Когда-то вместо этой пыльной лавки старьевщиков существовало совсем другое заведение — работало в центре города небольшое, но респектабельное топографическое бюро. Служили там три вежливых сотрудника, готовых помочь и клиентам, и в нужный момент переговорить с коллегами совсем по другому профилю. О специфике бюро знал очень ограниченный, но все же достаточный круг лиц, и, увы, после истории с Лейтиан оно прекратило свою работу: однажды утром оказалось заколочено, а сотрудники пропали, чтобы через пару дней, несмотря на все увещевания Белега, по личному распоряжению Тингола оказаться по ту сторону Границы — в очень и очень помятом виде. Что из последствий было хуже — аналогичное появление возле Границы десятка таких же помятых дориатцев или обрыв плохонького, но диалога с Химрингом, — оставалось вопросом открытым. За три года до Нирнаэт удалось организовать альтернативу, и на этот раз все ее детали знал только он лично. Даже после ухода в папке для Ордиля оставил только односторонние выходы связи — не более.

— Так что? Расскажешь что интересное или от меня ждешь?

— Жду.

— Оправдываться, значит? — вздохнул Оценщик. — Так я не буду! Зачем? На веру не примешь, а что зря воздух сотрясать.

— Признайся тогда, — предложил Белег.

— Признаться… — Оценщик удрученно вздохнул, но тут же вздох с лица согнал и ответил чужим будто, металлическим голосом: — Признаться, что кишка тонка лично заглянуть? Ты же понимаешь: если бы мы сами надумали, никаких гномов бы не понадобилось. Не воры — за своим бы пришли. С главного входа.

— Ты сходил бы?

— Мое, Белег, дело маленькое — барахлишко перебирать да уши греть. А это история семейная. Кровная история.

Оба замолчали, разглядывая друг друга. Оценщик перестал качать ногой, оставив в покое сейф, и камень в руках уже не крутил; Белег тоже сидел недвижно.

— Нравится тебе такое оправдание? Другого все равно не будет. Так забирай или тогда уж с родственниками приходи, по-другому потолкуем… Да, а зачем раньше-то зайти собирался?

— Переговорить, — коротко ответил Белег.

— О чем?

— Не с тобой.

— Вот как. А с кем? С матушкой моей?

— До матушки плыть далековато.

Оценщик рассмеялся.

— Я тебе когда-нибудь про нее расскажу, может, даже вспомнишь… Ладно, и переговорить не со мной захотел … кто? ты лично?

— Для начала я.

Оценщик посерьезнел, выпрямился на столе, прикидывая что-то, взглянул в сторону.

— Интересно… Сейчас что хочешь?

— Того же.

— С какой целью? Нет, погоди, — Оценщик встрепенулся, вскинул руку, — правда. Ты что услышать хочешь? «Нет, это не мы»? Конкретно не мы трое? И толку? Честное слово тебе дать? Чесслово, не мы. Мамой клянусь. Я в тот день дома был.

— Клясться не надо, не к добру. Ты ответь, ответишь правильно — продолжим.

— Ну валяй.

— На связь кто-то выходил? С вами или напрямую, с «горкой»?

— Из твоих? Мы, сам знаешь, до разговоров не охотники… Преемник твой зимой еще помаячил пару раз, где было условлено, но что-то мне не захотелось с ним знакомиться. Чуткое место добро не дало, — Оценщик похлопал себя по ляжке, но смеяться не стал. — Прямее не скажешь?

— Сказал уже. Интерес возник поговорить. Нужно понять: искал ли кто возможности.

Оценщик спрыгнул со стола, рывком всунул руки в карманы. Задумался.

— Интерес… Впервые слышу. Значит, интерес был, да весь вышел… Протекло? У вас, стало быть, протекло или у нас? Нехорошо…

Белег молчал.

— Ладно, я тебя понял. Обмозгуем — завтра дам знать.

— Сегодня.

— Завтра. У меня тут, знаешь ли, нет прямой линии: «барышня, Амон-Эреб».

— Я знаю, что у тебя есть. Поэтому сегодня.

Оценщик недовольно поморщился, подчиняясь, поднял ладони.

— Умеешь ты уболтать! Сделаю, что смогу. По срочному тарифу и за свои. Жди. По улицам допоздна не шастай.

