– Ну, что скажете, дорогой Леонид Палыч?

– Вот сюрприз, так сюрприз! – ответил Калинич, с трудом переводя дыхание. – Как же так, назначаете меня, предпенсионера, начальником такого крупного и важного отдела, даже не поставив меня в известность? Это, по меньшей мере, странно. А если я откажусь? Мне ведь через два года на пенсию.

– Вы, я вижу, не рады? – с величественной улыбкой спросил Бубрынёв.

– Да как Вам сказать… Я не пойму, почему Вы остановили свой выбор именно на мне? Чем я на старости лет заслужил такое внимание с Вашей стороны? – с искренним недоумением спросил Калинич.

– Вы знаете, Леонид Палыч, я уже пятнадцать лет работаю директором института, до этого тоже занимал руководящие посты и до сих пор не могу понять людей. Не повышаешь человека – возмущается. Повысишь – тоже возмущается. Бог его знает, чего люди хотят от общества. Но я не желаю пока что вдаваться с Вами в эту полемику. Прочитайте для начала еще вот это. – Бубрынёв протянул Леониду Палычу последний номер городской вечерней газеты. – Это свежий номер. Только что из типографии доставили. Я его для Вас лично припас. Дома жене покажете, родственникам, друзьям, соседям. Кому сочтете нужным, короче говоря.

Калинич с любопытством взял газету и посмотрел на то место, куда пальцем указал Бубрынёв. Там был заголовок статьи, занимавшей половину полосы, подчеркнутый красным маркером: «Сенсационное достижение наших ученых». Статья начиналась с преамбулы, в которой сообщалось, что «в нашем НИИ Информационных Проблем и Технологий, возглавляемом доктором физико-математических наук академиком Бубрынёвым Иваном Лукьяновичем, со дня его основания ведутся уникальные исследования и разработки. Отдел времени и частоты, которым руководит доктор технических наук Сергей Михайлович Чаплия, занимается проблемами создания уникальных эталонов частоты, высокоточных хранителей времени, сличением и распространением их шкал, изучением свойств самого времени как такового и всего, что с ним непосредственно связано. Академик Бубрынёв И. Л. считает этот отдел ядром всего института и держит под особым вниманием проводимые в нем исследовательские работы. Недавно на научном семинаре отдела времени и частоты одним из наиболее талантливых ученых института, старшим научным сотрудником, кандидатом технических наук Л. П. Калиничем было сделано уникальное сообщение с демонстрацией устройства, осуществляющего телепортацию физических объектов из одного контейнера в другой, удаленный на некоторое расстояние. Среди ученых института сообщение вызвало шок и породило широкую полемику».

Калинич опустил газету и посмотрел на Бубрынёва. Тот с сосредоточенным видом полулежал в мягком модерновом офисном кресле, откинув до предела спинку, и внимательно следил за реакцией Калинича. «Все же признали факт моего открытия!» – с гордостью подумал Леонид Палыч и снова углубился в чтение.

Дальше статья была построена в форме эксклюзивного интервью, которое дал корреспонденту газеты сам академик Бубрынев:.

– «Иван Лукьянович, скажите, пожалуйста, каковы перспективы народно-хозяйственного применения открытого Вами явления?»

Академик Бубрынёв И. Л. задумывается и в свойственной ему приветливой манере отвечает:

– «Прежде всего, отмечу, что это открытие – не что иное, как побочный продукт научных изысканий нашего института. И пришли мы к нему, занимаясь совершенно иной тематикой. На тему перспектив его применения можно много фантазировать, но пусть это делают писатели-фантасты и ваши коллеги журналисты. Я – ученый и имею право оперировать только научно подтвержденными фактами. Все подлежит еще неоднократной и тщательной экспериментальной проверке. Если ее результаты подтвердят, что уравнения, полученные в нашем институте, верны, то перспективы трудно себе вообразить. Коренным образом может измениться система транспорта как в нашей стране, так и за ее пределами, включая даже космическое пространство. Мы, ученые, не любим делать прогнозы, ибо, как показывает мой многолетний опыт, действительность опережает даже самые смелые прогнозы. Поэтому не будем пока фантазировать, а сосредоточим свои усилия на изучении явления, открытого в нашем институте. Мы чувствуем огромный потенциал этого открытия и надеемся, что оно окажется перспективным в отношении применения в народном хозяйстве, ибо рыночные отношения вынуждают нас отдавать предпочтение таким работам, которые позволяют нам заработать на жизнь. Если окажется, что какое-то направление не дает прибыли, я закрою его без малейших колебаний.»

