В этой главе нет глобальных описаний быта и природы, но зато есть множество мелких вставок: сланцевые ножи, покрытый пеплом снег, охота с соколами на морских птиц и прочее. Все эти мелочи механически вставлялись в главу уже после ее первичного написания, придавая ей нужный колорит.

Эта глава — последняя в третьей части. И вновь почти у всех основных персонажей изменились жизненные цели:

Один — построить Локи заново;

Фригг — короновать Тора, женить его на Сиф;

Тор — разобраться с проблемами Мидгарда, жениться на Джейн;

Локи — стать достойным воспитанником Одина, бросить к его ногам новый Асгард;

Раиду — провести промышленную революцию, бросить к ногам Локи новый Асгард;

Ивар — укрепить отношения ученых Ётунхейма и Асгарда.

====== ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ Глава 34 ======

Столица Асгарда совершенно не изменилась за время моего отсутствия. И площадь тоже не изменилась. Лучи заходящего солнца все также, как и много столетий назад, омывают стены золотого города, отражаясь и освещая всю площадку почти божественным светом. А внизу, в отдалении, толпимся мы — зрители: свободные асы и отверженные, приведенные в столицу ради стоящего зрелища. Но предстоящая казнь не может сравниться по красоте с блеском горизонта: там небо сходится с заснеженными вершинами гор, подножье которых теряется в наступающих сумерках. Блеск вечных ледников слепит глаза — видны только резко очерченные силуэты гор. Все взоры обращены к стоящим на помосте.

— Здесь красиво, не правда ли? — слышится шепот палача, обращенный к приговоренному. Тот смотрит в упор, подняв голову и расправив плечи.

— И ты так хотел, чтобы все это принадлежало мне. Ты хотел посадить меня на золотой трон и дать в руки игрушку, чтобы я тешился ей, пока ты будешь править мирами.

Приговоренный переступил с ноги на ногу, словно слова причиняли ему боль.

— О, ты молчишь, — палач резко поворачивается к толпе, и теперь все могут увидеть его — новоиспеченного царя Асгарда, взошедшего на престол по головам отца и брата. — Потому что первый мой приказ был лишить тебя языка. Я ведь обещал, что лично вздерну тебя.

Одно резкое движение — и толпа замирает, наблюдая, как тело бессильно дергается в петле.

— Не спеши! — Вспышка высшей магии на мгновение ослепила всех, а когда я смог открыть глаза, то увидел неожиданную картину: приговоренный сжимает горло нашего царя, а потом резко отпускает, так что тот падает к его ногам. Стража молча наблюдает за происходящим, толпа, словно завороженная, не двигается с места. Глаза асов остекленели, улыбки омертвели. Неужели только я один понимаю все безумие происходящего?

 — Уже успел соскучиться? — на губах бывшего пленника играет змеиная усмешка. Он хватает за волосы того, кто только что собирался его казнить, и тащит по всему помосту, вырывая из чужих уст стоны и хрипы. Он с видимой легкостью подтаскивает нашего царя к петле, а тот даже не пытается сопротивляться. Боится. Но кого может бояться тот, кто своими руками убил отца и брата?

— Не думай, что все так просто, — шипит пленник, мановением руки сжигая петлю. — Асы и асиньи!

Сотня пустых взглядов устремляется к оратору, даже маленькие дети, и те будто понимают суть происходящего. Я единственный в состоянии бороться с магнетизмом палача и пытаюсь укрыться от ужасающего зрелища, зажимая ладонями уши, но по-прежнему отчетливо слышу каждое слово, прожигающее обугленные дорожки в мозгу, будто этот голос звучит прямо в моей голове. — Сегодня мы все собрались здесь, чтобы увидеть зрелище! — он выделяет последнее слово, наматывая длинные волосы жертвы на кулак и заставляя ее смотреть прямо — я вижу в глазах нашего царя такое, что вынужден отвернуться, но это не мешает мне слышать каждое слово теперешнего хозяина положения. — Сначала это должна была быть моя казнь. — Судя по новым вскрикам, он продолжает издеваться над тем, кто должен был его убить. — Но, как вы все заметили, планы изменились. Я мог бы и убить вашего великого царя… — Он усмехается: он презирает тот народ, который посмел провозгласить царем отце- и братоубийцу.

— Но не буду этого делать. Как и лишать вас, достопочтенные жители, того, за чем вы сюда пришли.

