Верховенство Голфина над голодрим безоговорочно признавалось всеми. Но существовал и более сложный, более глубинный баланс сил между разными Домами, непременная независимость правителей в своих внутренних делах, подчинение младших лордов старшим; и все же — и это тоже знали во всем Белерианде — без обсуждения с Химрингом даже в Барад-Эйтель не принимали принципиальных решений.

Каков был Маэдрос прежде, Белег судил только с чужих слов, но ясно было, что плен не столько перековал его, сколько закалил, и этого нового, закаленного, твердого до какой-то почти осязаемой звонкой твердости уже не вышло бы ни сломать, ни согнуть. Разве что переплавить.

Белег рассматривал его, перебирая пальцами пустую портупею. Маэдрос как будто ждал.

— Ну что, кто первый будет каяться? — с фальшивым весельем спросил вдруг Амрод.

Он так и остался стоять позади Келегорма, облокотившись на спинку кресла и почти положив подбородок брату на макушку. Келегорм к происходящему никакого интереса не проявлял. Остальные к встрече более или менее подготовились, придя кто в форме, кто в костюме, кто просто в свежей рубашке; взлохмаченным, в одном несвежем и неновом бархатном халате с торчащими из-под него босыми ногами явился только Келегорм. Бледное лицо и впечатляющие круги вокруг глаз вместе с видом сонным и отсутствующим непрозрачно намекали на интересное времяпрепровождение.

— Я не мог, я в тот день работал, — словно дождавшись команды, в тон брату продолжил Амрас.

— А справка у тебя есть? — оживившись, поинтересовался Карантир. — Господин сыщик нам на чесслово не поверит, а?

— И правда! Nelyo, а Nelyo! будет у меня справка?

— А у меня?

— Довольно, — коротко произнес Маэдрос, и на этом их с Белегом гляделки закончились. Один откинулся на спинку дивана, другой чуть шевельнулся в кресле.

Вокруг как будто выдохнули.

— Думаю, начать следует с того, — выждав еще пару секунд, дипломатичным тоном заговорил Маглор, — что, несмотря на сложные личные отношения, мы глубоко сожалеем о смерти короля Тингола…

— У нас с ним были личные отношения? — искренне удивился Амрас.

— …это большой удар не только для Дориата, но и для всего Белерианда. И очень скоро мы все это ощутим.

Маглор вскользь глянул на расставленные на столике стаканы и графины — видимо, и с водой, и с какой-нибудь местной сливянкой или абрикосовкой, — но никто больше не шевельнулся, и он продолжил:

— Хорошо. К делу. У нас у всех слишком много вопросов друг к другу, но позволю себе сперва уточнить: с кем именно мы ведем разговор? С официальными представителями королевства Дориат, с дориатской разведкой, просто с господами из, — он сунул руку в карман пиджака, пошарил и выложил на стол газетную вырезку, — сыскного агентства, хм… «Добрым словом и пистолетом».

Амрас фыркнул, Карантир рассмеялся в голос.

— Это у вас такое разделение обязанностей? От чего-то оно зависит?

— От ситуации, — в тон ответил Турин.

— О, я заранее!..

— Moryo, я прошу тебя, — примирительно позвал Маглор и посмотрел на брата все так же безмятежно, чуть улыбаясь, — у нас щекотливый разговор, стоит ли его осложнять?

Карантир закатил глаза, но промолчал.

— Что же скажете, господин Куталион? — снова повернулся Маглор. — Или все-таки к вам нужно обращаться как-то иначе?

— Турин уже ответил на ваш вопрос: зависит от ситуации. От итогов нашего щекотливого разговора.

— Разумно, — согласился Маглор. — Полагаю, еще от того, что именно вы доложите, когда вернетесь в Менегрот.

— И если вернемся, — добавил Турин. Он сидел на диване подобравшись, накрепко сцепив на коленях руки, и поочередно сверлил взглядом то одного голдо, то другого.

— Просто из любопытства: а если ваша колымага не доедет до Дориата, то?.. — участливым тоном уточнил Карантир.

— Это будет очень некстати.

