Внизу, во дворе, было пусто. Мастер Сормас уже опустил жалюзи на окне своей парикмахерской и, судя по доносившемуся даже до лестницы призывному голосу жены, должен был вот-вот приступить к обеду. Из окна восьмой квартиры долетал разноголосый детский гомон, а на крыльце флигеля, прямо на ступеньках, уткнув носки сапог в бок спящему рыжему псу, сидел Идмо.
— Добрый день, — коротко поздоровался он, заметив Белега, и по привычке приподнял козырек затертой фуражки — в полинявшем околыше скорее угадывалась форменная зелень Границы.
— Добрый, — отозвался Белег, подходя ближе и облокачиваясь на перила.
Пес на его появление отреагировал сытым кряхтением, должным изображать лай; глаз открывать не стал.
— Хотя… добрый ли?.. — усомнился Идмо.
На коленях у него и рядом на ступеньках были разложены бумаги; левой рукой он помечал что-то карандашом, правой — с подвернутым, наполовину пустым рукавом — придерживал.
— Не сходится?
— Вроде того. Дебит с кредитом. Кредит с залогом, залог с перезалогом… — медленно проговорил, посмотрел на подытог и вдруг махом смел все, свернул кое-как и сунул за пазуху. Вместо бумаг вытянул папиросную пачку: — Ай, да что говорить!..
Папиросы в пачке гулко шелестели, покатались туда-сюда — Идмо встряхнул их, понюхал и сунул обратно, наклонился и потрепал пса по мерно вздымающемуся толстому боку.
— Новости? Какие у нас новости, а, Батон? Пожалуй, что и никаких… Ты ждешь чего?
— Остается.
Они замолчали, одинаково задумчиво глядя перед собой. Из флигеля звенело посудой, слышались голоса ниссэн Авриль и их с Идмо дочери, все более настойчиво тянуло едой. Белегу пришлось обойти крыльцо и встать подальше от окна.
— Это что такое?! — разнесся вдруг по двору пронзительный возглас.
Господин Гвириэль — невысокая щуплая фигурка в щегольском бархатном костюме — замер в проеме подворотни и негодующе всплеснул руками.
— Идмо! Опять это грязное, невоспитанное создание! Сколько раз я ставил вам на вид! — он быстрым шагом приблизился, остановился, обеими руками ткнул в спящего пса. — Я провожу работу, я приглашаю потенциальных клиентов отказаться от пагубной привычки кусочничать у нас под окнами и приобретать качественные домашние обеды! А тут!.. Да! Это сегодня никто не откликнулся, но если вдруг! если вдруг к нам пожалуют гости? Вот такая вывеска встретит их?! Господин Куталион, вот вы — здравомыслящий: подтвердите мои слова! Это ведь безобразие!
В ответ на тираду Батон потянулся всеми четырьмя лапами, широко и звучно зевнул и с клацаньем закрыл пасть. Господин Гвириэль отскочил в сторону.
— Вот! Именно об этом я и говорю! Невоспитанное грязное животное! А у нас тут женщины, у нас тут дети! Мальвис вообще боится собак!..
Идмо, не реагируя, глядел сквозь него, явно думая о чем-то своем.
На шум выглянула кухарка.
— Вот! Полюбуйтесь, Авриль! И это прямо на пороге столовой! Я молчу о том, что вместо того, чтобы сидеть просто так, можно прочистить слив в квартире господина Келентира! Я говорил с ним, проблема вернулась! Можно смазать ворота! Наконец, подмести лишний раз перед домом! Я не могу контролировать все сам, у меня встреча с краснодеревщиком, у меня встреча с обойщиком, завтра должны привезти образцы ковровых дорожек для парадных!.. И… Позвольте, а сколько сейчас времени? Полдень?.. Уже почти полдень! Ниссэн Авриль, куда вы смотрите! Давно пора приглашать наших жильцов на обед! Господин Куталион, а вы…
— У вас пятно на лацкане, — перебил Белег.
Господин Гвириэль осекся, скосил глаза и снова всплеснул руками.
— Прошу меня извинить!
Оставшиеся на крыльце проводили его взглядом, и ниссэн Авриль вздохнула, посмотрела на Белега и через паузу, через силу проговорила:
— Простите. Тяжко…
— Кому, — буркнул Идмо.
