====== Глава 13 ======

Локи снился очень мутный, беспокойный сон, терзающий и без того измученное сознание. Царевич осознавал, что спит, но все равно не мог отделаться от ощущения полнейшей реальности происходящего. Он видел серое поле, где ничего не росло, видел себя рядом с женщиной огромного роста. У нее были черные, словно ночь, волосы, заплетенные в косу, и ясная, светлая улыбка, от которой веяло могильным холодом. Локи вел её по пыльной дороге все дальше и дальше от поселения, говорил что-то, но в ответ с её уст срывались странные, незнакомые слова. Подойдя к горе неестественно-серого цвета, он вручил незнакомке… Тессеракт? Локи не мог поверить, что делает это, но он действительно отдал женщине голубой кубик, и он мог поклясться: никакая магия на него в тот момент не влияла.

Великанша взяла его и нагнулась к богу, как обычно наклоняются влюбленные, чтобы прошептать на ухо какую-нибудь сокровенную нежность. Женщина произнесла несколько фраз, но царевич не уловил смысла ни одной из них. Выпрямившись, она с легкостью активировала куб, будто с рождения знала, как им пользоваться. Локи лишь недоуменно смотрел на нее, даже не пытаясь остановить.  — Я буду ждать следующей встречи с тобой, — произнесла вдруг женщина на чистейшем языке асов, — мой брат и мой будущий муж. С этими словами она исчезла, не оставив после себя и следа. Локи пожал плечами, словно подобное прощание было в порядке вещей, и пошел по направлению к поселению. Дорога казалась бесконечной. Он шел по базальтовым плитам, а поселение все отдалялось и отдалялось… В какой-то момент Локи понял, что смотрит уже не под ноги, а на потолок своего нового дома. Он привстал на локтях, прогоняя недавнее наваждение. Что-то ему снилось, что-то тревожное, неприятное, но он не помнил ничего, кроме серой дороги. Царевич выглянул на улицу, с трудом концентрируя внимание после темного пятна потолка. Уже давно миновало утро и первая половина дня. Сколько часов он проспал, Локи смог сообразить не сразу. Что-то загадочное было в том, что ему, всю свою сознательную жизнь проведшему во дворце, столь спокойно спалось в тюрьме. Быть может, все дело в том, что он преступник, которому только здесь и место? Подобная мысль неприятно кольнула сердце: еще только этого не хватало — считать свои подвиги преступлениями! Да он старался на благо Асгарда и людей! Локи встал и принялся самостоятельно одеваться. За год скитаний он отвык от расторопных слуг, появляющихся по первому зову. С одной стороны, личные рабы удобны, с другой — излишне расслабляли и раздражали постоянным лобызанием. Облачившись в привычную асгардскую одежду, царевич приблизился к столу. Там стояло столько вкусностей, что Локи не сразу смог решить, с какой начать — все блюда выглядели очень аппетитно. Царевич закрыл глаза и протянул руку — первой попалась жареная рыба. Вяло пережевывая ее, Локи составлял план сегодняшней обороны, а если повезет, то и атаки. Меньше, чем через час, он встретится с командой, собранной отцом для починки каскета, а, главное, для выпытывания информации. Локи ощущал легкий мандраж, как обычно перед боем. И неважно, что этот бой словесный — тем интереснее выиграть, тем интереснее поставить противников на колени. Один из мучителей вчера уже разведывал обстановку. Локи поморщился, вспоминая мужчину, чье имя никак не хотело всплывать в памяти. Почему знакомиться с богом послали именно его, того, кто этого самого бога дико боится? Царевич с неудовольствием вспомнил расширенные от ужаса зрачки и подобострастные поклоны. Видимо, слухи о том, что он чудовище, полуетун, докатились и до этого забытого всеми поселения. Ну да новый знакомый — всего лишь напуганное ничтожество, а вот кто остальные? Обнаружив, что подносит к губам мед, Локи заставил себя поставить кубок обратно на стол. Памятуя вчерашний разговор, он взял кувшин с молоком. Задумался на мгновение: куда