— С колымагой и со всем прочим мы что-нибудь решим, — вмешался Амрод. Упруго, будто кончиками пальцев оттолкнулся от спинки кресла и отошел, сел на подлокотник дивана. — Я для себя так уяснил — извини, Kano, ближе к делу, — мы имеем дело с частной инициативой и личными связями, которые инициативу эту могут вывести в плоскость официальную. Или не могут. Тоже по ситуации. Я прав, господин Куталион?

— Возможно.

— Прекрасно. Рад, что мы наконец прояснили.

Амрод улыбнулся понимающе, кивнул, и от этого озорной, на сторону торчащий клок волос свесился ему на глаза, в очередной раз сделав весь облик — обычные галифе с армейскими ботинками, подвернутые рукава клетчатой рубашки, небрежно расстегнутый ворот — обманчиво юным, простым и дружелюбным; взгляд из-под этого клока оставался пристальным и немигающим.

В дни Долгого мира Амон-Эреб и его лорды отвечали по большей части за снабжение передовых земель, крепкие тылы и хорошие отношения с соседями. Разведка, та самая, военная голодримская разведка — конные разъезды, следопыты, глубокие рейды на вражескую территорию, — была делом Келегорма, а вот разные торговые связи, кочующие по Белерианду переселенцы, тесно общающиеся друг с другом родственники — все эти ниточки со временем собрались в руках у Амрода.

— Тогда второе, — продолжил он, — нам передали, как будто зашла речь еще о кое-каких частных инициативах и личных связях.

— Когда передали?

— Вчера. И не днем раньше, господин Куталион. Раньше с нами никто не связывался и связи не искал.

— Допустим.

— Пожалуйста, — согласился Амрод, закинул ногу на ногу, расслабленно покачал ботинком. Остальные братья не вмешивались: Маэдрос так и слушал спокойно, Маглор слушал с видом заинтересованным, Карантир — со скучающим, Амрас внимательно глядел на близнеца, безотчетно повторяя его жесты. Двое других не реагировали — один по-прежнему читал, другой запрокинул голову на спинку кресла и сипло дышал приоткрытым ртом.

— Что же до незаданного вами главного вопроса, — продолжил Амрод, посмотрел на старшего, — даже не знаю, что сказать. Может, Nelyo просто поручится за нас весом своей репутации? Потому что самый интересный довод у нас один: мы бы не стали возвращать свое чужими руками.

Маэдрос сначала никак не отреагировал, но потом, видно поняв, что Амрод так и будет смотреть на него и улыбаться, чуть шевельнулся в кресле, чуть вздохнул и коротко произнес:

— Не стали.

— Очень убедительно, — заметил Турин.

— Увы, господин Турамбар, — понимающим тоном отозвался Маглор, — никаких доказательств, кроме честного слова, в нашей с вами ситуации не сыскать. Вы так не считаете?

Турин промолчал, только взглянул на Белега, но тот смотрел перед собой, медленно кивая, перебирал портупею и наконец произнес:

— Согласен. Поэтому главный вопрос был не этот.

— Какой же?

— Такой, — Белег развернулся к Маэдросу, — кто мог бы закрыть глаза на доводы и провернуть все не советуясь.

Маэдрос окаменел лицом. Остальные тоже застыли; только Маглор, опиравшийся на подлокотник, перетек вдруг, подался вперед, уставился прямо на Белега — Белег видел это боковым зрением.

— Никто, — наконец, проговорил Маэдрос.

Белег молчал, молчали остальные. Маэдрос тоже, только теперь он расслабленным не казался.

Прошелестев, сложилась газета, с мягким шлепком упала на стол.

— Я тебе сказал, что так и будет. Он никто. Пустое место. У него ничего нет. Поэтому будет жонглировать словами, сбивать с толку и пугать, надеясь что-то выгадать. Нам от этого никакой пользы. Можешь просто развлечься и подыграть или же выставить под конвоем, чтобы не убились по дороге. А еще лучше отправь обоих под замок. Решай.

— Господин Куталион, конечно, огорчает нас своими подозрениями в ответ на сочувствие, — с сожалением покачал головой Маглор, — но обострять сложные отношения совершенно ни к чему.

— Обострять? Тебе кажется, я обостряю, Макалаурэ? Нас не обвиняют разве что прямо. Пока. А если…

— А если завтра на вашем пограничном пункте задержат гнома с Сильмариллом, — не дал договорить Турин, — это потянет на обострение?