Но…

«Торговля сама рассудит», — мрачно предрек тогда Саэрос.

Торговые запреты действительно пришлось корректировать довольно скоро, частные сношения восстановились сами собой, а пусть неофициальный, пусть теневой диалог сначала с Барад-Эйтель, а затем и с Химрингом налаживать пришлось волей-неволей. Любые голодримские товары тем временем благополучно поступали через АрдГален и Нарготронд, и в каждом дориатском селении можно было купить что угодно с самыми невинными клеймами — сначала только третьедомскими, а потом белегостскими, норгодскими и доходившими до абсурда пометками «сделано в Эгларесте» или «сделано в Бритомбаре».

Но прежде чем все это произошло, прежде чем контрабанда расцвела буйным цветом, а таможня получила негласное указание не вчитываться в некоторые документы, Тингол, едва успокоившись, вызвал Белега.

— Собери мне всю информацию. Абсолютно всю, — заговорил он после продолжительного хождения от стены к стене. — Про каждую крепость. Каждый форт. Про каждого лично. Каков из себя — в чем хорош, в чем плох. Что любит, что не любит, что ест на завтрак и запирает ли на ночь дверь. Выясни и доложи.

— Это займет время, — предупредил Белег.

— Я проявлю терпение. Главное, сделай. И… Проверь, как близко можно подобраться.

— Смотря с какой целью.

На это Тингол задумался и отвечать не стал.

Информацию собирали несколько месяцев. Белег делал это лично и через своих ребят, через свидетелей и первых осведомителей, через случайных болтунов и официальных лиц. Бумаги складывались во внушительные стопки, переложенные схемами, картами и портретными зарисовками. Это была первая серьезная проверка разведки, жившей тогда обычными рейдами и общим сбором сведений. И первая операция из тех, что дали начало совсем новой, неизведанной, неясной еще агентурной работе.

Наконец, внушительный, собранный воедино доклад лег на стол перед Тинголом.

− Впечатляет, − коротко одобрил тот.

Больше не сказал ничего. Белег еще много раз видел залистанные, замятые листы у Тингола на столе или в шкафу; часто в ходе обсуждений звучали ссылки на знакомую информацию, появлялись из бумаг знакомые карты. Но к самому разговору они так никогда и не вернулись.

Все знали, что Тингол вспыльчив. Что может в гневе наговорить лишнего, может обидеть и даже перегнуть с угрозами, но потом всегда опомнится и извинится. Да, Тингол был вспыльчив — но не жесток. Более того — отходчив.

— …Белег! Белег! — позвал Турин, и Белег открыл глаза.

Автомобиль уже остановился, и поднятая им пыль уже оседала на него самого, на оказавшихся рядом прохожих, на брусчатку не слишком большой площади, на ступени достаточно большого и даже чересчур красивого здания с кудрявыми поверху колоннами и знаменами над входом. На ступенях ждали.

— Приехали, господа дориатрим. Добро пожаловать в Амон-Эреб, — сообщил капитан Оровальдо, знакомым уже движением обернувшись со своего сиденья. — Город дубрав, сливовых рощ и знаменитых термальных источников. Но экскурсию проводить не будем. Сразу к делу.

Белег с трудом разжал руку и выпустил поручень. И руку эту, и всю левую половину туловища он перестал чувствовать лиг через десять после начала пути. Через двадцать — перестал чувствовать что бы то ни было.

Сзади из кузова повыпрыгивали пехотинцы с винтовками, кто-то из встречающих подошел и любезно распахнул задние дверцы. На площади, чуть в стороне, пестрая подвижная толпа почти не отвлекалась от своих дел и на удивление равнодушно посматривала на происходящее.

— Зачем же сразу, — заговорил вдруг шофер.

Он как-то по-особенному легко не вылез даже — вытек из-за руля, безотчетным жестом наездника похлопал автомобильный борт и посмотрел на Белега: Белег все еще сидел, собираясь с силами.

— Наши гости устали с дороги, проводи их. Да, какое у нас время?

— Час сорок девять, — ответил Оровальдо.

— Хорошо. Очень хорошо. Если тот агрегат доедет с поста — сообщи мне.