бы налить? На столе стоял только один кубок, и он уже был занят медом. Можно позвать слугу и попросить принести хоть десять чаш, но зачем? Он не во дворце, а в собственном доме, и может пить молоко так, как ему угодно. Поднеся к губам полный кувшин козьего, его любимого, молока, Локи сделал первый глоток. На мгновение ему представилось, как изменились бы лица приемных родителей, посмей он сделать такое же в близком кругу родных на совместной трапезе. Подобной вольности не мог позволить себе даже не очень-то опрятный братец! Локи едва не пролил драгоценный напиток, отмечая про себя, что он казался слаще, чем обычно, когда его чинно выпивали из кубка. Судя по восхитительному вкусу, молоко доставили прямо из дворца: только там паслись козы, подаренные пресветлыми ванами. Что ж, тем лучше, значит, отказаться от алкогольных напитков будет не так сложно, как казалось изначально. Свежая голова пленнику точно понадобится в ближайшие месяцы: если и не для исследований каскета, то уж для изучения новых тюремщиков так точно. Сколько их там? Пятеро, кажется. Вчерашний гость говорил, что у него есть брат. Скорее всего, старший. Сопоставляя слова с поведением, Локи пытался вывести возможный, пока еще туманный портрет «брата». Это мог оказаться бесстрастный воин, пославший младшего разведывать обстановку. Он столь же глуп, сколь Тор, или, наоборот, проницателен? Локи хмыкнул: каким бы он ни был, он явно командует младшим братом, значит, стоит подружиться с обоими и, по возможности, поссорить. Кто там еще? Какая-то девчонка. Беркана. Наверняка, дева невероятной красоты и чудесных манер. Многие глупцы думают, что если сердце мужчины оплести любовью, то он выдаст все свои тайны. Локи усмехнулся: не бывать этому. Он видел на своем веку немало женщин. Отец даже представить себе не может, сколько именно! Влюбить в себя Локи не сможет ни одна дева, а вот он давно приноровился влюблять и выпытывать нужные сведения. О, если бы получилось обратить оружие отца против него самого! Локи встал из-за стола и подошел к огромному сундуку с одеждой. Кто следующий в списке? Хагалар, Вождь. Если это тот самый старец, что приходил во снах, значит, он по возрасту чуть ли не ровесник отца. Быть может, его давний знакомый. Ну, с такими асами Локи умел ладить. Опять будут конкретные вопросы и попытки убедить, что «его молчание недостойно сына Одина». Список дел, «недостойных сына Одина», был столь велик, что порой начинало казаться, что любое действие, выходящее за рамки этикета, являлось тем самым недостойным. Если только это не было что-то по-настоящему значимое, вроде наказания изменников или подчинение недоразвитых народов — вот это поборники манер признавали достойным, если, разумеется, помыслы, толкнувшие на сотни казней, на убиение тысяч, были добродетельными! Ну и последний, какой-то гений. Гений в чем? В науке или в искусстве допроса? Раз «странный», значит, от него можно ожидать чего угодно. Сильный и достойный соперник… Продумывая линию поведения, Локи закреплял на поясе кинжалы, украшенные витиеватой резьбой. Оружие у него не отобрали, вещи не досматривали. Неужели в этой огромной тюрьме никто не боится, что он нападет на надсмотрщиков? Или только этого и ждут, чтобы вернуть его во дворец, якобы ради безопасности местных? Или ему таким образом доверие выказывают? Сколько вопросов, и ни одного ответа. Локи достал из сундука черные перчатки из козьей шерсти. Не самая удобная деталь одежды, но придется с ней смириться. Раньше он никогда не носил перчаток, только варежки: большие, мягкие, приятные на ощупь. К варежкам он давно привык, в перчатках чувствовал себя неуютно, но выбора не было. Ему придется работать с каскетом, а если дотронуться до него голыми руками… Локи скривился, прогоняя воспоминания о том дне, когда он стоял в хранилище, держа ковчег в руках. Ему стоило сделать несколько шагов назад, и