Поглощенный своими мыслями и измученный столь долгим и насыщенным днем, младший царевич провалился в беспокойный сон.
Его дрему бесцеремонно нарушил немолодой раб, дотронувшись до плеча и пробормотав несколько едва слышных слов. Локи помотал головой, прогоняя остатки сна. Ну конечно! Оправившись от шока, ученые решили предпринять попытку умилостивить его своими лживыми речами. Наверняка, у его порога сейчас стоит Ивар — предатель, которому он доверил работу над артефактом. Красочно представив, как ярко-алая кровь окрасит снег у его дома, царевич приказал себе успокоиться. Он обещал ничего не предпринимать до следующего утра и велел никого не пускать во избежание непредвиденных ситуаций. Царевич совершенно не был уверен, что сможет вынести нескончаемый поток издевательств и насмешек, шлейфом следующий за мастером магии. А он-то наверняка попытается достучаться до его совести!
Вернувшийся раб протянул Локи странный листок, который он с раздражением перевернул, испытав непреодолимое желание сразу же выбросить, не читая. Перед его глазами предстала знакомая площадь со странным зданием необычной архитектуры; в центре нее стоял Раиду с выражением крайнего недоумения на лице. Так вот, кто еще сегодня не успел оскорбить его своими насмешками и глупыми выходками! Чувствуя, как в пальцы закрадывается дрожь, царевич снова перевернул листок. Как только смысл наспех начертанных рун проник в его сознание, он вскочил на ноги, забывая о своем решении не встречаться ни с кем из поселенцев до самого утра. Если они узнают правду о мидгардской кампании… Нет, не правду, хуже, они узнают пересказ, искаженный победителями!
— Ты был в Штутгарте? — выпалил Локи, с ходу распахнув дверь и чуть не рухнув под ноги Раиду, поскользнувшись на наледи. Поспешность тут же дала о себе знать — без оставленного в комнате теплого плаща стоять в дверном проеме на сквозняке было холодно. Рассудив, что в такую погоду разговаривать лучше в тепле, чтобы не слечь с новой болезнью, царевич отступил в глубь темной маленькой комнатенки, жестом приказывая естественнику ступать следом и закрыть за собой дверь. Асгардское воспитание не позволяло взять верх ётунской крови, и Локи удержался от желания схватить Раиду за шиворот, чтобы не ждать, пока тот соберется с мыслями.
— Отвечай мне! — потеряв всякую надежду услышать хоть слово, рявкнул Локи на подобострастно смотрящего на него ученого.
Вопль в сочетании с крайне недовольным выражением лица и нервозными жестами возымел куда больший эффект, чем рассчитывал царевич.
— Ваше высочество! — промямлил Раиду и, словно подкошенный, рухнул на колени, запрокидывая голову и с благоговением глядя снизу вверх.
В замешательстве оглядев коленопреклоненного естественника, Локи проникся невольным уважением к тому, кто решил отправить на смерть этого безумца. Его ярость сошла на нет, сменившись любопытством.
— Я не видел тебя сегодня, — смягчившись, произнес царевич. — Ты все это время был в Штутгарте?
— Да. Да, — наконец ответил естественник. — Я видел театр. Мощный и грандиозный! Он достоин тебя, достоин бога!
— Лесть, — Локи помолчал, словно пробуя слово на вкус. — Она не спасет ни тебя, ни магов, расколовших Тессеракт.
— Будь милосерден, сын Одина! — с жаром начал Раиду видя, что царевич ждет, готовый выслушать его просьбу. — Я умоляю тебя, отсрочь свой приговор! Мы сделаем все, чтобы Тессеракт снова стал целым, мы совершим невозможное!
— Столь недолгое общение со смертными сделало тебя похожим на них. Жалким, — Локи говорил очень медленно, лихорадочно соображая, что делать дальше. Судя по восторженным словам и взглядам, о провале на Земле Раиду ничего не знал. Это была самая приятная новость за весь вечер, и она стоила того, чтобы подарить несколько дополнительных ночей для исправления мерзостных манипуляций с одним из камней бесконечности.
— Встань, Раиду.
Не дожидаясь, пока вновь замерший ученый примет протянутую ладонь, царевич сам схватил его за руку, рывком поставив на ноги рядом с собой.
— Дай нам хотя бы немного времени, — в голосе ученого ярко звенела мольба, и это было естественно. — Дай нам завершить начатое! Дай нам провести промышленную революцию и сделать Асгард столь совершенным, сколь и Мидгард! Ты получишь все! Воду и огонь, вспыхивающие по одному твоему желанию; аппарат, позволяющий говорить на расстоянии; дорогу, по которой можно будет быстро проехать на железных машинах. Ты получишь все! Ты будешь хозяином всего этого!
