– Живая. Я сбежала сразу. Никто не заметил. Потом я следовала за вами, пока не потеряла вас из виду.

– Они…

– Мертвы, Оля. Их облили спиртом и сожгли… Мне жаль. Мне так жаль.

Мы долго смотрели друг на друга, и я вдруг вспомнила слова Ману.

«Спасение иногда приходит в виде чудовищных деяний, а наказание зачастую маскируется за протянутой рукой помощи».

Я считала Дмитрия Петровича своим врагом и конвоиром, но он спас мне жизнь. А кто теперь спасет жизнь тем людям у ущелья, которых сжигают тоже из-за меня?

– Петрович сказал, что на окраине деревни живет его тетя Галина. Сказал, что она нас спрячет.

– Нужно переждать, пока в городе всё утихнет. Сейчас опасно куда-то идти. Останетесь здесь. Я постараюсь раздобыть еды и воды.

– Как? У нас нет денег… у нас ничего нет.

– У вас нет, а у Миры есть.

Она достала кошелек из-за пазухи, заставив меня улыбнуться сквозь слезы.

– Я, кажется, отучила тебя от воровства.

– Это не воровство, а способ выживания. Этому вы меня тоже учили.

С мельницы мы перебрались в один из домов. Мира сказала, что время эпидемии прошло, зараза уже выветрилась, особенно в таком морозе. Меня это не беспокоило. Последнее, о чем я думала – холера, которая прошла по нашим землям тридцать лет назад, ещё до моего рождения. Я устала до безумия и, ложась на узкую кровать в запыленной комнате, сразу уснула.

Мира вернулась к вечеру. Она всегда удивляла своей способностью адаптироваться в любых условиях. Как хамелеон, она мгновенно подстраивалась под ситуацию. Без нее я бы не знала, что делать. Без этой преданности, готовности умереть за меня в любую секунду.

Она принесла меховую шубу и мешок с едой. Рассказала, что в деревне всё утихомирилось после приезда полиции. Многих арестовали и увезли. Возможно уже ищут меня, но скорее всего, за деревней. Если подождем пару дней, можно будет спокойно пройти. Она даже раздобыла краску для волос вместном супермаркете. Утром поможет мне вымыться и переодеться.

Когда она раскрыла свертки с едой, я почувствовала запах мяса и меня скрутило в жестких спазмах. Мира поддержала меня, пока приступ не прошел, дала воды и усадила в кресло, стряхнув пыль.

– Грязь тут невыносимая. Нам нужно выждать пару дней и уйти. Нечего вам жить в таких условиях.

Мира разводила огонь, глядя на меня, дрожащую от холода и недомогания.

– Вы так еще простудитесь. Вам нельзя болеть, Оля. Вам только этого и не хватало. До весны бы нам продержаться где-то, пока время не придет. Возможно, Галя эта действительно поможет. Поправляйтесь, чтобы уйти отсюда. Вдруг полиция решит искать именно здесь.

Она набросила на мои плечи мягкую меховую накидку, её теплота обволакивала меня, создавая ощущение безопасности. Я подняла взгляд на Миру, благодаря за этот жест заботы, и чувствовала, как тепло расплывается по моему телу, отпугивая стужу внутренних тревог.

"Для чего не настанет время?" – её слова звучали как шепот отзывающегося во мраке путеводного светила. Мира опустилась передо мной на колени, руки нежно укрыли мои под мехом, создавая ощущение защищенности.

– Для родов, – продолжила она. – Это не болезнь, а беременность. Первые месяцы всегда трудны, но потом становится легче. У меня было шесть братьев и сестёр. Помогала матери при последних родах. Сейчас я сварю вам бульон, приготовлю чай с травами. Всё будет хорошо… Теперь сам Бог о вас позаботится. Маленький цыганский барон скоро увидит свет."

Я почувствовала её руки, растирающие спину, согревая меня до самых глубин. Невольно улыбнулась, благодарная за поддержку в этот трудный момент.

– Вот именно, – добавила она, как будто читая мои мысли. – Сейчас важно просто подкрепиться и подготовиться к этому новому этапу вашей жизни.

Ману

Я трахал ее долго, развернув к себе спиной и вдавив ее голову в пол, вбивался в сочное тело, как одержимый, и не мог кончить. Она уже даже не стонала, а тихо скулила, видимо, ожидая, когда это все кончится, а мне было плевать. Я вертел ее, как куклу, в разные стороны, долбился в ее рот, в ее сочный зад и снова во влагалище. Я просто запрещал себе представлять на ее месте другую. Запрещал думать о красноволосой девочке-смерти. Но без нее секс превращался в битву с самим собой. Меня не возбуждало белое тело подо мной, жирные груди и огромные соски. Мне казалось, что даже в ее заднице слишком много места, а ее голос похож на карканье вороны. Никогда не любил у женщин коровье вымя и толстые телеса. Хотя иногда после жестоких битв мне было все равно, и я мог трахать самую отъявленную уродину. Но сейчас они все казались мне страшными, не такими, вонючими или слишком мягкими.

Вышвыривал одну и звал другую. Худее, выше, стройнее и опять никакой разрядки. Под утро надо мной работали умелыми ртами сразу трое, но я так и не кончил. Выгнал их на хер и, обхватив член ладонью, представил…проклятье, только представил мягкий изгиб спины, округлую грудь, торчащие соски и розовую плоть между ног… а еще раскинутые по покрывалу красные пряди волос и с рыком затрясся в оргазме, сжимая пульсирующий член обеими руками. Суууука. Что ж ты со мной сделала, тварь? Каким ядом опоила, какими чертовыми цепями приковала к себе? Что никакая другая ни в радость, что ни одно тело не возбуждает. Все еще подрагиваю от оргазма, а на языке кислый привкус суррогатов и горечь разочарования.

Осушил до дна весь виски и вышел из таборного шатра на мороз в одних штанах, чтобы холод остудил тело после бешеной ночи в гонке за ускользающим наслаждением. Где-то рядом доносились похотливые стоны и шлепанье тел о тела. Тихий смех и звук льющегося вина. Дым от сгоревшей деревни все еще окутывал деревья и висел в воздухе плотной стеной.

– Не спишь, барон? Покоя хочешь после ббесчинств, а не приходит он.

Резко обернулся и увидел Сару. Старая ведьма прислонилась смотрела на меня белесыми глазами.

– А к тебе приходит покой, Сара? О чем думаешь по ночам? О свежем человеческом мясе?

– Ооо…Сара думает о многом. Сара смотрит и запоминает. Она учится.

Подошел ближе и с презрением окинул ведьму взглядом. Что ж за отвратительное отродье? С какой дыры вылезла эта тварь? Если б не была так нужна, расчленил бы на куски и скормил своим псам.

– И чему научилась, старая?

– Понимать тебя и людей твоих. Знать, чего они хотят…чтобы потом давать им это за сочный кусок мяса или прядь волос, а иногда и за их кровь или зуб.

Это я и сам знал. К ней часто приходили. Просили зелье, лекарство, сушенные грибы или приоткрыть завесу будущего. Ведьма не бедствовала, если не брать в расчет, что за ней пристально следили и не давали сбежать.

– Я даже знаю, чего хочешь ты.

Я усмехнулся и отвернулся от старухи, глядя вдаль на зарождающийся рассвет. Даже проклятое небо о красноволосой шеане напоминает.