Ванахейм был центром мировой торговли, не подчиняющимся Асгарду напрямую. Здесь отродясь не строили городов, не нанимали мощную армию. Жители гордились великолепным климатом, а также своим умением торговать и договариваться с любыми пришельцами. Объявив себя независимой и ни во что не вмешивающейся территорией, Ванахейм избежал войн и разорения и стал житницей, кормящей весь Иггдрасиль. В народе считалось, что если уж попал сюда, то стоит питаться исключительно фруктами, потому что столь невероятным разнообразием растений не мог похвастаться ни один другой мир. На деревьях висели сочные мангостины*, гроздья шариков рамбутана*, драконоподобная питахайя* и великан древесных фруктов — джекфрут*. В многочисленных деревнях жители занимались либо земледелием, выращивая рис и кукурузу, либо цветоводством и садоводством. В самых крупных деревнях проходили ярмарки, где можно было встретить умельцев из самых разных стран.

Так было до разрушения Радужного моста. Что же стало с миром теперь, когда торговцы оказались запертыми?..

Как ни странно, но почти ничего. Маленькие деревянные домики все также стояли на сваях, а вокруг этих необычных сооружений копошилось множество разных существ. Царевич не мог видеть себя со стороны, но не сомневался, что отец изменил внешность кардинально. Никому пока не стоит знать о том, что у Асгарда есть возможность путешествовать между мирами.

Около каждого деревянного дома стояла корзинка с утренними жертвоприношениями богам и духам предков: цветы, фрукты и рис. Локи старался не наступать на дары, выставленные чуть ли не на самую середину дороги. Многие уже были перевернуты, и подношения богам мешались с грязью и пылью. Ваны ступали по ним, сминая цветы, не обращая внимания ни на кого вокруг, в том числе и на замаскированных асов, избравших себе целью один из многочисленных постоялых дворов, где царская семья по традиции и останавливалась. Это было одноэтажное каменное здание с узкими окнами, прохладное даже в самое жаркое время года. В центре просторного помещения располагался фонтан, а над ним — отверстие в крыше, так что во время дождя струи, бьющие вверх, сталкивались со струями, текущими вниз, создавая удивительную по своей красоте картину.

Локи остался стоять у входа, прислонившись к прохладной каменной стене, украшенной рисунками птиц и цветов, наблюдая за отцом, зашедшим вовнутрь и направившимся прямиком к хозяину. Остановиться и передохнуть в тени было очень приятно — так обрадовавшее тепло по прибытии начинало становиться утомительным, да и дыхание, которое удалось сразу усмирить, все равно напоминало о себе: создавалось впечатление, что грудь стягивают тугие ремни, не позволяя глубоко вздохнуть. На постоялом дворе не было обычного оживления, что и неудивительно: из других миров гости прийти не могли, а местные предпочитали обычные деревянные дома, а не каменную постройку, столь резко выделяющуюся на общем фоне.

— Selamat pagi. Masih ada kamar?{?}[Доброе утро, у вас есть комната?] — начал Один на чистейшем языке ванов.

— Selamat datang. Masih{?}[Да, конечно.], — хозяин гостиницы ничуть не изменился за то время, что Локи его не видел. Даже не постарел.

Язык Ванахейма был столь прост, что царевич искренне недоумевал, почему не он, а язык асов стал международным. Ведь ваны не признавали никакой грамматики! Слова не изменялись, не склонялись, и если слушателю не была слишком уж важна вежливость и кастовость, то научиться изъясняться можно было за месяц.

— Pergilah — Один направился в сторону правого коридора. Хозяин шел на пару шагов впереди, что-то тихо напевая. Вот они дошли до массивных деревянных дверей. Наверное, комната отца. Хозяин открыл её и поспешил удалиться. Всеотец вошел в помещение. Локи последовал за ним, недоумевая, почему ему не показали его покои.

В полутемной комнате стояла масляная лампа, почти не дававшая света, но все же её и небольшого окна чуть ниже потолка хватило, чтобы разглядеть кровать. Точнее, две кровати. Локи застыл на месте, не будучи в силах и шагу ступить. Этого не может быть! Не могут они жить с отцом вдвоем. Это недопустимо! Взгляд Локи лихорадочно метался по мебели, отмечая, что всего по два. Это было продолжение начавшегося еще утром конца — неспроста сломался костяной гребень.