— Ты безумен, — бросил Локи. Лютый мороз, властвующий над поселением, был ничем по сравнению с холодным презрением, скользившем в голосе царевича. — Мидгард свел тебя с ума.
— Поверь мне, сын Одина! Я изучал науку Земли, логисты скоро поставят оборудование, мы получим все! — с жаром продолжал убеждать естественник. Его щеки окрашивал лихорадочный румянец, а глаза полнились фанатичным блеском — ученые, что бы они ни вытворяли, впечатляли царевича своей преданностью идеям. И эта тяга к неизведанным знаниям была заразна. Пробыв в мире людей намного больше, чем этот ученый, Локи ни разу не задумывался над возможной пользой инструментов смертных, которые сумели в считанные недели заставить Тессеракт выполнять то, что им было нужно. Сейчас, когда надо было вернуть на место зарвавшихся ученых, разрушивших артефакт вместо того, чтобы изучить его, идея с мидгардской техникой казалась стоящей. Естественник, видимо, нашел в них что-то полезное, раз с таким жаром спорит.
— Я дам вам время, — наконец, произнес царевич и, не справившись с любопытством, продолжил:
— А ты завтра расскажешь мне о преобразованиях в Асгарде.
— Ваше высочество! — Раиду склонился в глубоком поклоне, и Локи не смог скрыть покровительственной улыбки, наблюдая восторг, вызванный его благосклонностью. — Ты получишь великий Асгард!
— Не я, — Локи мечтательно вздохнул. — Мой отец!
Он уже предвкушал разговор с Одином, когда легким движением фокусника сможет предъявить ему новый мир, который поселенцы создадут под его четким руководством во славу истинного бога.
Фригг закончила расчесывать и очищать от жира шерсть и только собралась приступить к прядению, как ее затворничество грубо нарушили.
— Ты вернулся раньше срока, — заметила она, проводя рукой по драгоценным камням, украшавшим прядильный станок.
Супруг лично явился в Фенсалир, а не послал кого-то из слуг за ней — это так на него не похоже… Он был мрачен и чем-то обеспокоен. Сидевший на плече Хугин не двигался, всем своим видом выражая скорбь. Недавний подарок Фрейи — белая кошечка с рыжим пятном у основания хвоста, наперсница царицы — прошипела что-то грубое и удалилась восвояси: она недолюбливала воронов, которых нельзя было поймать на ужин.
— Я убил его снова, — медленно произнес Всеотец, подходя к окну, которое выходило на юго-запад. — Он пал к моим ногам.
— Теперь все будет по-другому? — спросила Фригг так тихо, будто кто-то мог их подслушать. Она протянула руку, разгоняя облака, нависшие над столицей: там, вдалеке, на юго-западе кипела жизнь, бурлили опасные жидкости, проводились опыты, которые могли закончиться взрывом или смертью.
— Ты должен вернуть его домой, — царица положила ладони на плечи супругу.
— Нет. Он сам придет.
Фригг подавила усталый вздох: Один еще упрямее, чем Тор и Локи вместе взятые. Если она сама не заберет сына из мира отверженных, то может никогда его не увидеть! Ей ли, как матери, не знать, что рожденного заново надо вести и направлять на каждом шаге, иначе любое самое прочное начинание может ни к чему хорошему не привести. О, как же ей хотелось возразить мужу, призвать к благоразумию, заставить немедленно поехать в поселение, но вместо этого она лишь спросила:
— Как ты убил его?..
— Он сам показал мне брешь в своей защите. Эгоистичные амбиции, тщеславие, жестокость… Я выкую ему новое сердце.
— И будешь гордиться им.
Один поднял руку и, не глядя, провел ладонью по нежной, несмотря на возраст, коже Фригг. Сколько времени прошло с тех пор, как они в последний раз стояли столь близко друг к другу? Не как царь и царица, а как муж и жена… Короткий день еще и не думал подходить к концу: солнце сияло с небосвода, освещая заснеженный золотой чертог. Фенсалир располагался достаточно высоко, так что город был как на ладони. Сказочный для любого, кто видел его впервые, слишком помпезный для тех, кто жил в нем несколько тысячелетий. Зелень и чистая вода источников в летнюю половину года делали его похожим на сотню маленьких островков, соединенных мостиками, а зимой снег и лед окутывали землю белым покрывалом, превращая в бескрайнюю равнину.
