Господин герцог снова выстрелил, но, едва прозвучал выстрел, как незнакомец ударом шпаги выбил у него из рук револьвер.
Герцог хотел схватить со столика мачете, однако новый удар шпагой заставил его отказаться от этого намерения.
Тогда герцог с бешеным воплем бросился в другой конец комнаты, где висело охотничье ружье. Человек в черном поднял с пола валявшуюся там шпагу и догнал герцога в тот самый момент, когда Шав поспешно заряжал карабин. Приставив кончик шпаги к горлу насильника, незнакомец сказал:
– Оставьте это и возьмите шпагу, иначе я убью вас!
И протянул ему вторую шпагу.
Герцог наконец повиновался, поняв, что другого выхода нет, и немедленно направил острие в живот незнакомцу. Тот ловко парировал удар и сказал:
– Защищайтесь!
Герцог встал в позицию, и его последнее проклятье было оборвано ударом шпаги, пронзившей ему грудь.
В этот момент дверь снова открылась и показалась герцогиня де Шав. Весь коридор она проползла на коленях.
Жюстина пришла в себя и обвела комнату блуждающим взглядом.
Здесь лежал мертвец – герцог де Шав – и был еще другой человек, который неподвижно стоял над ним, сжимая в руке окровавленную шпагу.
– Жюстен! – закричала мадам де Шав. Потом добавила:
– Дочь моя! Это твой отец! Твой отец!
Она помогла Жюстине подняться, и обе кинулись к незнакомцу, который нежно улыбался им, но, казалось, с трудом держался на ногах.
– Жюстен! – повторила герцогиня. – Бог послал тебя!..
– Отец! Это мой отец меня спас!
Жюстен все еще улыбался, восторженно глядя на них. Но, едва они до него дотронулись, как он упал к ним на руки.
Господин герцог был искусным стрелком. Обе пули из его револьвера попали в цель.
Назавтра особняк де Шав был пуст, а снаружи – и на Фобур-Сент-Оноре, и на авеню Габриэль – казалось, собрались все зеваки квартала.
Слава Богу, здесь хватало материала для газетных хроникеров и для сплетен. Тело господина герцога нашли в его спальне: он был убит ударом шпаги. Постель оказалась в беспорядке, хотя видно было, что в ней никто не спал, мебель была сдвинута со своих мест, а на полу лежал револьвер, в барабане которого недоставало двух патронов.
Допросили негров и других слуг; они сказали, что ночью слышали какой-то шум, но в особняке де Шав, когда господин герцог возвращался под утро пьяный, всегда бывало шумно.
И это было еще не все. Кассир Бразильской компании и его помощник проснулись очень поздно среди ужасающего разгрома. Касса была взломана, и оттуда похитили значительную сумму.
Но и это было еще не все. В садовом домике нашли несчастную молодую женщину, госпожу маркизу де Розенталь, на которую, безусловно, напали злоумышленники и которая провела всю ночь связанной по рукам и по ногам и с кляпом во рту.
И наконец: под деревьями рощи на Елисейских полях, напротив особняка, сохранился, несмотря на ливень, широкий кровавый след, указывавший на то, что здесь произошло одно или даже несколько убийств. Но здесь тщетно искали тела погибших.
Зеваки передавали из уст в уста эти разнообразные трагические подробности и провели благодаря этому приятнейший день.
Началось следствие.
В доме молодого графа Гектора де Сабрана, уже достаточно оправившегося после вчерашнего удара налитой свинцом дубинкой, который нанесли ему под деревьями на набережной Орсэ, мы могли бы встретить всех участников нашей драмы, собравшихся вокруг постели, где лежал Жюстен де Вибре.
Хирург только что извлек вторую пулю и теперь мог поручиться за жизнь раненого.
Медор ассистировал ему во время операции.
Все утро они терзались страхом, что Жюстен не перенесет хирургического вмешательства, да и пострадавший на всякий случай захотел перед операцией сам вложить руку мадемуазель Жюстины де Вибре в руку Гектора де Сабрана.
Теперь он спокойно спал, а Жюстина и Лили с мокрыми от слез глазами и счастливой улыбкой на губах охраняли его сон.
Эшалот и мадам Канада долго смотрели на эту мирную картину, а потом Амандина взяла слово и сказала гордо, но тоже со слезами на глазах:
– Мы знаем свое место. Мы не принадлежим к той же касте современного общества и никогда не станем навязываться людям, которые обладают возвышенными чувствами и великодушием и поэтому не осмелятся сказать нам: «Уходите отсюда».
– Но тем не менее, – дрожащим голосом прибавил Эшалот, – мы очень просим разрешить нам постоять где-нибудь в уголке во время свадьбы, а потом на крестинах… И еще – приходить ненадолго каждый год, чтобы посмотреть, как поживает наша бывшая дочка.
Постскриптум. Что до господина маркиза Саладена де Розенталя, то, возможно, когда-нибудь мы увидим, как он истратил деньги Бразильской компании и на сцене какого захудалого театра имел честь подавиться последней своей шпагой.