— Ну что ты, — она наклонилась, сняла с головы у мужа фуражку и нежно встрепала ему короткие, слежавшиеся волосы, — пойдем. Пойдем, а после обеда вместе посчитаем — готово все. И он потом прав: пора звать. Акдис! — она обернулась на дверь, крикнула: — Акдис, звони!
Из столовой донеслись тяжелые шаги, на крыльцо вышла нис Акдис — их младшая дочь (старшая, Эльнис, была замужем за командиром заставы и давно жила со своей семьей в Северном Приграничье; про среднюю говорили редко). Короткостриженая, сухопарая, молчаливая и не слишком приветливая, она исполняла обязанности горничной, судомойки, помогала матери на кухне, отцу по дому и ходила за покупками. Вышла, взглянула искоса, здороваться не стала; латунный колокольчик на длинной рукоятке пронзительно забился, зазывая жильцов на обед.
— Господин Куталион, — ниссэн Авриль проводила дочь укоризненным взглядом и снова посмотрела на Белега. — Может, вы действительно с нами? Сегодня суп с колбасками и судак по-бретильски…
Белег покачал головой, задержав взгляд на виднеющемся в проеме двери упорно молчащем телефонном аппарате, и вежливо отказался.
В квартиру он поднялся медленно, медленно же прошелся по комнате и остановился возле буфета. На полках рядами выстроились банки с тушенкой и консервированной фасолью, картонка с полудюжиной яиц, несколько пачек галет и начатая коробка супового концентрата («Готовые супы мастера Двурми. Польза и натуральный вкус в каждой ложке!»). Окинув взглядом это изобилие, он вытащил галету и вернулся за стол: вряд ли Турин задержится надолго.
Принципиально нового в газетных заголовках по-прежнему не наблюдалось. На Приграничье без перемен, условные союзники сидят смирно и зализывают раны, Ангбанд выжидает. Большая статья о смертных беженцах в Дориате сводилась все к тому же многословию «за» и «против», и ее Белег дочитывать не стал, перелистнул к сводкам происшествий. Но и там не нашлось ничего стоящего: пара уже привычных потасовок в Новом Заречье, драка в Клубке и ежевечерний биндюжный дебош в приснопамятном кабаке «Ивушка». Еще имелись три карманные кражи, две хулиганские выходки и одна незначительная автомобильная авария в центре города, да притягивала взгляд излишне подробная, излишне броская заметка о двух юных нис, напуганных неизвестным смертным, что справлял малую нужду на парадной набережной Эсгалдуина. (Сразу после Нирнаэт и размещения в Дориате первых беженцев по всем редакциям пустили настоятельную рекомендацию с самого верха: снижать градус при освещении инцидентов со смертными на территории королевства. Но с каждым годом и с каждым резонансным происшествием градус этот неизменно повышался).
На предпоследней странице афиша освещала новый сезон: танцевальные вечера, творческие встречи, осенний концерт блистательной ниссэн Аримэ… «По обе стороны Великого Моря» — это уже про выставку жемчугов «лучших коллекций Домов тэлэри и фалатрим», многочисленные анонсы к грядущему Празднику урожая. Поздравления, свадебные объявления, новорожденные… На последней странице объявления о без вести пропавших и столбик некрологов — все с Приграничья.
Кресло скрипнуло, сложенная газета шлепнулась в общую стопку.
Можно было сделать еще вот что: дойти до почтового отделения, а лучше сразу до Портового городка — там заинтересованные читатели доставали голодримские газеты, в том числе строжайше запрещенные. С другой стороны, не стоило оставлять пустую квартиру, тащиться к реке и преждевременно напоминать о себе в некоторых полезных местах. Главное, не стоило потакать нетерпению. И потому Белег никуда не пошел. Просто расстегнул пиджак, улегся щекой на сукно и обхватил себя поперек груди. Уличный шум поплыл, превратился к монотонный гул; затем стих вовсе и не беспокоил его ровно двадцать минут. А потом Белег рывком поднялся, сходил умыться и вернулся за стол — стал чистить револьвер.
За этим занятием его и застал топот на лестнице. Туриновы армейские ботинки отбили нарастающую чечетку, квартирная дверь распахнулась, ударилась о стену; на ней забилась, зазвенела латунная цепочка. Запыхавшийся молодой человек появился на пороге секундой позже и, переломившись, уперся ладонями в линялые колени галифе.
