— Ты подарил мне столько всего… — провела она ладонями по его грудной клетке, периодически опускаясь к ней губами. — А я тебе совершенно ничего, мне стыдно…
— Ты подарила мне себя… И лучшее Рождество, что у меня когда-либо было, — промолвил он, нежно поглаживая её позвоночник. Они соприкасались телами в самых интимных местах, но пока что она просто тёрлась об него, пытаясь довести до точки кипения. Тайлер закатывал глаза он наслаждения, ощущая влагу, что из неё выходила и вынуждала их скользить друг по другу.
— Я тебя не отпущу, — выдохнула она скулящим голосом, чувствуя как весь живот сковывает тяжёлыми цепями.
— Я никуда не ухожу, — сказал он, аккуратно усаживая её на свой огромный член. Медленно. Томительно. Невероятно. Она вся выпрямилась, как струна, чувствуя как он наполняет её, как растягивает и заставляет чувствовать себя полноценной. Это именно то, чего ей хотелось последние сутки. Уэнсдей принялась раскачиваться на нём, словно танцуя свой этот танец, от которого у него кружилась голова. Дыхание обоих сбилось, любовь окутала всю гостиную. Тела чувствовали друг друга так тесно и так близко, что внутри всё взрывалось, как те самые фейерверки.
— Тайлер, — ощутила она последний импульс, который прошёлся от макушки до пят, покрывая её тело гусиной кожей, и она рухнула на него своим станом, зарываясь носом в мужскую напряженную шею.
— Я рад, что ты всё… — продолжал он медленно двигаться в ней, и она абсолютно обмякла на нём, вдыхая запах еловых веток, которыми пахли его волосы. Внезапно он ощутил, что она заплакала. Его совершенно выбили из колеи скупые слёзы на его шее, и он остановился.
— Ты чего? Тебе больно? Я сделал что-то не так? — испугался он, глядя ей в глаза, и касался кожи её лица кончиками пальцев.
— Я не знаю, что со мной. Похоже, что я плачу, когда думаю, что ты исчезнешь из моей жизни, — шмыгнула она носом, и он крепко обнял её своими крепкими мужскими руками.
— Я люблю тебя, Уэнсдей, — признался он, прижимая её к себе, но она тут же вынырнула из объятий, чтобы посмотреть ему в глаза.
— Любишь? — спросила она тревожно. — Как ты это понял?
— Легко, — улыбнулся парень. — Мне безумно хорошо тобой. Я готов отдать свою жизнь, чтобы чувствовать твои объятия чуть дольше, чем нам с тобой отведено. И я никогда не встречал никого интереснее и прекраснее тебя.
Уэнсдей тяжело выдохнула, вытирая намокшие раскрасневшиеся щёки.
— Значит, и я люблю тебя, — сказала она, посмотрев на него серьёзным взглядом и нежно поцеловав в пухлые губы. — Тайлер…
— М? — спросил он, закрыв глаза.
— Ты шевелишься, — посмотрела она вниз, ведь он всё ещё был внутри неё.
— Знаю, — выдохнул он, пытаясь сдерживаться для серьёзного разговора. — Потому что хочу тебя…
— Я тоже хочу… — приподнялась она и вновь опустилась, чувствуя всю его приятную длину. — Не оставляй меня.
— Я не могу, Уэнсдей… Я должен ответить за свои поступки, — нежно приподнимал он её и насаживал снова, до безумных вспышек в своей голове. Столь яркие ощущения, которые могли быть у них только друг с другом.
— Уэнсдей, я сейчас кончу, — завершал он движения и резко приподнял её, уткнувшись головкой в её бедро и изливаясь теплым эякулятом на её нежную кожу. — Как же хорошо…
— Я никогда бы и не подумала, что секс так приятен… Во всех смыслах слова… Он лучше пыток, — констатировала она, задумавшись и прижавшись к нему голым телом.
— Давай укроемся, — накрыл он её пледом, что лежал рядом на отцовском кресле, и внезапно увидел знакомое лицо вдалеке, возникшее из ниоткуда.
— Твою мать! — укрылся Тайлер, уставившись на дядю Фестера, который стоял за окном. Уэнсдей тут же покраснела, осознав, в какую неудобную ситуацию они попали. Они моментально накинули на себя вещи, и она открыла дяде дверь, запуская его внутрь.
— Дядя Фестер… Думала, ты уехал на новое дело, — выдала она с безэмоциональным видом, словно ничего странного не произошло.
