— Всю душу вытряс, как нарочно. Кто это был-то? Амрод?

— Амрод, — подтвердил Белег и успокоил: — Нет, Турин, все хорошо. Даже правильно. Считай, прошел первую проверку.

— На тряскость?

— На испуг.

Подчеркнуто беспечный Амрод остался возле автомобиля, а по его знаку капитан Оровальдо и все те же двое пехотинцев сопроводили Белега и Турина по ступеням вверх и дальше — через гостиничного вида нарядный вестибюль. Внутри атмосфера была совсем не гостиничная: сплошь вооруженные военные, кто спешащий налегке, кто с бумагами под мышкой, кто со свертками и нанизанными на кольца большими связками ключей. Взгляды — заинтересованные, мрачные, приветливые, враждебные — провожали до самых дверей, но никто не останавливался, не здоровался и не пытался заговорить.

По ту сторону вестибюля обнаружилась плотно заставленная ящиками и тюками мраморная балюстрада, за ней прикрытый от шума площади очень приятный внутренний парк. Лужайка и клумбы, выключенный фонтан с зачехленной статуей, а дальше живописные, типично голодримские террасы с валунами, стелющимся кустарником, вересками и мхами забирались вверх — прямо по склону поднимающейся впереди пологой, но внушительной в своем одиночестве Амон-Эреб.

«Для вас подготовлена комната в гостевом флигеле, — сообщил капитан Оровальдо, когда приблизились к небольшому двухэтажному строению, похожему на давно переделанный охотничий домик. Дом побольше — фантазийное подражание замку, наследие беззаботных дней Долгого мира — серел выше по склону, а совсем наверху, на широкой вершине горы, виднелся среди деревьев край самой Taras Telda, Последней крепости. — Встреча состоится позднее, я за вами зайду. Пока можете отдохнуть часа два. Обед подадут. И это… от глупостей, пожалуйста, воздержитесь».

— …нашли пугливого… — зевнул Турин. Ему быстро надоело смотреть и на зеленый парк, и на темнеющие тут и там фигуры часовых. Он отвернулся от окна и, как был, завалился на постель, закинул за голову руки. Через минуту затих, задышав приоткрытым ртом.

Через полтора часа капитан Оровальдо постучался к ним в комнату и выглядел уже заметно посмурневшим. Сам внес небольшой чемодан и вещевой мешок, профессионально огляделся и впустил из коридора горничную в черном платье, белом фартуке и с подносом под салфеткой. Попутно сообщил: «Глаурунг» дорогу одолел благополучно и даже за вполне приемлемое для такого своеобразного механизма время. А вот назначенной встречи (и за это приносятся извинения) придется подождать еще — крайне желательно в пределах этой самой комнаты.

На комнату, впрочем, жаловаться не пришлось. И обстановка была добротная, со старым охотничьим шиком, и отдельная ванная с горячей водой, и даже мебель и картины поменяли не далее как накануне: Белег из чистого интереса заглянул под ближайший натюрморт и убедился — пятно на обоях было раза в два меньше внушительной золоченой рамы.

Но на этом интерес и заканчивался, и опасения капитана, не озвученные, но понятные, были напрасны: слоняться по проездам Амон-Эреб и высматривать какие-то секретные сведения было совершенно ни к чему. Сведений этих из густонаселенного равно голодрим, синдар, нандор, авари и людьми города хватало с избытком, а после долгой дороги, особенно последнего ее отрезка, пришлось достать из кармана помятый бумажный пакетик — рецептурный порошок доктора Курмина «на случай скверных дней». Так что передышка была необходима: Белег настежь распахнул окно, присел на подоконник и позволил теплому еще здешнему солнцу как следует себя погреть.

Город Амон-Эреб, а вернее поглотивший его огромный военный лагерь из рядов одинаковых бараков, амбаров и полевых палаток, стоял под северными склонами горы и почти не менялся уже восемнадцать лет. Все силы здесь уходили на защиту рубежей, добычу сырья и необходимое для выживания производство, а потому ни о каком нормальном гражданском строительстве не могло быть и речи.

