Официальная сессия Государственного Собрания была назначена только на завтрашнее утро, но зал был битком уже сейчас. Делегаты, секретари, письмоводители разных ведомств сновали туда-сюда, спорили, обменивались мнениями, прогнозами и посулами. Белег коротко ответил на несколько приветствий, но не дал себя задержать и прошел прямо к центральному возвышению — здесь находилось место председателя, первого секретаря и трибуна для выступления. Председатель, Орофер, по проведенному уже циркуляру получил свои особые полномочия и теперь временно фактически возглавил королевство. Сейчас на его месте в Собрании сидел Эльмо.

— …мы не можем включить это в завтрашнюю повестку! Я физически не успею закончить весь пакет! — низко наклонившись над столом, увещевал Эу Фиадмин — некогда командующий Западным рубежом Границы, потом суперинтендант Бретиля, а ныне глава законотворческого комитета Собрания.

— Даже в черновой редакции? — улыбнулся Эльмо, резко повернул голову и поднялся с места. — До утра? Не поверю.

Фиадмин продолжил с отчаянием возражать и трясти кипой своих бумаг, но Эльмо уже не слушал: легко спустился с возвышения, где его сразу под локоть поймал Белег.

— Ты надумал? — спросил Эльмо, когда вышли из зала, пересекли просторный мраморный вестибюль и оказались на балконе, где в ожидании курил Турин.

Балкон был тот же самый, он тянулся вдоль всего парадного фасада: по замыслу и красиво, и удобно было связать разные ведомства не только внутренними переходами, но и этим, внешним. Сейчас тут тоже выставили посты. Белег плотно закрыл за собой дверь, посмотрел вверх, посмотрел вниз и махнул курившим неподалеку офицерам — те поняли и отошли подальше.

— Что я надумал?

— Не знаю, — Эльмо остановился у парапета, спрятал ладони в широких рукавах облачения. — Ты хотел вчера спросить о чем-то еще, но передумал. И вообще зачем-то позвал меня — не в самом же деле за дворцом приглядывать? — он задумчиво улыбнулся, как всегда, когда нарочно вставлял в речь что-то вот такое. — Так о чем же? Может, о переговорах с Маэдросом?

Турин подавился дымом и закашлялся. Белег сунул руку за пазуху.

Бывало такое, что Тингол мог изобрести идею в одну голову, ни с кем не поделиться, довести ее почти до блеска и, обдуманную, почти готовую, выбросить вдруг на обсуждение — был в его богатом арсенале и такой подход. Но все же чаще официальной дискуссии предшествовала другая, закрытая: он мог собрать какую-то группу и закинуть эту свою идею, тень идеи на пробу; мог между делом, вскользь озадачить их четверых или кого-то одного, двоих; мог, ничего толком не поясняя, привлечь Рандиллиона или вообще всех секретарей скопом, а мог подключить кого-то еще — по ситуации. Чаще, конечно, советовался с самыми близкими.

— Вы были в курсе этой затеи?

— Не то чтобы в курсе, Турин… Я понял, что Элу о чем-то таком задумался. Знаешь, как это у него бывает: как будто невзначай обмолвился об одном, перепрыгнул на другое, на третье, и вот ты уже слушаешь рассуждение о каких-то долгосрочных планах…

— Был и план?

— Не сказал бы. Были доводы за, доводы против. Мне показалось, он стал склоняться к мысли, что нужно попытаться.

— Как давно это было?

Эльмо задумчиво покачал головой.

— Весной?.. В конце весны, когда цвела сирень. Точнее не скажу.

— Почему ты сразу не рассказал?

— О чем, Белег? Об одном из многих наших разговоров? Да это и не разговор был — так, рассуждения о том, о сем… Лютиэн, Диор, весенний праздник, вчерашний ужин, сегодняшний завтрак, Маэдрос… Я и сложил только потому, что ты стал спрашивать про поездку и про Маблунга.

— Этот разговор ты ни с кем не обсуждал?

— Нет.

— С Кайссэ?

— Нет, Белег. И предупреждаю твой следующий вопрос: не знаю, говорил ли с кем-то еще сам Элу. Возможно, с Мелиан. Возможно, с Маблунгом, — он помолчал, задумчиво пропустил между пальцев длинные пряди распущенных волос. — Идея действительно вызрела во что-то конкретное?