— Моя протеже с косичками, не мог же я оставить тебя без подарка на Рождество, — улыбнулся он, бросая взгляд на Тайлера. — А с Вами, молодой человек, мы, кажется, виделись. Чувствую своё электричество, — посмеялся он, протягивая ему руку.
— Да, это Тайлер, дядя, — сообщила она ему, уходя на кухню.
— А вы прямо как твои родители, — посмеялся Фестер. — Яблоко от яблони…
— Прекрати, — перебила его племянница, пока Тайлер пожимал ему руку и молчал в растерянности.
— Не бойтесь, юноша, я вас не выдам. Вы ведь не выдали меня, — подмигнул он ему. — Кроме того, я здесь ненадолго… Жизнь в бегах… Сами понимаете.
— Тайлеру может быть интересно… — зашла Уэнсдей обратно с подносом в руках. На нём был чай и имбирное печенье в виде ёлок и пауков. Фестер тут же принялся хрустеть им, и Тайлер тоже взял парочку.
— Расскажи Тайлеру о том, что жить в бегах не так уж ужасно… Он должен послушать, — намекала она на то, чтобы он не сдавался полиции, а остался с ней.
— Я бы так не сказал, юная леди, но… — чавкал он и ковырялся пальцем в зубах, отлепляя прилипшее печенье. — Это лучше, чем жизнь в тюрьме.
— Уэнсдей говорила, что Вы провели несколько лет в Тибетском монастыре… — вспомнил Тайлер. — Каково это?
— Ох, юноша, я много, где был. Я провел там так много времени из-за того, что там мне больше всего понравилось, — рассмеялся Фестер безумным смехом. — Ну а ты… Поборол своего Хайда?
— Как ты догадался? — посмотрела Уэнсдей на него, нахмурив брови.
— Легко… Между вами столько вины, что моё тело всё чувствует… Я помню Ольгу и её поведение… Концентрат боли, что от неё исходил. От твоего парня веет таким же.
— Женщина, что была мне хозяйкой, умерла, и я освободился, — ответил он, опуская взгляд. — Но мои мысли — нет… Я помню всё. И ненавижу себя за это.
— Боль пройдёт, мой мальчик, придётся учиться прощать, и себя в том числе, — ответил Фестер, похлопав его по плечу, и взглянул на Уэнсдей. — Я привёз тебе это.
Он открыл старинную шкатулку прямо перед её глазами, а внутри красовалось невероятной красоты ожерелье.
— Погоди… Это Патиала?! — уставилась на него Уэнсдей огромными глазами. Фестер загадочно улыбнулся, а Тайлер не понимал, о чём идёт речь.
— Что ещё за Патиала? — спросил он, глядя на драгоценность.
— Это предмет редкой красоты, который был создан домом Картье в 1928-м году. Это был подарок махарадже сэру Бхупиндеру Сингху, и состоял он из пяти рядов платиновых цепочек, украшенных 2930 бриллиантами. Также ожерелье было инкрустировано бирманскими рубинами, а центральное место в нём занимал седьмой по величине в мире бриллиант, знаменитый Де Бирс Даймонд. Это жёлтый бриллиант весом в 234,6 карата, размером примерно с мячик для гольфа, — сказала она, перебирая пальцами по блестящим камням. — Ожерелье исчезло в 1948-м году. Известно, что последний человек, носивший его, был сын махарджи Ядавиндра Сингх. 50 лет спустя, представители дома Картье в Лондоне восстановили утраченное ожерелье, однако в нём не хватало самых впечатляющих драгоценностей… Погоди… Как ты смог его найти?
— Был в Индии, — улыбнулся её дядя. — Познакомился с волшебниками, — перебрал он пальцами в воздухе. — Вылечил кое-кому голову своим током. Меня отблагодарили.
— Но оно стоит миллиарды. Я не могу взять его, дядя, — заявила она, мотая головой.
— Можешь и возьмёшь. Продав его, вы сможете обеспечить себе и вашим отпрыскам безбедное существование! Уверен, на чёрном рынке ты будешь как рыба в воде, и тебе не будет равных. Тогда не придётся и расставаться, — посмотрел он на них обоих по очереди. — Берегите себя. Дядя Фестер покидает вас.
— Дядя, — посмотрела она на него расстроенным взглядом. — Когда я смогу увидеть тебя снова?
— Скоро, моя бандитка… Время пройдёт быстро, не успеешь моргнуть, — поклонился он и надел на себя шляпу. — Заботься о моей девочке.
— Насколько смогу, — пожал ему руку Тайлер, и Фестер оставил их, покидая дом. — Что это было?
— Дядя только что подарил нам с тобой шанс… — ответила она, взглянув на Тайлера, а затем на ожерелье.