Но задолго до этого вынужденного переселения, задолго до появления первого подобия города на Амон-Эреб поселились охотники-нандор. Деревня их была где-то неподалеку, может даже на месте той самой встретившей их площади. От деревни ничего не осталось, зато южнее, на пологом уже подножье, остался и содержался в полном порядке монумент — грубо обработанный валун с выбитыми по всей поверхности именами. Вокруг разрослась небольшая буковая роща, и здешние нандор и синдар, а по их примеру и голодрим не забывали приносить туда цветы.

После той, Первой битвы нандор на время покинули эти земли, уйдя к югу, и вернулись только с приходом голодрим. Тогда же на вершине появилась Taras Roimevat: небольшая, но неприступная крепость Двух Охотников. Потом уже ее расширили и достроили, а потом в округе стали появляться и новые поселения.

Долгий мир и растущая популярность хорошего тихого места привлекли к подножию новых жителей — ремесленников, фермеров, дельцов, служащих, отдыхающих, наконец, торговых и иных агентов. У подножия стали активно строить постоялые дворы и трактиры, их сменили гостиницы и ресторации; купальни получили мраморную отделку, а вдоль извилистой и мелкой Козьей речки появился целый променад с магазинами, салонами и легкомысленно-затейливыми кофейнями и шоколадницами.

Сейчас весь этот милый и компактный старый центр сменил и лицо, и образ жизни. Гостиницы, пансионы и нумера с рекламируемыми прежде дивными видами заселили штабы и комитеты, военные и гражданские службы, представительства и собрания — все, что успело сбежать, стянуться на юг из потерянных городов и крепостей. Здешним простым мирным жителям оставалось принять временные как будто трудности, уехать еще дальше или же довольствоваться клетушками в новых, стремительно возведенных бараках. Впрочем, простых мирных жителей в землях Первого Дома почти что не осталось.

Белег открыл глаза и сразу посмотрел вперед и вверх: на балконе замка-особнячка появилась фигура. Голдо только вышел и стоял теперь, согнувшись и локтями опираясь о край ажурной решетки. Поняв, что замечен, приветливо вскинул руку и сделал еще один понятный жест — постучал по запястью и чуть развел руками. Белег кивнул.

В парке было мирно и покойно, даже часовые как будто сливались с этим пейзажем, но, если прислушаться, с площади доносился и отчетливый гул моторов, и еще какой-то отдаленный гул — слитный от копыт, от армейских ботинок и сапог, от многих голосов, двигаемых туда-сюда ящиков, коробов, тюков… За пределами парка Амон-Эреб жил совсем другой, отнюдь не покойной жизнью.

Голдо на балконе продолжал расслабленно стоять у решетки, но смотрел не отрываясь и все в одну точку — куда-то на север, куда от площади к рубежам уходило еще одно разбитое шоссе. Потом дернулся вдруг, распрямился и, не взглянув уже на Белега, крикнул кому-то — негромко вроде бы, но так звучно, что слышно стало через весь парк:

— Antulut!{?}[Antulut! (квен.) – Едут!]

***16 часов 01 минута

Серые ступени длинной лестницы были вытесаны прямо из горного камня, ненавязчиво утоплены в самый склон и вели от флигеля среди ровных стволов дуба, граба и местного белого явора. Капитан Оровальдо, какой-то совсем уж притихший, без лишних слов сопровождал их наверх и даже оставил без комментариев, что оба, и Белег, и Турин, успели переодеться — Турин в свое капитанское, Белег в новую, без дырок и пятен, но по-прежнему безликую пехотную форму.

Прикрытый крепостью замчонок с его полуигрушечными башенками, недобастионами и фальшивыми бойницами по верху стены смотрелся немного смешно — походил на важного петушка под защитой цепной собаки. Хотя и строили его когда-то именно с этой целью — забавляясь, уйти от неуютной строгости настоящих крепостей и дать гостям пожить весело и без забот. Сейчас, когда наверху, в переименованной после Нирнаэт Taras Telda, расположились Арсенал, Главный Штаб, казна, архивы, хранилища и проектные бюро, а внизу, в старом городе и среди построек лагеря, — все остальные учреждения, расстояние в обе стороны было равным как раз отсюда.