Младший царевич никогда не видел отца не в парадном виде, он почти никогда не бывал даже в его покоях. В спальне сидел всего раз в жизни, когда отец впал в сон. Личные покои — это личные покои, туда нельзя входить без разрешения. И вдруг сейчас отец заказывает только одну комнату… Чтобы не спускать глаз с жертвы даже ночью. Это был неожиданный удар в спину. Локи был уверен, что утром и днем ему придется терпеть общество отца, а вечером и ночью он будет предоставлен сам себе и сможет отдохнуть от постоянного надзора.

— Ты еще не готов? — Один разбирал свои вещи, причем так ловко, будто всю жизнь обходился без многочисленной прислуги.

Локи закрыл глаза, собираясь с мыслями. Он уже смирился с унижением, которое будет испытывать, гуляя вместе с хозяином как денег, так и жизни, но все же отсрочить этот момент хотелось неимоверно. И он принялся распаковывать вещи. Складывая одежду так тщательно, как это не делал ни один раб, младший царевич вспоминал, как раньше, когда ярмарки были наградой, сборы занимали меньше минуты. Будучи детьми, они с Тором просто не могли дождаться того мгновения, когда отец закончит со своими делами и поведет их гулять. И вот теперь он сам делает все, чтобы отсрочить прогулку.

Неимоверно медленно складывая вещи на полку, Локи спиной чувствовал неодобрительный взгляд отца, который явно устал его ждать. Царевичу на мгновение стало смешно: он никогда ничего не страшился так, как этой прогулки, ни одна расправа по своей жестокости не могла сравниться с этой подачкой.

— У меня нет времени тебя ждать. — Локи вздрогнул, услышав усталый голос.

— Вот.

На стол лег мешочек, наполненный серебряными украшениями.

— Здесь деньги. Купи себе лошадь и вещи самостоятельно, а у меня дела.

И Один направился к двери. Локи недоуменно переводил взгляд с отца на мешочек и обратно. Он уже устал удивляться. Его отпускают одного?

— Ты шутишь? — воскликнул он первое, что пришло в голову, надеясь остановить Одина и прояснить ситуацию. Он не понимал ничего. Мозг заработал, выдав одну из самых красивых гипотез за последнее время. — Ты ведь не отпустишь меня одного, не так ли? За мной будут следить твои соглядатаи, — это было утверждение, не требующее доказательств. Тысячи вопросов роились в голове молодого царевича, не находя ответов. Зачем было привозить его сюда да еще и ставить такие странные условия: жить вдвоем, без слуг, в одной комнате, нарушая все нормы приличий! Не для того ли, чтобы не спускать глаз с преступника? Но тогда к чему это показушное бросание в лицо серебра и мнимое освобождение? Что это? Очередная пытка, только более изощренная, чем предыдущие: в этот раз в роли застенка — мир, который царевич искренне любил, а допрос — странные условия: они не что иное, как попытка окончательно вывести его из равновесия и заставить наделать ошибок. Но хитроумный план не сработает! Он прекрасно видит все эти ухищрения и не собирается идти на поводу у отца!

— Я хочу их видеть, — Локи посмотрел на Одина, как он сам надеялся, очень дерзко. Вдребезги разлетелась маска угрюмого безразличия. Если отец играет не по правилам, то и он не обязан их соблюдать.

— Хорошо, — Один даже не обернулся. — Подожди немного.

И он вышел за дверь. Царевич остался стоять посреди комнаты. Обвел взглядом стены, выкрашенные в пастельные тона, потом обратился к кожаному мешочку с серебром. Тоже подачка. Но лучше уж так, чем просить каждую мелочь. Он подошел ближе к столу, развязал мешочек и высыпал на руку несколько серебряных и медных украшений, монеток, пластинок: здесь была очень большая сумма, её и правда хватит на все. Список необходимого Локи составил еще в поселении, и сейчас главное его не забыть. Закрепив мешочек на поясе, царевич швырнул оставшиеся вещи в сундук, не утруждая себя разбором. Раз уж отец решил не идти с ним, значит нужно как можно меньше показываться ему на глаза и вернуться только к ужину.