Иван Лукьянович озабоченно поглядывает на часы и с присущей ему скромностью извиняется:

– «Я прошу прощения – в моем распоряжении очень мало времени. Через четверть часа к нам должна прибыть делегация зарубежных коллег. Я обещал их встретить и кое-что с ними обсудить.»

– «Еще один вопрос, Иван Лукьянович. Скажите, пожалуйста, что это за уравнения, о которых Вы только что упомянули»?

Академик улыбается и отвечает все в той же научно корректной форме:

– «Это уравнения, связывающие математически массу, энергию, поле, пространство, время и, представьте себе, информацию! Но все еще чрезвычайно сыро и, подчеркиваю еще раз, подлежит строгой научной проверке.»

– «Вы не думаете, что в перспективе такая работа заслуживает быть отмеченной Нобелевской Премией?»

– «Не будем пока загадывать», – скромно отвечает академик с застенчивой улыбкой.

– «И последний вопрос. Если уникальные уравнения, выведенные в вашем институте, окажутся верными, то как Вы их назовете?»

Иван Лукьянович поднимается с места и уже на ходу отвечает:

– «Над этим мы пока еще не думали. Но если случится так, что нам будет предоставлено почетное право присвоить имя новым уравнениям, то я бы хотел именовать их, скажем, уравнениями НИИ ИПТ или как-нибудь иначе, но обязательно с упоминанием этой группы букв. Это аббревиатура названия нашего института. Подобным образом были даны названия небезызвестным вам кристаллам “Фианит”, волокну и ткани “Лавсан” и тому подобным продуктам, созданным нашими соотечественниками. Извините, но я вынужден идти. Всего Вам доброго. До свидания.»

– «Благодарю Вас, Иван Лукьянович. Желаю Вам здоровья и дальнейших творческих успехов», – Иван Лукьянович пожимает мне на прощанье руку и направляется к выходу.»

Калинич почувствовал, как кровь мощными толчками приливает к его вискам, а в груди сжимается жесткий сухой ком, вызывая нарастающую тупую боль. Он свернул газету в трубку и начал ею стучать по ладони в такт пульсу в висках. Чего-чего, но такого освещения событий он не ожидал никак. Он смотрел в черные глаза Бубрынёва, сверкающие каким-то сатанинским блеском, не зная, как себя повести, а Бубрынёв терпеливо молчал, не сводя с Калинича изучающего взгляда, преисполненного уверенности в собственном превосходстве. Эта немая сцена продолжалась минут десять. Первым заговорил Бубрынёв:

– Леонид Палыч, Вы внимательно прочитали статью?

Калинич кивнул. Во рту у него совершенно пересохло, и он не мог шевельнуть не только языком, но и губами.

– Понравилось? – спросил академик, не переставая сверлить Калинича взглядом.

Леонид Палыч хотел тут же высказать ему все, что он думает на этот счет, но у него парализовало речь. Он смотрел на Бубрынёва с откровенным негодованием, не в силах произнести ни звука. Бубрынёв терпеливо ждал ответа и продолжал сидеть в вальяжной позе. Наконец, Калинич почувствовал, что к нему начинают возвращаться ясность мышления, дар речи и самообладание. Он весь напрягся и, с трудом ворочая во рту пересохшим языком, прохрипел:

– Вы… Вы еще… спрашиваете?

– Разумеется, – непринужденно сказал Бубрынёв. – Я дал Вам прочесть статью, где фигурирует Ваше имя в самом, на мой взгляд, лучшем свете…

– Спасибо… В самом… лучшем свете, говорите?.. – спросил Калинич, подавляя в себе нарастающую волну возмущения и гнева.

– Конечно. Там о Вас сказано только то, что было. Причем, как о признанном ученом. Вы что, не желаете признания Вашего открытия? Разве не с этой целью Вы организовали тот внеплановый семинар? – с серьезным видом спросил Бубрынёв.