданиях любезного Локи. Сомневаюсь, что боль его сильно затронет. Его готовили воином и, если он хоть немного освоил военную науку, вынести наказание будет ему по плечу. — Ты думаешь, что слова про нечувствительность к боли — не пустое бахвальство? — Беркана говорила с трудом, едва сдерживая слезы: сейчас более чем когда-либо она ощущала себя маленьким ребенком. — Мне говорили, что двести ударов розгами — это не страшно, но я не глухая, я прекрасно слышу душераздирающие крики, даже сидя у себя. А в детстве я видела, какие порезы оставляют розги на теле. После двухсотого удара спина должна превратиться в окровавленный кусок мяса! После такого не встают! — Локи сам сказал, что ему не страшны ни кнут, ни розги, — успокаивающе произнес Вождь, но его многообещающие слова утешения были для Берканы пустым звуком и никак не могли утихомирить душевные страдания и муки. Хагалар будто и в самом деле верил в слова, брошенные Локи в порыве отчаяния! — Да и не буду я бить со всей силы — не забывай, что суть здешних наказаний не в боли. Через пару ночей детеныш все осознает и будет готов вернуться к работе. — Но он возненавидит тебя как своего отца! — крикнула Беркана: унизительное наказание по отношению к царевичу все равно казалось ей неправильным. — Может быть, но его прозрение того стоит, — без тени сомнения бросил Хагалар вмиг похолодевшим голосом. У Одинсдоттир иссяк запас аргументов. Что бы она ни говорила, насколько бы правой ни была, Хагалар все равно сделает по-своему просто потому, что такова его натура: он всегда и все доводит до конца. А ее мнение… Ее мнение ничего для него не значит. От осознания стало непреодолимо горько. — Он все поймет. Рано или поздно. И скажет спасибо за мою лояльность.
Беркана попыталась стереть катящиеся по щеке слезы и хоть немного успокоиться. Неожиданно ей стало легче. Чересчур живые ужасы поблекли под влиянием рассудительного голоса, который всегда все ставил на свои места. Если Хагалар говорит, что любит, значит, серьезной боли не причинит, она должна в это верить. Но ведь… Дочь Одина слишком хорошо знала мастера магии, и многое оставалось для нее непонятным.
— Я в детстве, — начала она, выдавив из себя слабое подобие довольной улыбки, — может, и маленькая была, но любопытная. И когда вы с матерью выставляли меня за дверь, далеко не всегда уходила. Ты доказал маме, что с ребенком всегда можно договориться, а если не понимает, то в качестве наказания запереть или поставить в угол. Я только тебе обязана тем, что прожила длинную жизнь, ни разу не столкнувшись с болью. А теперь ты изменяешь своим принципам! По отношению к Локи, к тому, кого любишь, кого защищал от гнева Одина! — Беркана уже почти кричала, не справляясь с собой, вспоминая другие, не такие страшные, как ей самой казалось, картины. Отдых на южном побережье, где ей посчастливилось столкнуться с царской семьей. — Я восхищалась тобой, восхищалась тем, как ты встал на защиту Локи против самого царя. Один казался мне таким страшным, а Локи — таким маленьким и беззащитным. Ты прикрыл его своим телом. Ты стал для меня настоящим героем, ведь ты посмел сразиться с самим Одином Всеотцом! — Беркана до мельчайших подробностей помнила события минувших дней, их не удалось стереть ни времени, ни новым впечатлениям, ни новым страданиям. Один Всеотец поразил ее до глубины души своим величием, а Хагалар — своим бесстрашием. В этом сражении двух мужчин виновник происшествия отходил на второй план. — Но Локи вырос, твои принципы изменились! Настолько, что ты своей рукой собираешься бить того, кого обещал оберегать. Я не понимаю тебя, а ведь ты моя единственная опора! Я не знаю, что и думать, — Беркана резко замолчала, стараясь сдержать новый поток слез. Нет, она не может постоянно предаваться эмоциям и рыдать — терпение Хагалара не безгранично. Да и слезы не принесут желанного облегчения. — Беркана, ты хоть раз подвергала чужие жизни или весь Асгард опасности? — Мастер магии грубо сжал ее подбородок, силой вынуждая поднять голову — теперь она смотрела ему прямо в глаза. — Твои шалости, по-другому я их не назову, ни в какое сравнение не идут с тем, что натворил Локи. В детстве его проступки ничего не значили для других, никому не угрожали и не вредили. Но если он продолжит считать все происходящее детскими играми… Ты хоть понимаешь, что он мог не просто покалечить, а убить и тебя, и наших дорогих естественников? Не самая легкая смерть. Я был на войне, я видел, как страдают умирающие, истекающие кровью! Я видел их лица, искаженные дикой болью! Я слышал, как они в ужасных муках издают последние вздохи, слышал, как рыдали их родственники от безысходности и от осознания того, что им невозможно помочь! Я был тому свидетелем! Это, по-твоему, шутки?!
