За окном был жуткий снегопад. Уэнсдей стояла в комнате своего Богом забытого особняка, наблюдая, как хлопья липнут к стеклу и образуют красивые узоры. Гаргульи во дворе словно надели белые шапки. Атмосфера праздника съедала всё желание мучить и калечить кого-нибудь. Она почти забыла, какая на её душе была огромная рана. Как болезненно и горько было ощущать себя преданной человеком, которого ты подпустил столь близко. Тайлер произвёл на неё неизгладимое впечатление. Он оставил на её сердце защитные шипы. Показал ей, что даже она может быть слабой и уязвимой. И что она была права… Чувства — это то, что могут использовать против тебя. Уэнсдей вглядывалась вдаль и будто слышала насмешки Санта Клауса. Она давно не верила в чудо, но в глубине души всё же надеялась на отклик вселенной.

— Если ты слышишь меня, то я загадала желание, — шёпотом оставила она дыхание на замерзшем окне и нарисовала там могилку с надгробием.

— Тук — тук… Дорогая, все ждут тебя. Время подарков, — улыбнулась Мортиша, зазывая дочь, но, увидев её грустное выражение лица, насторожилась. — Что-то случилось?

— Нет, мама. Последствия детских травм, — равнодушно ответила Уэнсдей, направившись вниз, где её ждала огромная высокая ёлка с кучей серебряно-чёрных игрушек. Под деревом, как и всегда, было много разных пакетов и коробок. Аддамсы любили баловать детей странными подарками. Уэнсдей отыскала первый пакет со своим именем и открыла его, пока родители и Пагсли наблюдали за ней со стороны со счастливыми лицами.

— Надеюсь, ты оценишь, — улыбнулся её младший брат, когда она достала оттуда шар с предсказаниями.

— Как банально, — ответила она, но в глубине души всегда хотела такой.

— А ты потряси его, — посмеялся он, и Уэнсдей последовала его совету.

— Всё будет настолько ужасно, что ты потеряешь связь с реальностью, — всплыло на шаре.

— Хм… Мне нравится, — довольно посмотрела она на него и потрясла тот вновь.

— В этом году только ужасы и кошмары, — показал он новое предсказание. — Пагсли, похоже, что это теперь будет моя любимая игрушка на ночь.

Паренёк расслабился, ведь всегда мечтал угодить сестре. Как бы она ни отрицала, у них была особая связь. Уэнсдей с детства таскала его на руках и пыталась оказывать странную заботу. Даже если это было кормление сырым мясом, игры с пауками и прочие подобные забавы.

— А теперь наш подарок. Вон та коробка, — указала Мортиша в самый конец ряда. Уэнсдей потянулась туда и достала увесистую ношу. Быстро открыв её, она увидела дорогущий запакованный ноутбук.

— Как бы тебе ни претили внедряемые обществу технологии, нужно начинать писать здесь, — сказала её мама спокойным тоном. — Иначе о твоём творчестве никто не узнает. А ты очень талантлива.

— Надеюсь, это не обязует меня создавать соцсети и вести блог, — подъела она, рассматривая нового чёрного друга.

— Нет, это твой выбор, дорогая. Можешь вообще не выходить в интернет, — сообщили родители. — И ещё там пожелание.

Уэнсдей увидела на дне музыкальную открытку.

— Раз, два, три, ты на ёлку посмотри. Четыре, пять, шесть, на ней демоны тоже есть. Семь, восемь, девять, воспоминаниями детскими веет. Мы споём тебе — десять, и Дьявол на ёлку гирлянду повесит. (От любящей семьи).

— Кхм… — задумалась Уэнсдей. — У меня тоже для всех вас сюрприз. Пагсли, полосатая коробка — твоя, — заявила она эксцентричным тоном. Она и сама удивилась, как ей понравился обмен подарками.

— Ура, я так и знал! — дернулся он распаковывать его, как маленький ребёнок. — Ваааау… Набор юного пыточника. Ты научишь меня, как не жалеть о том, что пытал кого-то?!

Уэнсдей покачала головой. Садизм либо был присущ с рождения, либо его не было вообще. И в этом забавном пухлячке явно было что угодно, но только не это качество.

— Мама, папа, это вам лично от меня, — протянула она им билеты на экскурсию.

— Дом Винчестеров… Но это ведь Калифорния, дочь, — удивилась Мортиша. — Так далеко…

— Но мы ведь давно мечтали побывать там. Где ты взяла такие деньги? — удивился Гомес, обнимая супругу.