Крики на помосте стихают, и я поднимаю голову. Так и есть: тот, кто еще недавно принимал Гунгрир из рук совета, распят между досками, а тот, кто был объявлен государственным преступником, разминает в руках семихвостую плеть. И не только ее. Один за другим на помосте появляются и более страшные орудия истязания: кнут и кошки. О да, он не убьет царя сам, он забьет его до полусмерти, так что даже целительные камни не помогут, и государь умрет от потери крови в своей постели.

Первые удары. Первые крики: помост залит кровью. Толпа с улюлюканьем смотрит, как выбивают дух из последнего Одинсона. Я стремлюсь к помосту в надежде хоть что-то сделать, остановить это безумие, но плотный заслон стражи не пропускает меня.

Свист плети сменился на свист кнута: царь уже даже не кричит, он лишь хрипит, а до меня долетают отдельные капли крови. Стражи стоят полным кругом, мне никак не пробиться, а моя магия не идет ни в какое сравнение с магией палача, которая просто струится с его пальцев, обволакивая площадь, заставляя асов смотреть на пытку.

— Пропустите его! — тихий голос того, кто сегодня должен был замолчать навсегда, громом разносится по всей площади. На лице стражников не дрогнул ни один мускул, просто двое из них чуть посторонились, пропуская меня в центр. Поднимаюсь по лестнице, оскальзываясь на крови: она залила весь помост. С трудом дохожу доверху. И там стоит он: величайший маг, тот, перед кем трепетали все живущие этого мира. Он с ног до головы забрызган кровью, а лицо больше напоминает умалишенного, чем триумфатора. Делаю шаг назад, поскальзываюсь и чуть не падаю прямо на бесчувственного царя. Правда, узнать в едва дышащем окровавленном теле государя почти невозможно. Спина — одна огромная рана, обнажающая ребра и позвоночник.

— Нравится? — спрашивает маг, высвобождая свою жертву из пут: помост оглашается еще одним нечеловеческим криком. Я дергаюсь, не зная, что милосерднее: попробовать вылечить государя или добить.

— Попробуй, и тебе это понравится.

Я не замечаю, как кошки оказываются у меня в руках. На их остриях пристали куски плоти и сорванной кожи. Отшатываюсь назад, выронив инструмент, и, все-таки поскользнувшись, растягиваюсь на полу прямо рядом с царем — лицом к лицу. Его черты, когда-то столь надменные и благородные, искажены бесконечной мукой, волосы слиплись, острыми сосульками падая на высокий лоб, а закатившиеся глаза полнятся алым от лопнувших сосудов. Разглядывать его дальше не получается — безумец наклоняется ко мне и проводит шершавыми пальцами по щеке. Наклоняется еще ниже и шепчет прямо в ухо, не скрывая звериного оскала.

— Попробуй. Попробуй хотя бы раз.

Я и хочу оттолкнуть его и не могу: с него станется продолжить истязания, избрав меня новой жертвой.

— Я чувствую твой страх, — шипит палач, кладя правую руку мне на грудь. Слишком близко от горла. — Но тебе не стоит меня бояться. Помни, что я — это всего лишь ты в будущем.

Этот сон был лишь началом многодневной пытки. Сначала Хагалар только усмехался про себя, прогоняя остатки слишком реального кошмара. «Отрежет он мне язык, как же. Ребенку бы хоть поцарапать меня — уже достижение», — думал он, забывая почти реальные подробности. Однако в следующую ночь все повторилось. Пускай с другими декорациями и жертвами, но смысл был тот же. И с каждым днем становилось только хуже. Собственное будущее, для него же теперь — собственное прошлое, не давало покоя. Не всегда он видел именно Локи, иногда царственное дитя сменялось на одного из тех, кому и в самом деле пришлось испытать на собственной шкуре его умения, но от этого менее погано на душе не становилось. «Старею, не иначе, вот уже и замученные преступники и военнопленные начинают являться во снах», — все еще усмехался Хагалар, прогоняя пятый по счету сон с одними и теми же ужасами и даже немного злорадствуя неудачам жертв в попытках поквитаться со своим мучителем. «Можно подумать, будто моей сноровки даже в лучшие годы хватило бы на то, чтобы применить сперва плеть, потом кнут, а потом кошки да еще и не убить жертву. Даже настоящий палач вряд ли смог бы», — так рассуждал Хагалар на десятые сутки непрерывных кошмаров. Он выбрался из дома и направился к лабораториуму, где трудился Маннар: стоило узнать, как продвигается работа по восстановлению Тессеракта. В опасной близости от его головы пролетел вертолет, сделал несколько кругов и улетел в синюю даль. В Асгарде началось лето. И дети занимаются чем угодно, только не работой.