Кровь. Страх. Боль. Все смешалось в голове Берканы. Она никогда не видела настоящей войны, не чувствовала ее вкуса и запаха, но богатое воображение подкинуло такие невероятные ужасы, что Дочери Одина пришлось крепко зажмуриться, чтобы не поддаться отчаянию и не разрыдаться в очередной раз.
— Ты хочешь, чтобы однажды он принес всем нам смерть? Локи давно не ребенок, он побывал и царем, и покойником, он должен отвечать за свои поступки. Во всем надо знать меру, чувствовать грань. А он ее перешел, и даже мои принципы не могут ничего изменить. Ты же… ты другое дело. Ты послушная, честная, разумная. Ты бы никогда так не поступила.
— Но ведь можно поступить проще! — воскликнула Беркана в ответ, справившись со слезами и обретя дар речи. Ей в голову вдруг пришла простая, но дельная мысль. — Зачем ты воюешь с Локи вот уже полгода?! Он презирает тебя, как и всех нас, потому что не знает, кто ты! Почему ты не можешь рассказать ему правду? Если тебе тяжело, я могу это сделать сама! Все эти тайны только усложняют жизнь. Без них все изменится. — Беркана, как будто ты не знаешь Локи: он все поймет по-своему и решит, что мы с Одином заодно. К тому же, не забывай, фактически я его бросил, как и тебя, и Тора. Останься я — и ваша жизнь сложилась бы счастливее. Думаешь, он обрадуется правде? Скорее от ярости разрушит поселение или весь Асгард. Ты этого хочешь?.. — Нет! — крикнула Беркана в ответ, ощущая внутри странную ярость. Ярость и злость от того, что она запуталась и никак не может найти выхода. — Я просто хочу тебя понять. Я всегда верила тебе! Я знала, что и я, и Тор, и Локи дороги тебе! Я думала, что знаю тебя полностью! Скажи, если бы я была на его месте, ты поступил бы также? — Я знаю, что ты бы так никогда не сделала. Локи много неразумнее тебя, — последовал спокойный ответ — Но и я не безгрешна! — Беркана выпуталась из объятий и встала, с трудом преодолевая себя. Ее переполняли смешанные чувства: в душе царил не то восторг, не то страх. Она никак не могла побороть бурю эмоций внутри и сама не знала, сможет ли рассуждать здраво: — Ты… ты ведь готов защищать нас от любой опасности, кроме самого себя?.. — Да, Беркана. И от себя самого тоже. Лишь бы вы, дети, ни в чем не нуждались и жили спокойно, пока я в состоянии присматривать за вами, — вздохнул Хагалар. На душе неожиданно стало спокойнее. — Значит, ты все это делаешь из любви и желания защитить Локи от самого себя? — И как она могла в этом сомневаться? — Конечно, милая! — Маг встал и обнял ее, возможно, чуть крепче, чем она того хотела. — Ради вас я готов на все, даже отступиться от собственных принципов. Поверь, наказание будет для него хорошим уроком, а для всех нас — залогом спокойной жизни. — Тогда объясни ему это. Он же не понимает и может начать мстить, — Беркана прикусила губу, не зная, стоит ли продолжать, но все же решилась: — Я… боюсь его, несмотря на клеймо. — Я обещаю, что поговорю с ним. И ничего не бойся — пока я жив, я не позволю Локи навредить ни тебе, ни себе, ни кому бы то ни было еще! — Спасибо тебе! Спасибо за все! — Беркана обняла мастера настолько крепко, насколько могла. Наконец-то все встало на свои места. Внутри растекалось успокоение. Шестое чувство подсказывало, что нужно уйти, что она и так узнала слишком многое, больше даже, чем надеялась узнать, что она не имеет права раскрывать чужие тайны, но… она не могла. Привычка детства — во всем доверять Хагалару, тому, на кого всегда можно положиться — толкала ее на то, что в обычном мире назвали бы предательством. Правда, сейчас она думала об этом меньше всего.