Разрушитель разнес бы его в клочья как ледяных гигантов, которых царевич заманил в смертельную ловушку. Тогда Локи был настолько обескуражен увиденным, что смерть казалась желанной. Ведь весь его мир, вся его жизнь рухнула в одночасье! Хорошо, что отец приказал положить каскет на место. Было бы обидно умереть от собственной глупости. Локи бросил взгляд на огромные песочные часы, стоявшие неподалеку от стены. Пора идти на допрос. Он улыбнулся своему отражению в мутном зеркале: «еще поглядим, кто кого допрашивать будет» — и вышел на улицу. Стылый морозный воздух тут же обжег горло: зима вот-вот должна была вступить в свои права. Зимнюю половину года Локи ненавидел: она всегда была связана для него со страданиями и болью. В последние годы, правда, зимы выдавались мягкими, и это спасало полуётуна от множества мучений. Навстречу Локи попадались асы в самых немыслимых одеяниях, однако в этот раз они не падали на колени. Приветственные возгласы раздавались со всех сторон, но относились они не только к царевичу: встретив знакомого, поселенцы здоровались и проходили мимо, не останавливаясь для того, чтобы перекинуться даже парой фраз. Перед сыном Одина они склонялись в легком поклоне, мило улыбались и уходили, не задавая вопросов. Локи такое положение дел вполне устраивало. Вчера, сидя с тюремщиком у порога своего дома, он вынужден был наблюдать подобострастие каждого, но, похоже, естественник успел за ночь предупредить всех, что сын Одина не желает видеть падающих ниц. Локи нашел глазами приземистый глиняный дом, подходящий под сумбурное описание, выданное вчерашним перепуганным гостем. Что ж, осталось сделать несколько десятков шагов, и его участь решится! Царевич двинулся к цели, напоминая себе, что он сын Одина и презирает всех поселенцев. Неспешно двигаясь по дороге, Локи ловил на себе восторженные и заинтересованные взгляды, которые льстили его самолюбию. Он ощущал себя так, словно вернулся из очередной завоевательной кампании вместе с братом, и народ высыпал на улицу, ликуя и чествуя сыновей Одина. По большому счету, так оно и было: он вел армию, вернулся в Асгард вместе с братом, если забыть, в каком виде, то можно величать себя триумфатором. Мужчины и женщины приветствовали его, глядя чуть не влюбленными глазами на самодовольное лицо, источающее гордыню. Вокруг стояла непривычная тишина, нарушаемая только негромкими разговорами. Чего-то в картине мира не хватало. Криков, смеха, детских перебранок… И правда странно! За всю дорогу Локи не встретил ни одного ребенка, не слышал детских голосов и не видел беременных женщин. Быть может, им запретили приближаться к домам, где будет жить и работать сам сын Одина? Но поселенцам неоткуда было узнать, что дети вызывали у младшего царевича две эмоции: брезгливость и желание прикончить на месте. Отцу он о своих настроениях никогда не говорил, так что вряд ли тишина подстроена специально для него. Локи шел по улице всего несколько минут, однако небо успело заволочь темными, будто порезанными ножом тучами, превратившими ясный день в мрачный вечер. Царевич не обратил внимания на резкую смену погоды. Он шел так чинно и спокойно, будто подходил к трону Всеотца, и никто не смог бы даже предположить, насколько неуверенно он себя чувствовал в поселении бесконечной магии. Город отверженных всегда был для него чем-то запретным. Не потому, что сюда запрещали ходить (сколько Локи помнил, и не запрещали), а потому, что дурная слава об этом месте гремела по всей столице. Молодой маг испытывал брезгливость к самому себе. Неслыханно, чтобы он, младший сын Одина, находился здесь. Одно дело, если бы это было частью сурового наказания Всеотца, частью того самого приговора, но нет ведь! Он сам загнал себя в эту клетку, как год назад сам отправил себя в изгнание. И теперь он должен вести себя здесь … А как именно? Этот вопрос царевич обдумывал давно, но так ничего