— Но почему? — недоуменно спросила Беркана. — Разве твоя семья…

— Потому что в то время в законах не было прописано, чем наказывают. У меня не было сомнения, что речь о кнуте. Ведь в большом Асгарде, если наказание публично, оно всегда проводится кнутом. Двести ударов — это медленная и очень мучительная казнь. Я решил, что лучше совершу самоубийство.

— Цианистый калий — хороший выбор, — довольно усмехнулся Хагалар.

— Мастер естественной науки рассказывал? — удивился Ивар — маг кивнул. — Он спас меня. По воле случая он нашел меня в тот момент, когда я уже взял в руки яд. Правда, он долго не мог понять, зачем мне травиться. А я столь же долго не мог понять, почему у него мой выбор вызывает такое недоумение.

— Ты нас очень насмешил, — улыбнулся Хагалар. — Мы даже внесли поправки в законы, чтобы они не предполагали двойного толкования.

— Вождь, ты и сам знаешь, что Локи истязают дома. Почему же хочешь наказать его именно болью? — резко сменил тему Ивар, вставая со скамьи и чуть покачиваясь от слабости.

— Сядь, а то твои раны в жизни не заживут, — маг мягко усадил естественника и приземлился рядом. — Вы все недооцениваете Локи. Он не один из нас, он опытный воин, что ему розги? Конечно, мне ли не знать, что розгами можно принести невыносимые страдания…

— Только попробуй! — Раиду резко открыл глаза.

— При желании даже не двумястами ударами, а сотней можно убить. — Хагалар наслаждался всеобщей паникой, отмечая про себя, что напугать ученых до безобразия просто. — Но я не собираюсь причинять вреда нашему любимому сыну Одина… И вообще, дети мои, он покалечил вас. Вы готовы ему все простить и забыть. А что будет дальше? Из-за каких еще его глупостей мы пострадаем? И ладно мы, он сам! Я не могу быть с ним круглые сутки, а я за него отвечаю. И я не могу допустить, чтобы он, убедившись в своей вседозволенности и безнаказанности, покалечился. И разве вы такого будущего желаете своему дорогому… ммм, другу? — маг вопросительно уставился на исследователей.

— Маловероятно, что мы сможем остаться друзьями, — грустно заметил Ивар.

— Так была ли эта дружба вообще? — Хагалар как-то странно усмехнулся. На миг всем показалось, что его зрачки стали вертикальными. — Я отвечаю за детеныша Одина и, в отличие от вас, вижу, во что он постепенно превращается. Боль вправит ему мозги.

«И надеюсь, с первого раза», — злорадно подумал маг, покидая помещение. За спиной воцарилось не предвещающее ничего хорошего молчание.

— Ушел, — тихо сказала Беркана.

— Вот и славно, — кивнул Ивар. — Без него спокойнее.

— И все же я его убью, — процедил сквозь зубы Раиду.

— Скорее он убьет тебя. — Ивар устало прилег на лавку. — Брат, не нарывайся. У Хагалара в руках власть.

— Он не станет использовать ее против нас, — убежденно сказала Беркана. — Мы же вместе работаем.

— Я бы на это не надеялся, — покачал головой Ивар.

Беркана хотела было возразить, но тут в комнату вошла Кауна с медикаментами в руках. Дочь Одина и без намеков поняла, что ей пора уходить: все же больным нужен покой. Раиду делал все, чтобы чувствовать себя очень плохо, а Ивар быстро уставал, хотя и не подавал вида.

На улице шел мелкий дождь, а из-за сиреневых туч просвечивало тусклое летнее солнышко. По узким улочкам сновали ученые и рабочие, занятые повседневными делами. Они все проходили мимо, не обращая ни малейшего внимания на магиолога, и никто, ни одна живая душа не знала, какая тяжесть лежала на душе бедной девушки, с какой неохотой шла она к себе.

Песочные часы показывали середину дня{?}[три часа дня] — обычно в это время Беркана ложилась спать. Переехав в поселение, она обнаружила, что в ночные часы сидеть за книгами и мечтать о магии Мидгарда приятнее: почти никто не мешает, а темнота ночи настраивает на романтический лад. Беркана любила ночь много больше, чем день. Зимой она вообще не видела белого света — просыпала все немногочисленные светлые часы. И пускай потом страдала от усталости, ночные чудеса того стоили.