— Вы меня недооцениваете, папа. У меня много сбережений. Я не трачу деньги направо и налево, — сообщила она серьёзным тоном. — Кроме того, это шанс показать вам мою самостоятельность. Билета три. Возьмите с собой Пагсли, я бы хотела побыть дома одна эти пять чудесных дней.

— Я даже не знаю, — задумалась Мортиша. — Ты снова влезешь в неприятности…

— Нет, мама, я снова вытаскиваю из них других, — ответила Уэнсдей категорично. Мортиша ведь не знала и маленькой части того, что произошло. Спасения Гуди, того, что у Уэнсдей теперь был шрам не только на животе, но и на маленьком чёрном сердце.

— Хорошо, мы согласны, — сказала она, и Гомес деловито поправил усы.

— Спасибо, волчья ягодка, — посмотрел он на дочь с теплом и любовью.

— Ура, Калифорния! — обрадовался Пагсли, и Уэнсдей закатила глаза.

— Ну, а теперь ты, мой дорогой сын, — потёр ладони Гомес в предвкушении. Пагсли достал аккуратный чёрный пакет издалека и открыл его.

— Хм… Это не мне, — задумался он, глядя на упаковку. — Тут вообще нет имени.

— Мы тоже не готовили этого, — рассудила вслух Мортиша. — Что там?

— Книга… Повесть Джекилла и Хайда, — промолвил Пагсли, и Уэнсдей вырвала у него из рук подарок, оглядевшись по сторонам.

— Мне надо уединиться, — побежала она наверх, семеня маленькими ножками по лестнице. Сердце бешено колотилось. Ей следовало выбросить её в камин и сжечь, даже не открывать, но она не могла. Забежав в комнату и закрыв её на ключ, она рухнула на огромную кровать, открыв первую страницу и зажмурив глаза, как только увидела его почерк на форзаце.

— В результате, хотя теперь у меня было не только два облика, но и два характера, один из них состоял только из зла, а другой остался прежним двойственным и негармоничным Генри Джекилом ©. Я всё тот же. А тогда ты столкнулась с чистым злом. С Рождеством, Уэнсдей. Навсегда твой Т.

Уэнсдей читала эти строки снова и снова. Жалкий абзац. Он уместил любовь к ней в один абзац, но такой для неё важный, такой чувственный. Она захлопнула книгу и отбросила её в сторону, простонав на всю комнату.

— Ненавижу тебя, Галпин! — промолвила она, сцепив зубы. — Гори в Аду!

Не в состоянии успокоиться, она вновь схватила эту книгу и прошерстила её от и до на предмет хоть чего-либо еще, но больше в ней ничего не было. Сердце начало кровоточить, и она положила ладонь на грудь.

— Вырвать бы тебя с корнем! — сказала она со злостью, ощущая болезненные ощущения повсюду. Уэнсдей решила вернуться вниз к родным, но когда спустилась, везде был выключен свет, и вокруг горели проклятые гирлянды, возвращая её в тот самый дорогой сердцу момент.

— О, дорогая, мы решили посмотреть фильм, — сказала Мортиша, и Уэнсдей окончательно психанула.

— Аааааааааааааааааааааа!!! — тяжелые шаги направили её обратно к себе. Она не хотела вспоминать тот вечер, не хотела больше думать о нём. Особенно, учитывая, как подло он с ней поступил. И, вновь попав в комнату, она взяла книгу и принялась читать повторно. Прошло время, она подросла с момента первого прочтения, и восприятие этой истории было совершенно иным. Поглощая строчку за строчкой, она и не заметила, как уснула с книгой в руках, разлегшись на кровати прямо в платье. Всю ночь ей снился первый поцелуй и видение, которое ломало её на части. Жестокий оскал того другого Тайлера отпечатался в её воспоминаниях. Весь в крови, совершенно бездушный и злобный, он тяжело дышал, как загнанный в клетку зверь. Эти картинки сменялись теплом и мягкостью его губ на её коже, и запахом кофе с корицей, от которого её душа плавилась даже во сне…

Ранним утром, книга лежала на столике, сама Уэнсдей была накрыта тёплым пледом, и её косы были распущенны. Она удивилась, что мама вновь влезла в её пространство, ведь она не делала этого с её шестилетия. Спустившись к ёлке, она обнаружила, что родители и Пагсли спят втроём на диване прямо в сидячем положении, и насторожилась этому. Если мама уснула здесь, то кто тогда накрыл её пледом? Уэнсдей умылась, налила себе чашечку кофе и посмотрела на себя в зеркало, расчесав густую копну лоснящихся до поясницы волос.