— Поделюсь, — отозвался Белег, насаживая на гвоздь рамку с первой во всем Белерианде лицензией на сыскную деятельность. — Теперь мы будем ждать.
Время было обеденное. Где-то там, в центре большого города, да и просто чуть в стороне от спокойного, немного потерянного среди глухих промышленных улиц Кирпичного проезда сейчас подходила пора — хлопали двери кафе, кофеен, рестораций и обычных лавок. Праздные горожане еще прогуливались по бульварам и паркам, работающие — спешили воспользоваться перерывом. Но здесь, в Дальнем районе, в это время всегда становилось тише: из проезда и с соседних улиц напрочь исчезали автомобили и груженые повозки, стихал фабричный гул, и только пешеходы чаще останавливались возле решетки сквера — там, где витой чугунный прут был отогнут в сторону.
Большой и красивый изразцовый комбинат просуществовал здесь пять лет. Этого хватило, чтобы по Белерианду прокатилась Нирнаэт, в Дориате сменилась мода, а владелец разорился — пришлось выставлять имущество на торги и бесславно возвращаться в заштатный Нан-Татрен. Ни здания, ни землю под ними выкупать не спешили, и все внутри медленно ветшало, а сквер вокруг сделался обычным прибежищем обедающих рабочих (днем), гуляющих парочек (вечером) и (по ночам) различных субъектов, назначающих встречи в удобном месте — вблизи от порта и от всегда оживленного западного выезда из города. Сейчас очередь была за первыми, и из зарослей привычно доносились приглушенные голоса, а в проходе через ограду образовался небольшой затор…
Политая герань в пестром глянцевом горшке — часть квартирной обстановки — посвежела и приободрилась. Белег приоткрыл ей окно, вернул на место бутылку из-под «Долмед №2» и осторожно присел на подоконник. Еще полдня прошло без новостей, без визитеров, без дельных сообщений.
Следовало чем-то заняться.
Можно было спуститься и заглянуть в почтовый ящик — но Турин уже трижды бегал к нему за утро и принес только счет из прачечной и купон на кофе в некой новой забегаловке. Можно было сходить перекинуться парой фраз с Идмо — он выполнял обязанности и дворника, и сторожа, и домового мастера — или с его женой, кухаркой ниссэн Авриль, или заглянуть к мастеру Сормасу — послушать от самых осведомленных окрестные новости. Наконец, можно было сдаться: просто спуститься во двор и зайти во флигель — там, перед залом, где столовались жильцы некоторых квартир, стоял в холле телефонный аппарат…
Белег щелкнул крышкой, спрятал хронометр под манжет и уже на ощупь подкрутил завод. Да, время было обеденное — но есть категорически не хотелось. Еще и утреннюю гимнастику пришлось прервать, когда скрутило в подреберье. Определенно, сегодня был скверный день. Определенно, следовало позвонить в госпиталь и записаться на прием.
— Не нравитесь вы мне, — обрадовал доктор Дарлас Курмин в прошлый раз, когда изучил исписанные бланки, приколотый к экрану лист рентгена и самого Белега. — Смещений нет серьезных — так, погрешность. Но и вместе с тем прогресса не наблюдаю. Нет, поймите, имейся срочность, я мог бы попытаться — попытаться! — ее извлечь. И меня бы даже оправдали, коснись что… Но срочности нет, а потому — можете одеваться — подождем осени. Даже ее середины. Не смотрите так, одевайтесь, — он отвернулся и сел за стол, потянулся к чернильнице. — Рекомендации мои будут прежние: набирайте вес, дышите, делайте гимнастику. Не перенапрягайтесь. Не голодайте. Нагрузки исключите категорически, про диету не забывайте… Ну и не нервничать, конечно. Пока так.
— А если я буду настаивать? — уже из-за ширмы спросил Белег, застегивая жилет. Срочности пока действительно не было, но кто знает, как долго продлится это «пока».
— На службу потянуло? — откликнулся доктор Курмин, и его тень встрепенулась на белом кафельном полу. — Опять хотите на передовицы? Некрологи ваши невостребованные так и лежат, будьте уверены.