— Вызрела.

— А Маблунг?

— Не знаю.

— Тогда нам нужно поговорить с королевой, — вмешался Турин. — Если кому-то стало известно… Если Тингол поручил Маблунгу, и у того протекло, то опасность может грозить и вам с королевой…

— Опасность? Нам? Орофер велел нагнать столько охраны, что даже тебе, появись такая надобность, придется постараться проникнуть незаметно. — Эльмо печально улыбнулся. — Представьте, он вдруг решил, со стороны кажется, что он рад этой власти. Но это не так… Это… Наверное, это все прежнее — упрямое детское стремление все исправить. Даже то, что исправить уже не выйдет.

— Исправить — нет. Выйдет приспособиться.

— В этом случае, Белег? — не согласился Эльмо, улыбка его стала даже не печальной — какой-то стеклянной. — Ты так считаешь? На брате держалось все. За него держались. А теперь… Темные времена настали.

— Темные, Эльмо. Мы или сгинем в этой тьме, или будем выбираться. На ощупь.

Они помолчали, а потом Эльмо все же произнес:

— Хорошо. Я сам поговорю с Мелиан.

***

18 часов 28 минут

— Поедим? — предложил Турин, когда приехали, поднялись в квартиру, и в прихожей с обоих немедленно натекла лужа.

— Как хочешь, — ответил Белег.

Он не разуваясь прошел насквозь через приемную и остановился у окна. Было темно. На улице никого не было. Уличный фонарь горел тускло, освещая кусок тротуара, кусок решетки и мокрую брусчатку проезда. Белег не глядя взял из-за занавески бутылку с водой и не глядя стал лить в герань, но остановился — в темноте все же угадал в струях дождя какое-то движение.

— …что тут у нас… Да-а, ассортимент изрядный! Буфет «У Турамбара» имеет предложить вам: яичницу из числа яиц по вашему желанию, тушенку говяжью в собственной банке или, если изволите подождать, наше фирменное блюдо — болтанка нажористая по-амон-рудски. На чем изволите остановить свой выбор?

Турин подошел к окну и остановился рядом, взвешивая в одной руке консервную банку, в другой — пачку супового концентрата. В лагере на Амон-Руд, прежде чем сам лагерь разросся и обустроился в полноценную базу, сперва готовили просто и без затей — в общий котел отправлялся и паек, и снедь из кладовой Мима, а еще добытая лесная живность и кое-какие припасы, какими добровольно или не совсем делились окрестные жители. Готовили по очереди, но быстро сошлись на том, что лучше всего выходит, если очередь выпадает Алгунду: у того то ли рука была легкая, то ли шутки-прибаутки помогали — мешанина в котле получалась вполне сносная, и название «амон-рудская болтанка» прилипло к ней с общего одобрения.

— Так что, господин мой эльф?.. — спросил Турин, взглянул на Белега и замолчал, отставил на подоконник и банку, и пачку, сел.

Лицо у него как по щелчку сделалось сумрачное — будто ушел разом на глубину, весь закрылся; а в то же время проступило что-то прежнее, детское — как если кто-то по незнанию пошутил вдруг некстати или походя надвинул мальчишке на нос слишком большой еще отцовский шлем. Он тогда так же вот недобро и серьезно глядел на шутника или вслед ему из-под края этого шлема, сжимая кулаки и не делая попыток поправить.

— Я понимаю, ты не доверяешь мне. Я понимаю, имеешь полное право.

Белег подвинул на подоконнике горшок с геранью, сел рядом. Из-за окна сквозь дождь доносился еле различимый металлический стук.

— Я обидел тебя? Прости, Турин. Прости. Я задумываюсь слишком? Наверное, задумываюсь. Это не от недоверия.

— При чем тут обиды… Тебе, конечно, виднее, чем делиться. Хотя я бы и поспорил: что толку копить версии и мозговать их в одиночку. Факты придерживать…

— Я не хотел говорить. Думал — надеялся, наверное, — отпадет само собой.

— Не очень умно.

— Согласен.

— Послушай, — Турин хлопнул себя по коленям, поднялся, прошелся между окном и письменным столом.

На столе все так же лежали стопкой газеты, стоял прибор с чернильницей, с ручками-карандашами; под него были подсунуты остатки объявлений для расклейки. Турин вытащил верхнее, помахал им.