В жилом доме в это время суток было пустынно: Беркана не насчитала и полудюжины соседей. Погруженная в свои невеселые думы, она прошла через всю комнату к своей шкуре и только, едва не споткнувшись о протянутые в проход ноги, обнаружила на ней вольготно расположившуюся Черную Вдову, перебирающую в руках… Алмазы Локи! Беркана чуть рот не раскрыла от неожиданности — никто не смел прикасаться к ее украшению, да еще и так открыто.

— Фену, что ты здесь делаешь? Отдай!

— И тебе здравствуй, — Черная Вдова обворожительно улыбнулась, но не магиологу, а ожерелью. Оно бы ей очень подошло. Беркана представила себе, как блестящие бриллианты контрастируют с темной подводкой глаз, омолаживая белоснежное лицо.

— Симпатичная вещица. Дашь поносить?

Магиолог с трудом выплыла из своих фантазий. Да, Фену бы эти украшения пошли, но их подарил сам Локи, и они принадлежат только Дочери Одина!

— Не трогай! Это подарок Локи! — Беркана попыталась выхватить ожерелье — без толку: Фену была потрясающе ловкой. Краем единственного глаза магиолог заметила, что соседи с интересом наблюдают за начавшейся баталией.

— А вот и буду трогать! У нас же все общее, ты не забыла, Одинсдоттир?

— Отдай немедленно! Ты же сломаешь!

— Уж я-то не сломаю.

— Локи подарил их именно мне. Отдай немедленно!

— А иначе что, пойдешь жаловаться? И кому, царевичу или моему мастеру? Любой из них оценит эти бриллианты на мне! Или сразу оба!

Фену откинула с лица непослушные волосы. Что-то незримое манило к ней любого, заставляя поддаваться бесхитростным чарам и соглашаться на все, что угодно. Беркана мелко дрожала от злости и обиды. Она никогда ни с кем не дралась и не собиралась, но Черная Вдова будто специально провоцировала ее. Девушка бросила умоляющий взгляд на соседей, но те даже не попытались вступиться за нее. Наоборот расселись по скамьям и следили, чем кончится дело; делали ставки, кто завладеет драгоценностями. Магиолог не сомневалась, что все болели за Фену, развязно восседающую на шкуре с видом царевны. Одни стройные ноги, обнаженные чуть выше колен, превосходили красотой весь облик Берканы! Насмешкой судьбы выглядело то, что именно ей, покалеченной коротышке, достались брильянты, а не той, которая была определенно им под стать. Если бы Фену попросила по-доброму, то Беркана, наверное, дала бы поносить, но магичка свой шанс упустила.

— Локи подарил их мне. Они мои. Ему не понравится, если кто-то другой будет носить его подарки, — четко отчеканила магиолог, борясь с желанием разрыдаться.

— Локи мужчина. Ему плевать на то, кто именно носит его цацки, — Фену медленно встала, расправляя юбку — мужчины проводили ее голодными взглядами, — подошла к Беркане и очень нежно провела рукой по покалеченной части лица. — Милая моя, ты никогда не нарушала законов, а сейчас нарушаешь, — она наклонилась к самому уху неподвижного магиолога. — Стоит мне рассказать тингу о твоем поведении, и тебя распнут, дорогая.

Беркана вздрогнула. Распнут? Ее? Нет!

— Ты сама нарушаешь законы, — голос отказал магиологу — из горла вырывался едва слышный сип. — И прекрасно знаешь, сколько ударов розгами заслуживаешь за свои любовные похождения.

— О да, — Фену вновь протянула руку, но не дотронулась до лица, а лишь провела по воздуху, очерчивая профиль соперницы. — Меня никогда не наказывали. И никогда не накажут. Догадываешься, почему?

Беркана только отрицатель покачала головой, неосознанно стремясь дотронуться до живого совершенства.

— Просто мастера знают, что никто не устоит передо мной, и любой палач, будь он даже женщиной, скорее возьмет меня на эшафоте на глазах у всего поселения, чем нанесет хоть десяток ударов…

Беркана перевела взгляд чуть ниже и остановилась на запястье. Она была свидетельницей истязания Фену и отметила, что тимьян так и остался на коже, пусть раны и давно затянулись. А ведь это значит, что магичка не воспользовалась целительными камнями, а оставила шрамы специально, терпя боль от долгого заживления ран.