Ответа не последовало, и доктор оборвал скрип пера и продолжил:
— Вы же, господин Куталион, не мальчик. Я к вашему здравомыслию взываю. Хоть в нем и сомневаются теперь… Да, скорее всего, уже сейчас все прошло бы благополучно. Но должной уверенности у меня нет. А я, повторяю в сотый раз, очень заинтересован в вашем случае и намерен описать динамику восстановления, а не неудачу в заурядной операции ввиду ее преждевременности. И не спорьте: заживление ран и общее восстановление организма — вещи разные. К тому же, будьте уверены, в нынешнем состоянии после вмешательства потребуется минимум пара недель госпитализации, а потом еще столько же вы будете шататься на ветру. А можно подождать и отделаться малой кровью: чик-чирик, дней пять в стационаре, и бегите, куда вас там долг зовет. Хотя спешки-то в вашем случае как будто и быть не должно?
— Значит, начало осени? — уточнил Белег, выходя из-за ширмы. До начала осени было больше месяца.
Доктор Курмин поджал губы, угрожающе наставил перьевую ручку.
— Середина. Приходите на прием в конце Иваннет{?}[Ivanneth (синд.) — сентябрь.]. Понадобится — приходите раньше. Вот новые рецепты, этот — на случай «скверных дней». Не дурите — не стесняйтесь воспользоваться. И идите. Идите, господин Куталион, и возвращайтесь на размер побольше. На вас вон, пиджак висит…
По проезду загрохотала припозднившаяся подвода, вслед ей кто-то заругался, посигналил велосипедист. Напротив, вдоль ограды сквера, привычно расселись «кирпичники» со своими бутербродами — вперемешку эльфы и люди, в одинаковых следах ржавой пыли. Господин Гвириэль, тоже привычно, хоть часы сверяй, бежал к ним ругаться:
— Любезные! Здесь приличный дом, не столовая!..
Дверь квартиры прикрылась бесшумно, только тихо повернулся в замке ключ — привычку некоторых соседей вовсе не запирать днем двери Белег не разделял.
За минувший месяц они с Турином вполне обжились на новом месте. Комнат хватало, удобств — более чем, а с неудобствами можно было мириться. Сам дом, небольшой и трехэтажный, едва отличался от соседних: внизу коммерческие помещения с окнами-витринами, выше — квартиры. Из двора — запертого глухой стеной дома-близнеца, сумрачного и тесного, но зеленого, с цветником и кустовыми розами по центру — одна подворотня выводила на проезд, другая на Торфяную улицу; пустых квартир оказалось две и обе как раз под ними, а в остальных соседи подобрались самые разные, пестрые, но к новым жильцам отнеслись как положено — приветливо либо равнодушно.
Подходил и сам район. В стороне от центра с его лишними встречами, через мост от Заречья с его своеобразными обитателями; понадобится сходить — не далеко, не близко, минут тридцать и туда, и сюда. А здесь, во всем районе и конкретно «на Кирпичах», народу было много, но публика селилась мирная, занятая — служащие небольших контор, благополучные портовые и судовы́е, а в основном же мастера комбинатов, что в последние десятилетия заполонили всю западную часть города. Спрос на жилье был значительный, расценки ниже, чем в центре, а потому доходных домов настроили целые кварталы, в них охотно жили и местные, и приезжие при деньгах — очень кстати встречались люди.
— Слушай, ну внимания мы что здесь, что там, в тупике, что на Тележной привлекать не будем. А за лишние двадцать монет в месяц я и маленькую дырку в крыше, и придурь хозяина потерпеть готов!.. — шепотом аргументировал Турин, когда они уже изрядно походили по объявлениям и пора было бы решать.
— Готов, — эхом отозвался Белег, рассматривая в окно загустившийся сквер и прислушиваясь к тому, как над головой стучит, скрипит чердачными досками Идмо. Спорить с доводами не стал.
Потом, правда, последовала еще обстоятельная, тянущая на допрос беседа с господином Гвириэлем: ему очень хотелось получить с жильцов какие-нибудь рекомендации или выписки; на худой конец — услышать подробную биографию. Турин в этот момент в своей готовности к терпению ожидаемо поколебался, но в конечном итоге все уладилось в лучшем виде: и подходящая выписка у Белега в кармане нашлась, и обстоятельная история от самого Пробуждения господину Гвириэлю быстро наскучила. В конце концов, устная справка о нем самом у Белега тоже имелась.