толкового не придумал и решил действовать по обстоятельствам. Наглостью он ничего не добьется, ему нужно втереться в доверие к тюремщикам. Играть бедную жертву, замученную страшным Одином, тоже не годилось. Но положительные эмоции, вроде дружелюбия, никогда не были его коньком, и уж тем более, положительные эмоции по отношению к столь ничтожным созданиям, к преступникам! Стоило оказать покровительство вчерашнему напуганному гостю, чье имя никак не желало вспоминаться. Перебрав в уме все руны, Локи, наконец, вспомнил, что его нового знакомого зовут Раиду. Была небольшая вероятность того, что его заставили вступить в фелаг, заставил тороподобный брат, который никогда не спрашивает мнения окружающих о своей очередной затее. В этом случае Локи сможет перетянуть несчастного, запуганного асгардца на свою сторону, обещая покровительство и милости, и таким образом узнает планы Одина. Или вчерашний страх был ловко разыгран? Нет. Локи отбросил эту мысль: он слишком хорошо изучил души живых в бездне. И теперь легко отличал фальшивые эмоции от настоящих. Вчера ему казалось, что Раиду скорее умрет, чем задаст очередной вопрос сыну Одина. Что ж, этим надо воспользоваться. Локи, наконец, подошел ко входу в большой глиняный дом. Двери на месте не оказалось, так что постучаться и предупредить о своем появлении царевич не мог при всем желании. Он сделал глубокий вдох и привел мысли в порядок. Его дело молчать и следить за поведением команды. Быть может, они не столь искусны в допросе, как думает Один, и допустят ошибки, благодаря которым «поверженный бог» сможет выстроить линию обороны. Успокоив себя этой мыслью, Локи вошел в дом, намеренно не приглушая шаги. Он остановился на пороге и с любопытством осмотрел комнату. Никогда прежде он не видел ничего подобного. Все стены загадочного помещения были увешаны плакатами и таблицами или же заставлены полками со множеством склянок из стекла, глины, даже камня. Под ними стояли огромные резные закрытые сундуки с висячими замками и магическими печатями. Неподалеку горел небольшой очаг, от которого почти не веяло теплом, а около дальней стены была сложена еще одна печь, большая, но не растопленная. На скамьях, столах, а кое-где даже и на полу лежали ступки, банки, весы, перепачканные красками и воском сосуды из дерева, стекла и глины, назначение которых Локи не мог себе даже представить. Между ними попадались порошки, камни и невероятные смеси всех цветов радуги, а на самом дальнем столе округлой формы обнаружились инструменты, походящие на орудия пыток: щипцы, ножи и дробилки. Локи рассматривал комнату с большим интересом, пока не наткнулся взглядом на молодого аса. Царевич мысленно отругал себя за то, что, засмотревшись на странное убранство помещения, не заметил главного — его обитателя. Это не был вчерашний разведчик, и, судя по возрасту, не гость из снов. Значит, либо безумный ученый, либо брат Раиду.  — Царевич Локи, — тюремщик обладал очень красивым, мелодичным голосом, более достойным женщины, нежели мужчины. Он склонился, возможно, чуть глубже, чем Локи считал уместным, но сделал это столь изящно, что бог невольно залюбовался его пластикой.  — Брат передал мне твое пожелание касательно приветствий и выражения восторга, — ас выпрямился и начал приближаться к Локи легкой походкой, причудливо петляя между столами. Царевич удивился лабиринту из мебели: невозможно было пройти из одного конца комнаты в другой, не обогнув несколько рядов столов, перекрывающих сквозной проход.  — Я с превеликим удовольствием исполню твою просьбу, но позволь сперва выразить все то восхищение, которое я испытываю перед тобой и твоими деяниями, сын Одина. — Светловолосый подошел почти вплотную, почти вторгаясь в личное пространство бога, но все-таки оставаясь за запретной чертой, и изящно опустился на одно колено, склоняя голову в приветственном поклоне. Локи, замерший и внутренне подобравшийся, не очень понимал, что делать. Ему было приятно смотреть на коленопреклоненное существо, двигавшееся словно в такт слышной одному ему мелодии, были приятны также и льстивые речи: они звучали столь естественно! Столь легко слетали с уст асгардца, что им сложно было не поверить, сложно было не забыть, что перед пленником всего лишь палач, причем, возможно, поднаторевший в искусстве допроса. Локи был доволен создавшимся положением: отец подослал к нему сильных соперников, поставить их на колени будет делом чести. Один боится, давит на жалость, второй ведет себя, словно артист земного театра — с такими тюремщиками Локи раньше сталкиваться не приходилось.  — Твое возвращение в светлый город богов — это великое счастье для всех асов, — подал голос коленопреклоненный. — Я горд тем, что могу лично выразить тебе всю ту любовь, которую, без сомнения, испытывает к тебе каждый житель нашего поселения. И я не могу поверить в милость норн, сплетающих судьбы. Мне выпала честь работать с тобой над одним из величайших артефактов современности. Это огромная честь и столь же огромная ответственность, — он сделал паузу. Локи заслушался речью настолько, что даже не сразу понял, что она оборвалась: голос аса всё отдавался где-то в горле, вызывая приятные ощущения на грани эйфории. Локи с детства знал, что по-настоящему нежный и приятный голос можно оценить горлом: если его заволакивает истома, значит, оратор искусен, если же слова отдаются только в ушах и сердце, значит, он не достиг еще высших ступеней мастерства. Однако с каждым словом нового знакомца Локи все больше убеждался в том, что тот долго репетировал свою речь: слишком театрально выглядели все слова, жесты и даже интонации.  — Позволь выразить тебе соболезнования. — Сладость голоса вновь растеклась по горлу, заглушая разумные мысли. Локи страстно желал только одного: научиться говорить столь же искусно.  — Тебе придется жить рядом с нами, с теми, кто не достоин касаться даже твоих одежд. Я сделаю все, чтобы твое пребывание в поселении магии не было мучительно тягостным. Распоряжайся мной как своим преданнейшим слугой. Локи с огромным трудом заставил себя отвлечься от сладостных ощущений и вникнуть в суть речи. Распоряжаться им. Что за смысл этот сладкоголосый ас вкладывал в свои слова? Он навязывается в слуги или собирается втереться в доверие и стать личным соглядатаем? В любом случае, это можно и нужно использовать. Но сперва стоит поблагодарить артиста за чудо-спектакль, который, несмотря на всю свою фальшь, принес зрителю некоторое удовольствие.  — Твоя речь впечатляет, — заметил Локи небрежно, выказывая скуку. Он искал глазами остальных членов команды, обводя взглядом все углы семиугольного, как он только сейчас понял, здания. Но нет, в комнате никого больше не было. Скрываются ли они в соседних помещениях, наблюдая за разыгрывающейся комедией и ожидая своего выхода, или еще не пришли?  — Расскажи об исследованиях, — царевич говорил нарочито твердо, стараясь интонацией дать понять, что льстивые речи не возымели эффекта, не заставили дрогнуть его каменное сердце и столь же каменную душу. — И назови свое имя, — царевич, правда, уже не сомневался в том, кто стоит перед ним на коленях, но не стоило демонстрировать свою проницательность противнику. Утренняя догадка о тороподобном брате Раиду с треском провалилась: этот мужчина гораздо интереснее, его характер не так-то прост.  — Здесь меня называют Иваром, — ответил ас, поднимаясь на ноги. Локи залюбовался полуженской грацией. Где-то он уже такое видел… В памяти царевича закрутилась расплывчатая картинка какого-то торжественного дня, когда в очередной раз чествовали отца. Десяток юношей танцевал, двигаясь столь же плавно и грациозно, сколь сейчас Ивар. Неужто перед ним один из тех, кто когда-то танцевал перед отцом? Это надо будет выяснить, но не сейчас. Если он прав, то допросы будут напоминать действия театральных пьес, а это… скрасит однообразие стандартных допросов, предполагающих запугивание, давление и шантаж.  — Если ты позволишь, я могу немедля раскрыть тебе все тайны нашего предприятия. — Ученый развернулся боком, приглашая подойти к столам.  — Можешь, — откликнулся царевич. Ему было искренне интересно, что именно Ивар будет делать с каскетом, который обнаружился на одном из дальних столов.  — Ты один из величайших магов этого мира, тот, перед кем склоняет голову все сущее, даже сама материя, — начал Ивар, направляясь к столу без каскета, зато со множеством непонятных склянок всех форм и размеров. С чего он решил, что царевич — один из величайших магов, Локи не знал и отметил, что это тоже стоит выяснить. И тоже не сейчас.  — К моему огромному сожалению, я не владею магией, — ученый чуть-чуть опустил голову, то ли и в самом деле сожалея о своем неумении, то ли преклоняясь перед силой сына Одина. — Но научные опыты над самыми обычными веществами открывают нам чудеса даже большие, чем сложнейшие магические заклинания. Позволь мне показать тебе научную магию. Локи лишь кивнул, вслушиваясь в каждое слово. Ему надо вычленить из красивого потока слов хоть что-то стоящее и важное, что-то, что поможет ему выжить здесь, среди врагов.  — Взгляни на эту бумагу, — Ивар протянул царевичу маленькие полоски. Локи снял перчатки и потрогал их: бумага на ощупь была чуть менее шершава, чем пергамент, больших отличий он не заметил. Однако возможные свойства маленьких полосочек были не так интересны, как изменившиеся взгляд и движения ученого: естественник преобразился, начав говорить о своем излюбленном ремесле. Сладкий и тягучий, словно мед, голос, приобрел более жесткие нотки, да и движения стали более четкими, размеренными. Локи уже доводилось видеть ученых, увлеченных своим делом до такой степени, что весь прочий мир казался им несущественной мелочью, и Ивар явно был одним из них. Но как такой ас может нормально вести допрос?  — Эти маленькие полоски кажутся обыкновенными, я бы даже сказал, скучными, но они таят в себе множество чудес, неразличимых для взгляда непосвященного. — Ивар положил несколько листочков в плоскую плошку и взял в руки совсем маленькую скляночку с желтоватой мутной жидкостью. Казалось, он говорил исключительно для себя, не надеясь, что собеседник проникнется торжественностью момента и сложностью замысла. Локи, не отрываясь, следил за движениями исследователя, чтобы не пропустить самого важного. Необходимо было как можно быстрее понять, почему он показывает именно эти фокусы, а не какие другие?  — Прошу твоего внимания, — Ивар капнул на бумагу содержимым флакончика, и… бумага окрасилась в красный цвет! Локи с интересом наблюдал за расползавшимся круглым пятном, недоумевая, как цвет мог измениться? Ивар капнул на другую сторону бумажки раствором мутно-белого цвета, и бумажка стала…. синей! Локи озадачено посмотрел на ученого, одним взглядом прося пояснений.  — Во время первого опыта я использовал лимонный сок, — объяснил тот с таким рвением, будто чуть заинтересованный взгляд Локи — самая большая награда, которую он мог получить в жизни, — а во время второго — раствор соды. Ты можешь убедиться, насколько прекрасна и необычна наука о веществах, — Ивар, словно зачарованный, смотрел на двухцветную бумажку.  — Поверить сложно, что наша красная кровь окрасит листок в фиолетово-синий цвет!  — Неужели? — переспросил Локи, не слишком-то веря в подобное. Глаза Ивара тут же зажглись каким-то неестественным, болезненным, пугающим огнем. Подобрав с пола маленький ножик, на который Локи чуть не наступил, он одним быстрым движением порезал ладонь. Красная кровь и правда оставила фиолетовый след на волшебной бумажке.  — Эффект впечатляет, — нарочито скучающим тоном произнес Локи, пока Ивар красил бумагу в зелено-желтый цвет с помощью так называемого «нашатырного спирта» — жидкости с невероятно резким, отвратительным запахом.  — В науке естества каждое вещество может впечатлить даже самого искушенного ученого, стоит только присмотреться к нему чуть внимательнее. Позволь, я поясню тебе суть опыта, — попросил исследователь, подходя к другому столу и увлекая за собой царевича. — Красный цвет дают кислоты, синий — щёлочи, а фиолетовый обозначает, что среда нейтральная. Локи окончательно запутался в материях, названиями которых так легко жонглировал естественник.  — И это поможет нам постичь суть каскета? — спросил он, стараясь одной интонацией дать понять, что сей вопрос не сильно, но все же волнует его.  — Конечно! — отозвался Ивар, даря благодарную улыбку. — По одной маленькой капельке мы сразу же поймем природу каскета. Узнаем, является ли он кислотой или щелочью! Локи отметил про себя, что, похоже, ему стоит разобраться, что означают эти два слова. Если первое он еще слышал и знал, что кислоты могут быть опасными и разъедать плоть, то второе было ему незнакомо.  — Элементы дарят невероятный простор для фантазии, — продолжил Ивар, демонстрируя сосуд, в котором переливалась какая-то тягучая жидкость серебряного цвета. — Сложно даже представить себе, что это металл. Ртуть — единственный металл, который при нормальной температуре и давлении находится в жидком состоянии. И это только самое простое из множества невероятных, увлекательнейших чудес мира науки. Обрати сюда свой взор. Локи со все возрастающим интересом, превращающимся в неумеренное, неконтролируемое любопытство, смотрел, как ученый берет какие-то склянки, порошки и смешивает их, проговаривая невероятные по своей сложности слова, похожие на заклинания:  — Твоему вниманию я представлю одно из самых красивых соединений, какое знало это царство. Если мы в стакан положим полисиликат натрия и различные соли, то получим чуть не все цвета радуги. Давай в этот сосуд добавим пентагидрат сульфата меди, в этот — гексагидрат нитрата кобальта, в этот — гептагидрат сульфата никеля, в этот — гептагидрат хлорида железа. Локи даже не пытался понять, что за заклинания произносит естественник. Он с такой легкостью проговаривал сложнейшие выражения не асгардского происхождения, что молодой бог даже слегка позавидовал ему. Уже через несколько мгновений у него в руках были колбочки с жидкостями синего, розового, зеленого и желто-зеленого цвета. Превращение веществ и в самом деле походило на волшебство. И если это волшебство с такой легкостью меняет цвет жидкостей, то может ли оно быть использовано для вытягивания из пленника нужных сведений? Долго любоваться волшебными жидкостями Ивар не позволил. Он окликнул Локи, приглашая к соседнему столу с новыми веществами. Царевич нарочито медленно и аккуратно поставил колбочки в специальные прозрачные подставки, отлитые точно по размеру. Нельзя забывать, кто он и кто этот странный ученый.  — Я покажу тебе небывалой красоты эксперименты. Я горд самим осознанием того, что могу представить на твой суд результат кропотливой работы обитателей девяти миров. Мы добавим в раствор сульфата меди два водный раствор аммиака, — Ивар наливал раствор очень медленно, не переставая помешивать, — выпадет голубой осадок основной соли меди два, а если мы будем перемешивать дальше, то…. — Ивар на минуту замолчал, усердно водя палочкой, так что она стукалась о стенки сосуда, –… осадок растворится, а жидкость, ты можешь поверить в это? Какой красивой она стала! Ярко-синий цвет есть аммиачный комплекс меди!  — Браво, браво, мой добрый Ивар, но ты зря расточаешь свои красноречие и талант: ребенку твои вещества неинтересны. Локи резко повернулся к двери, едва не запнувшись о ножку стола: очарованный рассказом Ивара, а точнее, невероятными превращениями одних жидкостей в другие, он расслабился и совершенно забыл о том, что у него не один тюремщик, а целых пять! У двери, вернее, створки, где должна была располагаться дверь, стоял тот самый мужчина из снов. Стоял в расслабленной позе, скрестив руки на груди, опираясь спиной о стену и глядя на юношей хитрым лисьим прищуром. Локи скрипнул зубами: надо же было так увлечься переходом цветов, потерять бдительность настолько, чтобы не заметить появление очередного действующего лица! Да еще и того самого, которое навещало его в лазарете. В тот день Локи не успел даже толком рассмотреть своего посетителя, зато теперь скользил взглядом по его жилистой фигуре, подмечая все мелочи. Перед ним стоял пожилой воин, еще не утративший былого духа и силы. Опасный и опытный противник. По возрасту немногим моложе отца. Волосы седые, значит, ему, как минимум, четыре тысячелетия. Заплетены в косу: странно, обычно такую прическу носят женщины, хотя… Локи поймал себя на мысли, что наряды и внешность поселенцев сильно отличаются от общепринятых. Глаза, разумеется, голубого цвета. Царевич горько усмехнулся: в последнее время голубые радужки стали ему ненавистны — слишком уж ярко выделялись на их фоне его собственные зеленые. Эти лукавые, насмешливые голубые глаза изучали пленника с явным интересом. Локи передернуло: слишком уж они походили на глаза его приемного отца. Такие же выпытывающие, изучающие, только, в отличие от принадлежащих Всеотцу, в них не было и тени суровости и всезнания, их заменяла насмешка, столь не свойственная асам такого возраста, столь не идущая изборожденному морщинами лицу. Напуганное ничтожество… Актер театра… Пожилой воин… Отец, должно быть, долго выбирал типажи для допроса приемного чудовища! Новый знакомец, удовлетворившись осмотром, отделился от стены и подошел ближе к столам:  — Так вот ты какой, детеныш Одина. Локи передернуло от немыслимого обращения: как его только не называли, особенно после падения с моста, но «детенышем Одина» никогда. Ему стоило многих усилий никак не отреагировать на это обращение, вспомнить о выдержке, выработанной в бездне. Будь он на год младше, то, не задумываясь, вырвал бы поганый язык наглеца, смеющего столь пренебрежительно относиться к царевичу Асгарда. Однако Локи прекрасно понимал, что положение пленника слишком шаткое, обязывающее терпеть все оскорбления, слетавшие с губ тюремщика, подосланного Всеотцом. Не имея возможности ударить странного старца, Локи неотрывно следил за ним, внутренне подобравшись и ожидая продолжения речи. Тот замер буквально в паре шагов от него и еще раз нарочито медленно окинул унизительным взглядом с головы до ног.  — Одежда невероятно идет тебе, юный Локи, — заметил он. — Не будь твои волосы черны, я бы сказал, что ты красив. Молодой маг лишь улыбнулся на очередное оскорбление: если первые слова можно было истолковать двояко, то сейчас его откровенно провоцировали. Но он не настолько глуп, чтобы вестись на столь пошлую и безыскусную уловку. Любопытно было другое, как столь неучтивые речи объяснит Ивар, замерший где-то за левым плечом. Обернувшись к нему, Локи обнаружил, что тот как-то неестественно опустил голову, будто испытывал невероятный стыд. С сожалением царевич осознал, что эта комедия на двоих, а не на троих. А ведь третий участник мог бы сильно упростить дело: подловить двух противников легче, чем одного.  — Я рад познакомиться с тобой, — старец сделал пару маленьких шажков вперед и остановился перед носом Локи. Он стоял слишком близко, что раздражало царевича, вызывая внутренний дискомфорт и инстинктивное желание отодвинуться, увеличить расстояние. Но он не позволял себе отступать, продолжая стоять на одном месте, неосознанно стараясь делать короткие неглубокие вздохи, чтобы не коснуться дыханием стоящего напротив мужчины.  — Мы уже знакомы. Я помню тебя, — ответил Локи, справедливо рассудив, что, ведя диалог, получит больше информации, чем слушая монолог.  — Неужели? — на лице мужчины появилось явное изумление и… надежда?