Белег спустил с подножки ногу и выпрямился, расправил плечи — преимущество над голдо в росте было небольшим, но заметным. Того это, впрочем, не смутило: оказавшись с Белегом почти вплотную, он не отстранился и продолжал смотреть в упор, с откровенным веселым удовлетворением и все равно как будто свысока.

— С чего бы ему не доехать? — обойдя автомобиль, ревниво поинтересовался Турин. — И не такое повидал. А нам бы тоже повидаться — без лишней волокиты пройтись по списку.

— По списку? — уточнил голдо.

— Списку подозреваемых. Пункты семь-тринадцать.

Голдо взглянул сначала непонимающе, а затем медленно и выразительно ухмыльнулся. Над стянутым на грудь шарфом белел острый подбородок, такими же белыми были лоб и окружья от очков — это давало резкий контраст с густо запыленным лицом. Смотрелось немного забавно. Но все же ни мальчишеская ухмылка эта, ни невольная раскраска, ни густые рыжие ресницы взгляд, пристальный и недобрый, не смягчали.

Комментарий к Глава IX. 7-13

1. В качестве примерных образцов для незадачливой черной твари предлагаются виды терапсид Пермского периода. Например, замечательные иностранцевия, горгонопс, вяткогоргонт.

https://i.pinimg.com/originals/9f/5a/6a/9f5a6a186fc7e054069cef2fac06815c.png

https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/d/d0/Gorgonops_torvus1DB.jpg

https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/thumb/0/09/Viatkogorgon2DB.jpg/800px-Viatkogorgon2DB.jpg

2. Namba-34 примерно похож на ленд-лизовский Dodge WC-51 («Додж три четверти») – внедорожник-трансформер.

https://trucksreview.ru/dodge/dodge-3-4-harakteristiki.html?ysclid=ld324s9x3y729001152

========== Глава Х. Та сторона ==========

Самым крупным и, как многие гордо заявляли, единственным настоящим городом Белерианда был Менегрот. Мирный, богатый, лежащий на пересечении дорог, он давно не прятался в скалах, не стоял вечно на страже, а рос и развивался по понятным законам: строился, торговал, просто жил. Конкуренцию ему (и то лишь в размерах) мог составить разве что Гондолин, все пытающийся расползтись по своей долине и стереть всякую границу между собственно городом, предместьями и окрестными селениями. Впрочем, за пределами Гондолина его своеобразное устройство было известно очень немногим.

О сравнении с остальными и речи не шло. От подчеркнуто парадного, королевского Барад-Эйтель с его изысканно-строгим дворцом-крепостью, его белыми стенами, резными фасадами, башнями, лестницами и террасами садов остались одни черные развалины; в них скрывались жалкие, совсем отчаявшиеся беженцы, а хозяйничали мародеры, ангбандские патрули и поселившиеся в норах обгорелых домов разбойничьи шайки. Беззаботно-праздный, сытый, окруженный поясом всегда бдящих постов-фортов Нарготронд был меньше, и ему некуда было расти. А Гавани Сириона, еще недавно тихий рыбацкий поселок, стремительно оплывали окраинами нищих халуп и бараков; в нынешней обстановке Гавани имели равные шансы стать как самым населенным и бестолковым городом Белерианда, так и самой большой в нем братской могилой.

Амон-Эреб в Дориате за город не считали вовсе.

Амон-Эреб

13 часов 28 минут

— Виноват: не сдержался, — через полотенце пробубнил Турин, подходя к окну и останавливаясь рядом с Белегом. За окном был парк, виднелось крыло того самого здания с флагами, а поверх угадывались одинаковые деревянные крыши новых кварталов. — Тьфу, скажи мне: кажется, или правда вода странная? Трубы, что ли, проржавели?

— Нет. Вода термальная. Из железистой скважины.

— А-а… — протянул Турин, снова понюхал полотенце и невольно повторил старую шутку с мрачным подтекстом: — Тогда понятно, голодрим к железу не привыкать, принюхались.

На склонах Амон-Эреб действительно било несколько десятков источников разной температуры и самого разного состава. В прежние мирные годы они, а еще живописные богатые леса, мелкие речки и теплые озера вокруг привлекали сначала искателей хорошей охоты, а затем и желающих просто и праздно отдохнуть: постепенно наезжать стали со всего Белерианда.