В лавке Турин, увидев их, сразу вскочил на ноги. Двое других поднялись следом.

— Значит, условились. Это я тебе возвращаю, — Оценщик полез за пазуху, достал «Карсид», вручил; из пригоршни ссыпал Белегу в карман патроны и оставил руку протянутой: — Ты мне тоже оставь, что принес, господин Коммивояжер. Так уж, для порядка.

Белег расстегнул на запястье ремешок.

— Мда-а… невесть что… Что это, что пукалка твоя. Ты бы сказал: я бы подогнал что-нибудь поприличнее. Недорого и исключительно из профессиональной солидарности. Могу хоть сейчас совершенно новый Lango устроить, прямо в заводской смазке.

— Не надо.

— Ну как знаешь, — и, не оборачиваясь, положил хронометр на прилавок: — Солнце, почисти.

— Тебе не приходило в голову, что у них взрывчатки полподвала? — спросил Турин, когда вышли обратно в проулок, и Ру на прощание буркнул — заверил, что часы подлежат ремонту. В проулке, впрочем, уже не толпились, не пели, и народ в основном разошелся.

— Не исключено. В других обстоятельствах сюда действительно следовало бы идти со штурмовой командой.

— Признаюсь, даже обстоятельства меня не убедили, — заметил Турин. — Может, Ордиля натравить? Или сразу Орофера? Они тут все по дощечке разберут, вдруг и камень где-то под рваными калошами лежит?

— Не думаю.

— Да почему?! — Турин обернулся, понизил голос. — Может, пока король думал, эти-то уже потеряли всякое терпение? Двадцать лет, считай… Наверное, у них там тоже всякие мнения имеются! Может, пора было хоть что-то такое совершить? Показательно. Неплохой же план: организовали, гномы действовали как бы сами, а потом через пару месяцев они всплывут и предложат выкупить, а эти — по завету клятвы порешат их в праведном гневе. На выходе всё в елочку: взято силой, стыдиться нечего, заодно и временного владельца внешние обстоятельства покарали, но за его смерть вроде как отомстили! Каково?

Они шли обратно между домиков Клубка, избегая мелькающих в проулках жителей. Те как будто внимания не обращали, но обманываться не стоило: своих здесь знали наперечет, а не заметить Турина мог бы только совсем невнимательный взгляд.

— А? Чем не версия? Вот как ты ее подтвердишь или опровергнешь? Как?! — молодой человек тряхнул головой и остановился, упрямо сложил руки на груди. Белег тоже остановился, обернулся на него. — Ну… нет… Ну нет!

***16 часов 12 минут

К вечеру зарядил дождь.

Пошел сперва мелкой моросью, запылил над рекой, облизал до блеска город, а потом, не сдержавшись, хлынул полной силой. Улицы, и так полупустые, опустели вовсе и быстро заполнились стремительными потоками воды.

Днем все продолжалось в тех же дворцовых коридорах: бумаги, рапорты, протоколы и новые бесконечные разговоры. Ордиль тратил время, играя в гляделки с Родвином, половина разведуправления увлеченно перебирала изъятый архив и, судя по довольным лицам, находила там вдоволь занятного. «Голодримские сказочки на случай большого шухера?» — предположил Турин, когда заглянули переговорить, но вышедший Халькон и бровью не повел.

По-настоящему интересное выяснилось — подтвердилось скорее — только одно: в мастерской Англазара заказывали футляры для изделий в разных местах — обычные и особенные, дорогие и подешевле, поменьше, побогаче, попричудливее. Оказалось, некоторые мастера предпочитают брать даже небольшие мудреные заказы, чтобы угодить старым клиентам, но иногда передают их на сторону — так и быстрее, и выгоднее. Мастер Килиндин очень просил не предавать огласке и все же признался: некоторые шкатулки — штучные, деревянные, из ценных пород, ему делает родственник мужа сестры — краснодеревщик Фрар, сын Ондина. Как именно пристроить к делу эту информацию, теперь ломала голову вся полицейская розыскная группа и Марондир вместе с нею.

Во дворце было шумно, но царила уже не истерика первых часов, а скорее нервная суета; в просторных залах и коридорах иной раз казалось даже тесновато — не протолкнуться от чиновников, снующих ординарцев, порученцев и секретарей; на каждом этаже выставили посты.